Глава 22

Автобус грохочет по разбитой трассе, подбрасывая на колдобинах. Я прижимаю лоб к холодному стеклу, наблюдая, как за окном мелькают огни придорожных кафе. Запах бензина смешивается с ароматом чьих-то чипсов с луком. Сзади плачет ребенок, а водитель ругается по рации на хриплом диалекте.

Билет мнут в кармане. *Рейс 405. Место 12*. Хлоя нарисовала смайлик на обороте — улыбка кривая, как моя решимость.

Глаза слипаются. Последние три ночи без сна дают о себе знать — веки тяжелые, мысли путаются. Засыпаю под стук дворников, которые безуспешно смахивают дождь.

Резкий толчок будит меня. Автобус стоит на обочине, мотор глухо урчит. За дверью слышу приглушенные голоса.

— ...пять минут, не больше, — говорит водитель, открывая дверь.

Холодный воздух врывается в салон. Я потягиваюсь, поправляя сбившийся шарф, и замираю.

На ступеньках стоит Альберт.

Без пальто, большое мускулистое тело в простой черной водолазке и джинсах. Волосы растрепаны ветром, на щеках — следы усталости. Он медленно поднимается по ступенькам, взгляд скользит по рядам, пока не останавливается на мне.

— Выходи, — говорит тихо, но так, что слышно даже через шум мотора.

Сердце колотится где-то в горле. Соседка с ребенком перестает качать коляску, наблюдая за нами.

— Я... еду домой, — отвечаю, сжимая подлокотники.

Он садится на свободное место, разворачивается ко мне. Руки лежат на коленях — никаких колец, часов. Просто... человек.

— Доедешь до города — будет полночь. Рейсов дальше нет до утра. — Голос ровный, без привычной насмешки. — Я отвезу тебя. Быстрее будет.

Ребенок сзади начинает хныкать. Альберт морщится, проводит рукой по щетине.

— Почему? — спрашиваю, ища в его лице подвох.

— Ты не в состоянии доехать на этом ушатаном корыте. — Он кивает на треснувшее окно. — А я...

Пауза. Впервые слышу, как он подбирает слова.

— Я должен.

— Не твоя обязанность.

— Моя. — Он поворачивается, и я наконец встречаю его взгляд. Усталый. Человечный.

Альберт встает, наклоняясь к чемодану.

— Не трогай, — шиплю, хватая ручку.

Он отдергивает ладонь, будто обжегся. Глаза сужаются, но не от злости — словно пытается разгадать ребус.

— Если через пять минут передумаешь — вернёшься. — засовывает руки в карманы  Обещаю. 

Соседка фыркает, прикрывая ребенка пледами. Альберт поворачивается к выходу, спускается на ступеньку. Останавливается, не оборачиваясь:

— Твой выбор.

Водитель заводит мотор. Дверь начинает медленно закрываться.

Я хватаю чемодан, спотыкаюсь о ногу соседа. Альберт ловит меня за локоть, ставит на землю. Его ладонь теплая, шершавая.

— Спасибо, — бормочу, вырываюсь.

Он кивает, подходит к черному «Лексусу», припаркованному за автобусом. Открывает багажник, берет мой чемодан без спроса.

— Садись. — Бросает через плечо, залезая за руль.

Салон пахнет кофе и свежей кожей. На панели — термос и смятая карта. Сажусь на пассажирское. Альберт включает печку, направляет дефлектор на меня.

— Пристёгивайся.

Альберт аккуратно объезжает ямы, хотя дорога пустынна. Большой палец изредка постукивает по рулю.

— Спи, если хочешь, — говорит, не глядя. — Семь часов езды.

— Не хочу.

Он вздыхает, включает поворотник. Автобус уже уехал, оставив нас на пустынной дороге.

Первые полчаса едем молча. Он не включает музыку, не курит. Просто смотрит на дорогу, изредка проверяя зеркала. Я краем глаза изучаю его профиль — расслабленные брови, губы без привычной усмешки. Рука сама тянется поправить сбившийся ворот водолазки. 

Черт, что я делаю?

Он ловит мою кисть. Нежно, без привычной силы. 

— Не надо. 

— Почему? — Не отдергиваю руку. 

— Потому что если ты дотронешься — мне придётся остановить машину. — Выпускает пальцы, возвращая руль в обе руки. — А мы должны доехать. 

— Почему ты здесь? — не выдерживаю.

— Кристи отследила твой билет. — Отвечает просто, как констатирует погоду. — Сказала, что ты сбежала.

— Не сбежала. Уехала.

— Для меня это одно и то же.

Молчим еще километров десять. Начинает моросить дождь. Он включает дворники, скорость — средняя, аккуратная. Неузнаваемо.

— Ты... не на работе, — замечаю.

— Взял себе отгул. — Сжимает руль, костяшки белеют. — На неделю.

— Из-за меня?

— Из-за моего поведения. — Поворачивает голову, впервые за поездку смотрит на меня так долго. Глаза темные, без привычного огня. — Прости.

Слово повисает между нами, как невидимый мост. Я перебираю прядь волос, стараясь не дрогнуть.

— За что? За то, что вломился ко мне? Или за то, что чуть не...

— За всё. — Перебивает резко, добавляет газ. — Я перегнул палку.

Смотрю на его руки. На среднем пальце — след от кольца, которого сейчас нет.

— Почему ты вообще приехал? — спрашиваю тише.

Он долго молчит. На дороге появляется знак «146 миль до города».

— Потому что не хочу, чтобы ты боялась садиться в автобусы, — наконец говорит. — И... — замолкает, перестраивается на пустую полосу. — И потому что мне нужно было убедиться, что ты в порядке.

Сердце делает сальто.

Отворачиваюсь к окну, чтобы скрыть предательскую улыбку. В отражении вижу, как он смотрит на меня — короткий взгляд, полный чего-то, что я не решаюсь назвать.

— Спи, Амалия, — повторяет он мягче. — Я разбужу у твоего дома.

Закрываю глаза, притворяюсь, что подчиняюсь. Сквозь ресницы наблюдаю, как он поправляет зеркало, чтобы видеть меня. Как его рука тянется к термосу, но останавливается, чтобы не шуметь.

Дождь усиливается превращаясь в сплошную стену воды за окнами. Впервые за месяцы я чувствую... безопасность. Страшнее всего.

Альберт снижает скорость, фары прорезают мокрую пелену. Я снова краду взгляд в его сторону: его челюсть напряжена, но пальцы на руле расслаблены. Не та угроза из клуба.

Кажется Альберт заметил, что я разглядываю его, вместо того, чтобы спать.— Кофе? — Он достаёт термос из подстаканника, не отрывая глаз от дороги. 

— Ты же не пьёшь с сахаром. 

— Для гостей держу. — Лёгкая искорка в голосе. Откручивает крышку, пар клубится между нами. 

Беру термос, обжигая пальцы. Сладкий. Очень. Как детское какао. 

— Ты... добавляешь три ложки? — Поднимаю бровь. 

Он резко перестраивается, обгоняя фуру. Брызги грязи бьют в лобовое. 

— Лора любит сладкое. — Губы дрогнули в подобии улыбки. — Иногда беру её с собой в поездки. 

Представляю его с огромной овчаркой на пассажирском сиденье. Смешок вырывается сам собой. 

— Что? — Поворачивает голову на долю секунды. 

— Ничего. Просто... не ожидала, что ты разрешаешь ей на переднее. 

— Она ненавидит багажник и заднее сиденье. — Он стучит пальцами по рулю в ритме дворников. — Лает, пока не пересядешь. 

Молчим, слушая шум дождя. Кофе согревает ладони. Рискну: 

— Почему Лора? 

Он долго не отвечает. На спидометре стрелка ползёт вниз — 90, 85, 80. 

— Сестра. — Выдыхает, будто выдавливает слово клещами. — Назвал в её честь. 

Сердце замирает. В зеркале вижу, как его зрачки расширяются. 

— Она... 

— Погибла. — Резко давит на тормоз, съезжая на заправку. «Шеврон» мигает жёлтым светом. — Заправлюсь.

Выскакивает под дождь без куртки. Слежу, как он сутулится у колонки, одной рукой поправляя пистолет, другой — заслоняясь от ветра. Вода стекает по его спине, делая водолазку чёрной. 

Возвращается мокрый, с пакетом в руках. Швыряет мне шоколадку «Сникерс» и бутылку воды. 

— Ешь. Похоже, ужин пропустила. 

Разворачиваю обёртку. Он включает подогрев сидений, холод сменяется теплом. 

— Спасибо. — Ломаю плитку, протягиваю половину. 

Он смотрит на шоколад, будто это экзотический фрукт. Берёт аккуратно, отламывает кусочек. 

— Лора... сестра... она старшая была? — осторожно спрашиваю. 

Жуёт медленно, глядя на радугу от бензина в луже. 

— Близнец. — Вытирает пальцы салфеткой, мнёт её в комок. — Погибла в четырнадцать. Я за рулём. 

Воздух становится густым. Давит на грудь. 

— Альберт... 

— Не надо. — Включает передачу, выезжая на трассу. — Просто... не говори никому. 

Киваю, глотая шоколад, который вдруг стал горьким. Его рука лежит на рычаге КПП — вены выпирают, как верёвки. 

Через двадцать минут он резко сворачивает на смотровую площадку. Глушит двигатель. В тишине слышно, как дождь бьёт по крыше. 

— Видишь вон тот мост? — Показывает на огни вдалеке. — Там она вылетела за перила. 

Сжимаю подлокотник, чувствуя, как холодеют пальцы. 

— Я был пьян. — Говорит в темноту, лицо скрыто тенью. — Вечеринка после экзаменов. Она умоляла не садиться за руль. 

Первый раз слышу дрожь в его голосе. Неуловимая, как паутина. 

— Почему ты... 

— Почему живой? — Перебивает, горько усмехаясь. — Выбросило на берег. Она... не пристёгнута была. 

Платок появляется перед моим лицом. Только сейчас понимаю, что плачу. 

— Вот почему ненавижу пьяных за рулём. — Он поворачивается, и лунный свет выхватывает мокрую полосу на щеке. — И тех, кто их покрывает. 

Его палец касается моей руки — быстро, как ожог. 

— Поедем. Родители заждались. 

Заводит мотор. Навигатор показывает 55 миль до города. Едем молча, но теперь тишина другая — тяжёлая, но не враждебная. 

— Альберт? — Рискну нарушить затишье у самой развязки. 

— Мм? 

— Спасибо. Что... довёз. 

Кивает, сворачивая на съезд. Указатель «Добро пожаловать в Хартсвилль» мелькает за окном. 

— Придётся остановиться. — Показывает на горящую вывеску мотеля. — Резина шумит. 

Недоверчиво выхожу за мужчиной.Ресепшен пахнет плесенью и лавандовым освежителем. Альберт стучит по колокольчику, вызывая сонного clerk'а. 

— Номер на двоих, — говорит, кладя на стойку кредитку. 

— Нет! — Вырываю руку, которую он не успел схватить. — Я не... 

— Две кровати, — уточняет он, не глядя на меня. — И чайник. 

Комната 214. Зелёные обои в цветочек, скрипучий паркет. Он ставит чемодан у двери, проверяет замок. 

— Ты на левой. — Кивает на кровать у окна. — Я залью антифриз. 

Возвращается через десять минут с пакетами. Ставит на тумбочку бутылку воды и новую зубную щётку. 

— Спать. — Командует, снимая ботинки. — В семь выезжаем. 

Ложусь, не раздеваясь. Он гасит свет, остаётся в джинсах и майке. Поворачиваюсь на бок, наблюдая, как он сидит на краю своей кровати, склонив голову в руках. 

— Альберт? 

— Спи. 

— Ты... простил себя? 

Тень его спины замирает. Снаружи проезжает грузовик, свет фар скользит по стене. 

— Научился жить с этим. — Шёпот едва долетает.

Утром просыпаюсь от запаха кофе. Он стоит у окна с бумажным стаканом, уже выбритый. На столе — горячий завтрак из заправки. 

— Ванна свободна, — бросает через плечо. — Через полчаса выезжаем. 

В душевой нахожу новое полотенце и пробник шампуня без запаха. Когда возвращаюсь, он скручивает провод от зарядки, прячет ноутбук в сумку. 

— Твои родители... — начинает он, загружая вещи в машину. — Они знают, что ты едешь с... 

— С боссом? — Завершаю фразу, натягивая кроссовки. 

— С тем, кто тебя... 

— Нет. — Перебиваю резче, чем хотелось. — И не узнают. 

Он хлопает багажником, ключи звенят в его руке. 

— Садись. Осталось двадцать минут. 

Когда въезжаем в наш посёлок, первое, что вижу — маму на крыльце. Она машет фартуком, папа рядом снимает нас на телефон. 

— Стой здесь, — прошу у поворота. — Они... не поймут. 

Он притормаживает под старым клёном. Берёт мою руку, переворачивает ладонью вверх. Кладет какой-то ключ.

— Когда вернёшься... если захочешь... — Впервые запинается. — Дверь будет открыта. 

Выскакиваю под крики «доченька!», даже не попрощавшись. Только обернувшись у калитки, вижу, как «Лексус» медленно исчезает за поворотом. В кармане жжёт металл — зубчатый ключ и крошка шоколада, застрявшая в насечках.