VIII. Удачи, госпожа Розенберг

Рита проснулась от звона тарелок и распахнула глаза, с удивлением озираясь. Артур расставлял на небольшом столике чашки и тарелки, но, завидев удивление Риты, рассмеялся.

— Я попросил принести завтрак в номер, если Вы не против, — юноша придвинул столик к кровати, и девушка лениво выбралась из-под одеяла.

— Я не голодна, — холодно ответила Рита, пододвинув к себе тарелку с круассаном. — Пахнет вкусно.

— Так и знал, что Вам понравится... — Артур не успел договорить — девушка отставила тарелку и забилась в угол кровати, уткнувшись лицом в колени. — Маргарита?

— Я хочу домой.

    Филипповский изменился в лице и оставил кофе, подсев чуть ближе, но всё ещё держал дистанцию. Он не хотел нарушать личное пространство Риты, да и боялся, что она вцепится ему в лицо ногтями. Рита была бомбой замедленного действия, гранатой с сорванной чекой, и от взрыва его могли отделять считанные секунды.

— Вы плакали во сне, — неуверенно начал Артур, и червячок страха начал точить его сердце. Он осознавал, что затронул опасную тему, болезненную для Риты и оттого запретную для всех.

— Мне снился мой покойный жених. Последний раз я видела эти кошмары пару месяцев назад.

— А потом?

— А потом мне начала сниться Камилла, — Маргарита хрипло рассмеялась и зашлась в кашле — горло пересохло. Журналистка вздохнула, опечаленная нахлынувшими воспоминаниями, но не решилась придвинуться к собеседнику. Рита всегда старалась оградиться от окружающих, держаться особняком и не реагировать на внешние раздражители, и до появления Олега и Артура у неё это получалось: желающих заглянуть в душу мрачной госпожи Розенберг не было. К Олегу Рита испытывала необоснованное доверие, и сама не могла понять причину, из-за чего находилась в постоянных раздумьях. Чем молодой психолог сумел привлечь её внимание?

    Ответ напрашивался сам собой, но Рита предпочитала отмахиваться. Олег был чертовски похож на Антуана, и этим пугал её. В добрых умных глазах Олега читалась простота, он пытался найти к ней подход, но понять Риту он не смог бы никогда. Будь Олег хоть трижды лучшим психологом, хоть самым квалифицированным и образованным врачом в мире — сердце и душа Риты для него были под замком.

     Артур был совсем другим. Рита сомневалась, может ли она понять его. Филипповский любил произвести впечатление и казался пафосным мальчишкой, и вместе с этим он просидел у её постели всю ночь не смыкая глаз. Он казался спокойным, но был готов сорваться, если видел, что ей угрожает опасность. Артур Филипповский выглядел счастливым, но почему большинство его улыбок были неестественными, будто кто-то вырезал их на безликом лице? Его жесты внешне были так изящны и привлекательны, а манеры — безупречны, но отчего его походка так тяжела и так пусты его очаровательные бархатные глаза?

— Вы потеряли стольких, кто был в Вашем сердце...

— Что же, моё сердце — кладбище? — удивлённо переспросила Маргарита, до конца не осознавая, как точно попала с определением. — А какое же Ваше сердце? — неожиданно вырвалось у Риты.

    Артур задумался: тонкие брови нахмурились, и на белом лбу пролегла небольшая складка. Маргарита поймала себя на мысли, что с возрастом морщины только украсят его — черты лица станут чуть жёстче и юношеская нежность исчезнет, уступив место сдержанной мужественности.

— В моём сердце не так много места, и хранит оно Господа, искусство и... — он как-то странно взглянул на Риту, отрицательно покачал головой, укоряя самого себя, и продолжил: — и всё. Я никогда не любил другого человека. В том плане... — он замялся.

— Как партнёра? Как члена семьи?

— И то, и другое.

— А что насчёт Вэня? Он был искренне рад Вам.

— Вэнь... Он мне очень дорог, он сотни раз выручал меня и помогал, — и тут же спохватился: — Маргарита, он ужасный человек и делал плохие вещи.

— Да, я это поняла, не зря же он сидит в тюрьме, — растерянность прошла, и вернулась привычная язвительность. Рита взяла кофе и шумно сделала глоток, поморщившись и отставив его, прикусив обожжённую губу.

— Мне трудно дорожить человеком, который творил то, за что будет гореть в аду. И я не лучше, — Филипповский отвернулся к окну, подставив лицо солнечному свету.

— Мне всё равно, — раздражённо ответила Маргарита.

— Марго, ещё недавно Вы вели себя, как испуганная маленькая девочка. Кстати, без косметики Вы так же очаровательны, как и с ней, — лукавая улыбка заиграла на устах Артура, и он вернулся в своё привычное состояние, подавив мимолётную слабость.

— Я знаю, — приятное тепло разлилось в груди Риты. Она жила для того, чтобы окружающие осознавали то, насколько она прекрасна, и молодая Розенберг не могла не радоваться, когда ей говорили комплименты.

— Кем был Ваш жених? — Артур снова решился ступить на опасную тропу и даже сел ближе, неотрывно смотря в светлые зелёные глаза Риты, обрамлённые короткими пушистыми ресницами. Он видел глаза Шан Ксу, и похожи они были только по цвету. Безусловно, глаза Камиллы Розенберг были самыми красивыми в мире, но в душу смотрели только глаза Риты. Камилла была идеальной внешне, но Артур так и не смог разглядеть того, что было в её сердце. Словно там была зияющая дыра. Риту нельзя было назвать красавицей по стандартам общества, но Артур был готов поклясться, что таких девушек он не встречал и не встретит больше никогда.  Для эксцентричного и неординарного Филипповского Рита была эталоном. Сердце Маргариты было так же закрыто для него, но он знал, что оно скрывает многое. Он был уверен.

    Маргарита говорила, что она пустышка. Она может казаться такой для кого угодно, но только не для Артура.

— Полицейским. Обычный офицер, — Рита снова взялась за кофе, не обращая внимания на то, что он не остыл. — Он был очень добрым и упрямым человеком. Он заменил мне семью.

— У Вас проблемы с семьёй? — вопросительно вскинул бровь Артур. Рита открывалась ему совсем с другой стороны, и это не могло не удивлять Филипповского.

— Небольшие. Я стараюсь как можно меньше общаться с ними. Родители звонили мне последний раз пару месяцев назад... Отец звонил. С матерью я разругалась полностью ещё в конце прошлого года. Ну и ладно, мне же лучше, — в словах Маргариты звучала искренняя неприязнь. — Я люблю свою семью, но наша любовь крепче на расстоянии.

— Понимаю, — юноша тихо рассмеялся, завидев кривую улыбку собеседницы. — У нас тоже напряжённые отношения. Родители всегда ожидают от меня самого лучшего.

— От меня они ничего не ждут. Я — разочарование, — с гордостью заявила Рита, встав с кровати и направившись в ванную. — Я не хочу говорить об этом, Артур.

    Рита скрылась за дверью, и Филипповский устало вздохнул. Ему было не привыкать к бессонным ночам, но компания Марго выматывала морально. Артуру нравилось находиться рядом с Ритой, но попытки войти к ней в доверие забирали больше сил, чем изнурительные тренировки.

    Сама Розенберг испытывала к Артуру смешанные чувства. С одной стороны Артур успел много раз помочь ей, с другой Рита не была признательна ему за это. В Артуре она видела слабака, но сомнение уже закралось в душу журналистки.

    Маргарита подняла голову, рассматривая в зеркале своё усталое лицо и заплаканные глаза. Девушка всматривалась в свои черты, время от времени хмурясь, а затем отшатнулась. Рита не узнавала себя. Лицо, смотрящее на неё из зеркальной глади, было совершенно незнакомым. Оно было чужим, уродливым и пугающим, и это заставило Маргариту ошалеть: что же произошло с ней?

    Девушка снова кинулась к зеркалу, прикоснулась к щекам, схватила растрёпанные волосы. Ничто из этого не принадлежало Рите. За одну ночь она превратилась в другого человека.

    Шумно сглотнув, Рита бросилась в душ, окатив себя ледяной водой. Такого не могло быть, это наваждение и не более!

    Душ не помог, и Рита села, обняв колени и разревевшись. А её ли эти колени? Её ли это руки? Всхлипнув, Рита впилась острыми ногтями в свои бёдра, взвыв от боли. Но кому она делает больно и чьи слёзы льются по щекам? Девушка продолжала царапать их, будто причиняла боль не себе, а кому-то другому. Кому-то, с кем она делила это тщедушное тельце.

    Рита очнулась только тогда, когда увидела, что содрала кожу до крови. Руки всё ещё казались чужими. Всё ещё принадлежали неведомой твари, овладевшей ею. Рита не верила в одержимость, но и сил признать то, что она больная, не находила. Как и всегда, Маргарита Розенберг балансировала на тонкой грани между безумием и здравым смыслом, и стремительно склонялась к первому.

    Девушка поднялась на дрожащих ногах и отёрла бёдра и руки, неожиданно осознав, что всё это время она сидела под ледяной водой.

    Когда Маргарита вышла из душа, её тут же встретил Артур.

— Слава Богу, живы! — юноша внимательно осмотрел открытые части тела, удивившись каменному спокойствию Риты. — Что с Вами?

— Ничего, — убито бросила Розенберг.

— Я кричал Вам и уже собирался ломать дверь... — смущённо пролепетал Филипповский.

— Да? — искренне удивилась Маргарита. — Я ничего не слышала.

    Наступила неловкая пауза. Юноша смотрел на неё, такую испуганную и потерянную, и сердце его сжалось от жалости.

— Я подожду Вас в коридоре... — он направился на выход, спиной чувствуя этот пристальный и недоумевающий взгляд.

— Спасибо Вам, — медленно пробормотала Рита. И, подумав ещё добавила: — Я хочу домой.

    Артур скрылся за дверью, оглянувшись напоследок, и Рита схватила в руки телефон. Как и ожидалось, пара десятков сообщений от Олега.

    Олег... Впервые она так хотела, чтобы он был рядом.

    И поэтому стоило ей только вернуться домой, как она кинулась в его объятия. Всё, что происходило до этого, осталось в тумане, и ничего не осталось вокруг, кроме её непослушного тела и его крепких заботливых рук.

— Чего ты? Соскучилась? — Державин смотрел на неё в растерянности, но не отпускал. Рита не ответила, уткнувшись в плечо, с наслаждением вдохнув запах его парфюма и выпечки. Рита поклялась самой себе на всякий случай запомнить этот запах. Запах перечной мяты, свежезаваренного чая и горячей выпечки, вишнёвого пирога или ещё чего-то безумно вкусного.

— Я не знаю, кто я, — Рита отшатнулась, начав мерять шагами прихожую, озираясь, судорожно хватая саму себя за запястья или отвешивая пощёчины.

— Что? — Олег поймал её, потянув в гостиную и чуть ли не силой усадив на диван. — Расскажи всё по порядку.

— Почему я не узнаю себя? Я не знаю, моё ли это тело, мой ли голос... Кем я являюсь? Я ли это или... — девушка растеряла всё спокойствие, тараторила быстро и бессвязно, попутно рассказывая обрывки сна и встречу с господином Чжоу. Слова Риты, как и её мысли, наслаивались одни на другие, и на выходе вместо рассказа появлялся пустой набор слов, в котором с трудом можно было найти смысл.

— Рита, тише, — тон Олега стал мягче и сдержаннее, а в глазах появился холодный блеск. Мужчина вовремя успел надеть маску психолога, и слушал девушку скорее как пациента, нежели друга. — Всё будет хорошо.

    Это стало последней каплей: Рита третий раз за сутки зашлась в рыданиях. Девушка рвано всхлипывала, схватив себя за голову. Слишком долго она держалась без слёз, слишком долго скрывала эмоции, и теперь они рвались наружу. Злость, безудержная злость охватывала Риту, и неизвестно, на что же она больше. Всё смешалось воедино, и одно казалось предельно ясным: вчера Артур не должен был останавливать её. Возможно, так было бы правильнее.

— Рита... — маска хладнокровия дала трещину, и Державин сел рядом, прижимая девушку к себе. Казалось бы, Олег видел достаточно чужих страданий, чтобы не реагировать на них, но его поражало, что он видит страдания Риты. Маргариты Розенберг, жестокой и грубой журналистки, девушки, которая могла нахамить любому, если оказалось задето её хрупкое эго, опасной для общества сумасшедшей, способной в порыве ярости нанести увечья как другим, так и себе. Это бесчеловечное существо рыдало на его груди, хваталось за одежду и что-то шептало.

— Вчера он спас меня... Он не должен был делать этого, — поставленная речь Маргариты исчезла без следа: она заикалась и путалась в словах, глотая слёзы. — Я ненавижу себя... Я всегда хотела быть кем-то другим... Но... Я хочу считать себя собой...

    Олег осторожно гладил девушку по голове, перебирая пальцами мягкие локоны, понимая, что оставлять её в таком состоянии опасно, как и говорить с ней.

— Я не хочу больше жить, — едва слышно проговорила Рита. Розенберг будто потеряла рассудок, и Державин был готов поклясться, что это ощутимо физически. Рита была находкой для психиатра, и такие, как она, проходили лечение в специальных учреждениях. Но Рите там было не место. Рита сгнила бы заживо. Рита уже начала гнить, и её душа источала зловоние смерти и разложения.

— Я могу дать тебе успокоительного... Ты сейчас не в состоянии говорить, — Державин встал с дивана, став перед девушкой на колено, пристально глядя на её измождённое лицо. Утирая слёзы, Олег не мог понять, что послужило причиной столь сильных волнений? То, что Рита всегда притворялась? Время, которое она провела с Филипповским? Страшный сон, напомнивший ей переломный момент в жизни?

    Рита не ответила и рухнула в обморок. Успокоительные ей уже не требовались: она выплакала всё, что накопилось за последнее время, и этого оказалось достаточно.

    Девушка очнулась спустя почти двенадцать часов, не скрыв удивления. Она была переодета в ночную рубашку, и злость тут же накрыла журналистку: какого чёрта Державин трогал её? Что он делал с ней, пока она была в отключке?

    Рита сжала челюсть, зарычав. От былой слабости не осталось и следа: вернулась знакомая отрешённость, а сама журналистка стыдилась своих слёз.

    Неожиданная мысль озарила Риту, и девушка бросилась к ноутбуку. Пальцы запорхали над клавиатурой, набирая текст. Понадобилось всего несколько минут — шедевры Маргарита создавала быстро, и статьи, приносившие наибольшие доходы, чаще всего создавались в «заметках» по пути домой.

    Выждав минуту, любуясь готовым текстом, Рита торжественно отправила статью редактору. Ответ не заставил себя долго ждать: тут же зазвонил телефон, и довольная Маргарита взяла трубку.

— У Вас великолепная реакция, — протянула девушка, зная, что последует дальше.

— Где ты берёшь эти сенсации, Розенберг? — восторженный голос редактора заставил Риту расплыться в улыбке.

— Нужно уметь искать, Джон. Работа минимальная, но вся Европа узнает о бесчинстве властей на примере господина Чжоу.  О бесчинстве и их тупости и узколобости. Они не замечали того, что творится у них под носом!

— Только что значит тот его стишок? Кстати, найдёшь ещё информацию про эту террористическую паутину — с меня премия.

— С тебя уже премия.

— Маргарет, да за это я готов весь мир к твоим ножкам кинуть! — лживый льстец. Рита осознавала, что такое отношение к ней будет ровно до того момента, пока она пользуется популярностью, но Рита не могла упустить возможности послушать столь сладкую ложь, а заодно заработать кругленькую сумму.

    Рита с замиранием сердца дожидалась обновления сайта — вознаграждение за проделанную работу Джон прислал тут же, и сильнее всего она переживала за публикацию. Маргарита взвизгнула и радостно запрыгала по комнате, когда статья о китайской тюрьме, царящем беспределе и печально известном господине Чжоу оказалась опубликована. Мрачный и загадочный террорист, уже на протяжении пяти лет подогревавший к себе интерес закрытостью и отсутствием интервью как от самого господина Чжоу, так и от полиции, был золотой жилой, выгоду от которой Рита получила без особых трудностей.

— Ты уже проснулась? — Олег заглянул в комнату, с удивлением отметив, что ещё недавно скулящая от разрывающих её чувств Рита танцевала, счастливо улыбаясь.

— Скорее читай! — Розенберг кинулась к мужчине, всучив ему телефон. Олег не успел даже начать читать — помешал очередной звонок. Рита нахмурилась и выхватила смартфон. Звонил Артур.

— Что ты наделала?! — впервые в голосе юноши звенел металл. — Что ты натворила?!

— Не упустила возможности опубликовать сенсацию, — Рита же говорила так, будто ничего не произошло. Будто для неё это было обыденное дело.

— Ты понимаешь, что с тобой сделают?

— Начнут охоту китайские власти? — не осталась в долгу Маргарита.

— О, нет, просто так ты не отделаешься. Жди мести от господина Чжоу, — Артур истерически хохотнул, но чувствовалось, что он сам не на шутку испуган.

— Он сидит в тюрьме, не сможет же он убить меня, сидя в камере.

— А, я тебя не предупредил? Понадеялся на твою разумность. Через два дня господин Чжоу заканчивает отбывать наказание и выходит на свободу. Удачи Вам, госпожа Розенберг, больше я ничем не смогу Вам помочь.