Глава 33

— Ты на машине? — спрашиваю я Вэнса, зная, что он все ещё стоит рядом.

— Да, а что?

— Нам надо в больницу, — я начинаю идти, даже не зная, в том ли направлении стоит машина Вэнса.

Он не останавливает меня, значит я все делаю верно. Он не разговаривает, и я рада этому, если, конечно, сейчас могу радоваться. У меня все ещё трясутся руки и колени, но я заставляю себя идти. Замечаю машину Вэнса и, сама того не замечая, начинаю шагать быстрее.

Не дождавшись, пока Вэнс подойдет, дергаю за дверь, но она не поддается. Черт, все происходит слишком медленно! Мне хочется крикнуть, чтобы Вэнс двигал своими ногами быстрее, но тут срабатывает щелчок, и я с легкостью открываю дверь, садясь на переднее сиденье. Вэнс занимает место за рулем и пытается выехать со школьной парковки, на которой сейчас стоит слишком много машин. Я сижу, смотря прямо на дорогу и сжимая юбку в кулаках, потому что мне хочется просто выпрыгнуть из машины и бежать в больницу самостоятельно.

Вэнс наконец выезжает и прибавляет скорость. Я не могу дышать, мне кажется, что мы едем недостаточно быстро и можем опоздать. Но я молчу. Наверное, стоит сейчас кричать? Или плакать? Но я не могу. Все мои мысли возвращаются в школу, где мы с Айзеком счастливо танцуем и признаемся друг другу в любви, а уже в следующее мгновение на улице ругаемся, и он уезжает. Мне надо было его удержать. Схватиться за него и не отпускать, потому что тогда ничего не произошло бы.

Машина еще даже не до конца останавливается, а я выпрыгиваю из нее и бегу к дверям больницы. Каждая секунда на исходе. За стойкой сидит молодая женщина и с кем-то разговаривает по телефону. Увидев меня, она заканчивает разговор и спрашивает:

— Чем могу вам помочь?

— К вам поступил Айзек Хэмсвел. Мне нужно срочно к нему, — я стучу пальцами по стойке и пытаюсь спокойно дышать.

— Девушка, успокойтесь, пожалуйста. Во-первых, мне нужно, чтобы вы заполнили эти бланки, — она протягивает мне листочки. — А, во-вторых, мистер Хэмсвел сейчас в реанимации, так что после заполнения этих бумаг вам придется пройти в зал ожидания, пока его не переведут в палату. И... — она запинается, внимательно смотря на меня. — Вам лучше сходить в уборочную.

Это сейчас последнее, что меня волнует. Я заполняю те графы в бланке, которые знаю, и, отдав их медсестре, иду в уборную. Закрыв кабинку, я медленно скатываюсь на пол и пытаюсь сдержать слезы. Он в реанимации. Он борется за свою жизнь. Он должен бороться. Он не сдастся. Я знаю. Я сижу на холодном полу, продолжая утирать слезы, и прошу, сама не знаю кого, чтобы с Айзеком все было в порядке.

Спустя некоторое время поднимаюсь с пола и выхожу из кабинки. В зеркале на меня смотрит девушка с растекшимся макияжем и красными, опухшими глазами. Прическа стала разваливаться, на платье — какие-то комки грязи. Я совсем не похожа на ту девушку, что была несколько часов назад. Включаю холодную воду и начинаю отмывать руки, возвращая им чистый вид. Затем начинаю смывать макияж, впиваясь пальцами так, будто вместе с макияжем я открою глаза, и все будет в порядке.

Открываю глаза и все еще нахожусь в уборной больницу. Кожа раскраснелась из-за того, как сильно я ее терла, и я быстро хватаю несколько бумажных полотенец, чтобы вытереть капельки воды и слезы. Слезы, которые все еще текут по моему лицу, но я уже их не чувствую. Выхожу из уборной и вижу Вэнса, который сидит на одном из стульев. Он сразу же замечает меня и бросается ко мне.

— Что говорят врачи?

— Я не знаю. Он в реанимации. Они просят ждать.

— Хорошо, пойдем и сядем. Пока мы ничего не можем сделать.

Мы садимся на два стула и молчим. Что говорить в таких ситуациях? Я смотрю на пациентов, которые проходят мимо меня, на таких же людей, как и мы, которые ждут вестей о своих близких. Почему я сижу здесь? Почему Айзек сейчас там? Почему мы были так глупы, чтобы допустить эту ситуацию?

Я снова начинаю плакать, представляя в голове тысячи вариантов, каждый хуже предыдущего. Голова от этого начинает кружиться, и меня начинает тошнить. Я опускаю голову и прячу ее в ладони. Мне нужно знать, что он в порядке. Мне нужен Айзек.

Мы сидим в зале ожидания около трех часов. Вэнс приносит мне перекусить, но я отказываюсь. У стойки, там, где совсем недавно стояла я, замечаю пару, которая выделяется среди всех людей в этом помещении. Узнаю в них родителей Айзека, которые тоже что-то заполняют, а затем им указывают в нашу сторону, и они поворачиваются. Глаза миссис Хэмсвел чуть покрасневшие, как будто она плакала всю поездку, но пыталась держаться изо всех сил. Мистер Хэмсвел выглядит не лучше. Его обычно выглаженная одежда сейчас полностью помята, будто они схватили первые попавшиеся вещи. Наверное, так и было. В конце концов, Айзек их сын.

Они подходят ко мне, и я встаю, когда они оказываются совсем близко.

— Что случилось? — спрашивает миссис Хэмсвел.

Я закусываю губу, не зная, как объяснить всю ситуацию. Как вообще можно объяснить то, что случилось? Вэнс отвечает на ее вопрос.

— На выпускном произошла неприятная ситуация, о которой сейчас не время говорить, и Айзек уехал. Затем Тейт позвонили и сообщили, что он попал в аварию.

Я киваю, подтверждая эту историю, и мама Айзека, всегда такая сильная и не показывающая эмоций, резко садится на стул, хватаясь за сердце. По ее лицу медленно текут слезы, и она постоянно утирает их, будто не хочет показывать всем свою слабость. Мистер Хэмсвел кладет ладонь поверх ее руки и что-то шепчет на ухо. Она кивает головой, а я, смотря на них, не могу поверить в случившееся. Я не была близка с родителями Айзека, но хорошо к ним относилась. В конце концов, они неплохие люди, но отчасти именно из-за них произошла эта ситуация.

Я чувствую себя ужасно, сидя тут и пытаясь свалить вину на миссис и мистера Хэмсвел, потому что это не то время, чтобы искать виноватых. К медсестре за стойкой подходит доктор, и она указывает ему в нашу сторону. Мы все мгновенно соскакиваем и окружаем доктора, который даже не успевает к нам подойти.

— Что с ним? Он будет жить? — маме Айзека не удается скрыть дрожь в голосе.

— Мы провели несколько операций, но пока нельзя сказать точно, что будет. Он получил много травм и переломов, и мы сделали все возможное. На данный момент. Сейчас он переведен в палату, но мы пока не можем пустить вас к нему. Нужно время. Я думаю, что оно нужно и вам и ему. Вы можете остаться здесь или же пока поехать домой.

Поехать домой? Он, наверное, шутит.

— Я никуда не поеду, — твердо отвечаю я. — Я буду ждать, сколько понадобится.

— Тейт, — обращается ко мне миссис Хэмсвел. — Поезжай домой и приезжай утром. Тогда мы сможем сменить друг друга.

Я не хочу. Не хочу уезжать и оставлять его. Но она права. Так будет лучше.

Мы с Вэнсом выходим из больницы, и он отвозит меня домой. Уже около дома он произносит:

— Он будет в порядке, слышишь?

Хотела бы я слышать и верить, но я лишь киваю и выхожу из машины. Зайдя домой, я, ничего не объясняя, поднимаюсь в комнату и запираю дверь, чтобы остаться одной. Я не хочу ни с кем разговаривать. Я хочу лечь и проснуться в другом месте, где ничего не произошло. Но вместо этого я снимаю с себя платье, бросаю его в угол и достаю футболку Айзека, которую так и не отдала ему. Надев ее, я ложусь в кровать и закрываю глаза. Непрошеные слезы текут по моему лицу, но я пытаюсь убедить себя, что все будет хорошо. Мы, как всегда, справимся.

Я засыпаю, и передо мной появляется Айзек. Он стоит весь в синяках и порезах, из которых течет кровь. Я бегу к нему, пытаясь спросить, как помочь, но с каждым шагом становлюсь все дальше и дальше. Я кричу, зову его по имени, но он лишь смотрит пустым взглядом куда-то сквозь меня. А затем падает. Падает и исчезает. Я начинаю громко кричать и снова бегу. Бегу и бегу по бездонному месту, которое не заканчивается. Нигде не видно Айзека, а я все продолжаю звать его по имени.

Резко открываю глаза и чувствую, как сильно намокла подушка. Мамины глаза смотрят на меня сверху, и я вижу, что она плакала.

— Тейт, ты так кричала и звала Айзека. Что случилось? — она крепко прижимает меня к себе.

Смотрю в сторону прохода и вижу, что замок на двери сломан. Я кричала. Мои кошмары снова стали преследовать меня.

— Он попал в аварию, — шепчу я, устремляя взгляд в комнату. — Пока ничего неизвестно.

Слезы в очередной раз начинают жечь глаза, и я чувствую, как все мое тело горит. Мама на мгновение отпускает меня и открывает окно, чтобы было чем дышать. Затем возвращается ко мне и снова обнимает.

— С ним все будет хорошо, слышишь?

Я киваю. Они правы. С ним все будет хорошо. Она держит меня в своих объятиях, затем целует в лоб и советует выпить снотворное, если я совсем плохо себя чувствую. Я чувствую себя даже еще хуже, но ей об этом не говорю. Оставшись одна в комнате, понимаю, что не могу спать. Мне нужно в больницу, но сейчас меня навряд ли пустят. А я не хочу сбегать. Я бросаю взгляд на стену и рассматриваю рисунки, которые теперь были повсюду. Некоторые я забрала из дома, какие-то Айзек рисовал при мне, но все они были его частью.

Всю ночь я смотрю его рисунки и наши фотографии и, как только начинает светать, быстро собираюсь в больницу. Мне приходится зайти к Маркусу, но он не требует от меня объяснений. Вэнс ему все рассказал. Так что, когда я стучусь к нему в дверь, он первым же делом обнимает меня и держит в своих объятиях.

— Я не хочу тебя утруждать, но ты не мог бы отвести меня в больницу?

Маркус кивает и, схватив ключи, идет к машине. Мы не разговариваем, и меня это устраивает. Не хочу ничего обсуждать сейчас, потому что все мои мысли сейчас об Айзеке. В больнице я замечаю родителей Айзека, которые теперь уже сидят у двери в палату и выглядят гораздо хуже.

— К нему пускают? — сразу же спрашиваю я.

— Нет, все еще нет.

— Вы можете ехать и отоспаться, а я позвоню вам, если будут новости. Вы наверняка устали после перелета и бессонной ночи.

И это было правдой. Миссис и мистер Хэмсвел сейчас совсем не походили на тех людей, что я запомнила с нашей последней встречи. Под глазами у них были синяки, а во взгляде – усталость. Они кивают и уходят. Маркус решает остаться со мной, и мы проводим весь день в больнице. Я стараюсь никуда не уходить, ожидая появление врача, но каждый, когда он выходит из палаты Айзека, он просит подождать.

И это становится самой страшной и самой мучительной вещью. Как будто ждешь приговора, от которого зависит твоя жизнь. Хотя для меня сейчас так и было. Я боялась каждую секунду. Каждую секунду я сидела и думала, что он сейчас так близко и в то же время так далеко, а у меня даже нет возможности сказать ему, что я здесь.

Вечером приходит только мистер Хэмсвел, который меня заменяет. Этот круговорот продолжается несколько дней, а врач все продолжает повторять, что еще не время. Пока нельзя. Еще не очнулся.

Я начинаю терять терпение и не могу спать, потому что мне снова и снова снится все тот же сон. Предлагаю родителям Айзека поменяться, так что теперь я каждую ночь провожу у его палаты в надежде, что скоро он очнется и все вернется в норму.

На седьмой день пребывания Айзека в больнице я решаю прийти раньше, чем обычно. Мистера и миссис Хэмсвел нет в коридоре, и это кажется мне очень подозрительным. Я подхожу к медсестре за стойкой и спрашиваю:

— Здравствуйте. Не подскажете, где родители мистера Хэмсвел с палаты 209?

— Они сейчас у него в палате. Разве вам не сообщили, что он очнулся несколько дней назад?

Слова эхом стучат у меня в ушах. Очнулся. Мне не сказали. Но почему? Почему мне не сказали, когда я была здесь столько времени? Я бросаю быстрое «спасибо» и бросаюсь к палате. На душе у меня становится легче от того, что Айзек очнулся. Айзек жив. Плевать, что мне не сказали. Главное сейчас – это чтобы он поправился.

Я останавливаюсь у его палаты и уже собираюсь повернуть ручку, как дверь открывается. Напротив меня стоят родители Айзека, и они выглядят чуть лучше, чем пару дней назад. А еще они выглядят ошеломленными.

— Тейт... Что ты тут делаешь?

— Он очнулся, почему вы мне не сказали? Мне нужно к нему, — я пытаюсь пройти в палату, но они преграждают мне путь. — Что происходит?

— Это не лучшая идея прямо сейчас, — аккуратно говорит мистер Хэмсвел, и я смотрю на него так, будто он сам не понимает, что несет.

Какого черта тут происходит? Как это не лучшая идея?

— Мне нужно к нему, — стою на своем я.

— Он не хочет тебя видеть прямо сейчас, — выдыхая, говорит миссис Хэмсвел.

Что? Нет. Этого не может быть. Это неправда. Я стою, пытаясь переварить сказанные ими слова, а мама Айзека продолжает:

— Не воспринимай это так, Тейт. Он просто не готов. Он... — она делает паузу. — Он рассказал нам, что произошло, и сейчас ему нужно время, чтобы встретиться с тобой.

Я делаю несколько шагов назад и смотрю на них, как на взрослых, которые прямо сейчас объясняют какие-то основы ребенку. И этот ребенок я. Меня разрывают чувства. Мне хочется убежать от этого всего подальше и с другой стороны хочется толкнуть их и зайти в палату. Поговорить с Айзеком и выслушать его правду. А затем понять, что мы снова можем быть счастливы.

— Вот. Он просил тебе передать, — мистер Хэмсвел протягивает мне небольшой конверт. — Он знает, что вы оба сейчас еще не готовы увидеться. Но если после прочтения этого письма ты не изменишь свое мнение, он будет ждать тебя.

Они заходят обратно в палату, оставляя меня наедине вместе с письмом в руке. Стены больницы начинают душить меня, и моя голова начинает кружиться, так что я выбегаю на улицу, пока мне не стало совсем плохо.

На улице уже становится по-летнему жарко, вот только в моей душе всё было покрыто льдом. Я сажусь на ближайшую лавочку около больницы и открываю конверт. Незнакомый почерк вначале заставляет меня усомниться, а не шутка ли все это? Или повод избавиться от меня? Но затем я вижу, что это совершенно точно слова Айзека.

Тейт. Или дорогая Тейт?

Я не готов был встретиться с тобой, как только очнулся. Боялся смотреть тебе в глаза, потому что ужасно поступил с тобой. Я хотел рассказать тебе правду и не нашел ничего лучше, чем написать гребанное письмо. Отец сейчас косо смотрит на меня за нецензурное слово, но мне плевать. Я хочу, чтобы ты знала все. Чтобы прежде чем встретиться со мной, ты была уверена, хочешь ли ты этого.

Я знаю, что это не мой почерк, но все, что тут написано, все эти слова — мои. Когда я только приехал сюда, я думал, что это самое унылое место, в котором я когда-либо бывал, а затем я нашел старенькое кафе, которое было чем-то новым. Странно звучит, не правда ли? Сейчас я лежу в палате и улыбаюсь тем воспоминаниям, потому что в тот самый день, когда дверь открылась, в это кафе зашла самая милая девушка, которая совсем не выглядела счастливой. Она была такой зажатой, но в то же время что-то в ней притягивало. Я не мог этого понять, но моя рука осознала это раньше. Она начала рисовать, как будто знала, что эта девушка перевернет мой мир. Когда наши взгляды с ней пересеклись, я почувствовал что-то, чего я не понимал. Но жизнь дала мне под задницу. Ну я так думал... до следующего дня, пока снова не встретил ту самую девушку. Я понял, что это моя удача, мой шанс докопаться до истины, так что начал действовать. Боялся ли я, что ты мне откажешь? Еще бы. Ты не выглядела девушкой, которую интересуют встречи с парнями. Так что передавай там привет Маркусу и поблагодари его от меня. Мы начали проводить время вместе, и это пробуждало во мне ощущения, от которых я не мог спрятаться. Я постоянно пытался объяснить себе, что это нормально, и мне не надо бояться. Жизнь дала мне возможность найти собственный путь, на котором мне повстречалась ты, Тейттон Маргарет Эмерсон. Я знаю, что ты не любишь свое полное имя, но я любил его. Я любил в тебе все. Помнишь тот день, когда я впервые упомянул, что начинаю влюбляться в твою черту? Ты тогда выглядела так, будто я наставил на тебя пистолет и просил признаться мне в ответ. Я тогда чертовски испугался, что напортачил. Я знаю, что у нас были моменты, которые давали нам пощечин, но в конце концов я бы всегда выбирал тебя. Так и произошло. На выпускном, когда ты все поняла, увидев меня с Габриэллой и Кейси, я понял, что отдам все, только бы ты снова дала мне шанс все объяснить. Но я сорвался. То, с чем я боролся, страх того, что ты узнала правду, закрыли мне глаза, не давали ясно мыслить, и я наговорил то, чего не имел в виду. И в этот раз нам не повезло, так что сейчас я хочу, чтобы ты прочитала это, потому что я не хочу оставить тебя с мыслями о том, что я хотел причинить тебе боль. Мои чувства к тебе никогда не были подделкой или ложью, но не все мои поступки имели правильную цель.

Еще в первую неделю Кейси подошла ко мне, чтобы поговорить. Я думал, что она хотела пофлиртовать со мной, но она сразу же перешла к теме. Спрашивала про тебя, про мое увлечение тобой. Я не понимал, зачем это было нужно. Но затем она рассказала о своем плане. Я не поделился с тобой одной вещью. Я был знаком с Габриэллой. Наши родители были партнерами, так что, когда Кейси сообщила мне о том, что у Габриэллы есть то, что может навсегда изменить жизнь моей семьи – я испугался. Конечно, она могла соврать. Именно так ты сейчас подумала, но Кейси показала мне доказательства. Чтобы они не всплыли, я должен был причинить тебе боль. И не просто боль. Я должен был уничтожить тебя настолько, чтобы ты навсегда потеряла веру в людей. Я не мог допустить того, чтобы моя семья пострадала. Ты можешь считать меня полным козлом, но я заботился о родителях, даже если не получал много любви от них. Я поставил их на первое место. Но я сто раз думал о тебе. Я смотрел на тебя и каждый раз, когда ты улыбалась, колебался, терял свою решимость. Но продолжал воплощать свой план. Я знаю, что ты сейчас плачешь, и не прошу у тебя прощения, но, Тейт, я надеюсь, что ты все же дочитаешь это письмо. Ты помнишь тот день, когда я прогнал тебя? Всю неделю я сидел и думал, что не могу отпустить тебя, не могу позволить дерьму все испортить. Я уже тогда понял, что у меня к тебе чувства очень сильные. Я боялся даже думать о любви, но ведь ее используют в качестве оправданий своих чувств? Тогда я принял решение, что не смогу сделать тебе больно, но я не мог сказать об этом Кейси, так что продолжал обманывать ее в надежде, что она поверит и не проболтается тебе. Наши отношения налаживались, ты помогала мне с моими проблемами, а я старался помогать тебе, даже если от меня не было никакого толку. Мне казалось, что у нас есть шанс сделать остаток года самым лучшим, потому что впереди нас ждало еще более захватывающее приключение. Я уже видел, как мы покидаем этот город и открываемся навстречу новому. Но ты и сама знала, что жизнь любит подкладывать дерьмо в твою жизнь. Кейси и Габриэлла становились нетерпеливыми, так что пришло время мне сделать то, что я должен был. На выпускном я сказал им, что не причиню тебе вреда. Я ведь пообещал тебе это, помнишь? Но ты уже все услышала. Я боялся увидеть в твоих глазах боль или осуждение, но пустота в них напугала меня еще больше. Тогда я понял, что все, что у нас было, разрушилось в этот миг. Вся моя ярость вырвалась из меня, и я наговорил тебе то, что ты никогда не должна была слушать. И посмотри, где мы сейчас? Я умираю, а ты сидишь и читаешь письмо, где я пытаюсь оправдаться. Такая глупость, конечно. Я хочу, чтобы ты понимала, Тейт, ты не должна меня прощать, потому что я умираю. Все мои слова на выпускном про любовь к тебе были честными и искренними. Я люблю тебя, Тейт. И, если бы был шанс, я повторял бы это снова и снова. Ты знаешь, я никогда не был хорошим человеком и заслужил то, что случилось, но что я знаю точно – это то, что ты меняла меня. Рядом с тобой я хотел быть лучше, потому что такого человека ты заслуживала в своей жизни. Возможно я с самого начала был не тем, но мы хотя бы попытались. Я навсегда запомню каждый день, проведенный с тобой, твои взгляды, которыми ты смотрела на меня, когда думала, что я не вижу. Ты знаешь, я, на самом деле, все время наблюдал за тобой и пытался поверить в то, что ты, такая настоящая и искренняя, сидишь со мной и держишь меня за руку, как будто так и должно быть. Ты удивительная, Тейт. То, какая ты, всегда сводило меня с ума, и я хочу, чтобы ты знала, какой я видел тебя, почему ты так сильно проникла мне под кожу. Ты можешь быть не самой красивой девушкой в мире, но такой ты была для меня. Твои голубые глаза, которые так часто напоминали мне о том дне, когда я рисовал тебя у той самой реки. Иногда мне даже казалось, что цвет наших глаз был одинаковым, но это было не то. Поэтому часто я закрывал глаза, только чтобы увидеть твои. Считай мня безумцем, но это чистая правда. Твои веснушки, которых ты так стеснялась, напоминали мне о солнце. Ты же знаешь, что веснушки на твоем теле – это след от солнца? Я думаю, что это одна из самых красивых вещей. А еще я думаю, что солнце оставило на тебе не только веснушки, но и часть своего тепла, потому что я не могу понять, как человек, переживший столько ужасов, остался таким светлым? Я постоянно хотел к тебе прикасаться, потому что мне все время было мало. Мне казалось, что если я отпущу тебя, то ты исчезнешь, как моя больная фантазия. Но ты была рядом. Я действительно любил наблюдать за тем, как ты увлечена чем-то настолько, что никого не замечаешь, как ты рассказываешь о чем-то, жестикулируя руками и не скрывая эмоций. Я обожал оставаться с тобой наедине, чтобы украсть твои объятия, посмотреть фильм, послушать музыку... или даже просто лежать. Твой голос... мне хотелось слушать его постоянно, и я любил, когда ты пела. Тогда ты выглядела такой нереальной. Ты знаешь, я думаю, что это твое призвание, и я надеюсь, что в будущем ты действительно многого достигнешь. Мне нравилось, как ты хмурила брови, когда была в недоумении, поджимала губы, когда была недовольна, как твои глаза расширялись, когда ты удивлялась, как ты пыталась быть сильной, когда тебе было больно, и хотя ты не считаешь себя таковой, я видел, какую борьбу ты вела, чтобы снова научиться жить. Но знаешь, что я любил больше всего в тебе? Твою улыбку, когда ты чему-то радовалась. Твою искреннюю улыбку, из-за которой все остальные тоже улыбались. И твой смех, когда я щекотал тебя или рассказывал что-то глупое. А еще я люблю в тебе твою верность своим принципам, своим близким и друзьям. Они могут доверять тебе, потому что ты никогда не предашь их. Им повезло с тобой. Мне тоже повезло с тобой. Возможно, ты никогда не замечала, но рядом с тобой у людей всегда поднималось настроение. Ты была именно той, от которой всегда исходил свет, даже если было время, когда твоя жизнь была полна тьмы. Я знаю, что ты сейчас сидишь и думаешь об этом, но знаешь, что? Даже в своей темноте ты не растеряла свою доброту. Ты была лучшим, что случалось со мной, Тейт Эмерсон. И я хочу, чтобы ты узнала об этом, прежде чем я уйду. Я знаю, что в конце концов ты станешь самой счастливой девушкой и ты добьешься того, чего только пожелаешь. Я хочу, чтобы ты покинула этот город и показала миру ту девушку, которую ты скрываешь, потому что она потрясающая. А я обещаю, что всегда буду приглядывать за тобой. Я не знаю, навестишь ли ты меня после всего, что я здесь написал, но хочу, чтобы ты пообещала мне и самой себе. Ты обойдешь весь Нью-Йорк, ты посетишь все места, которые я пометил на карте. Сейчас ты удивляешься, потому что наверняка не понимаешь, о какой карте идет речь. Просто загляни в свою гитару. Ты все увидишь. Я надеюсь, что посещая эти места, ты будешь хоть изредка вспоминать обо мне и обо всем, что у нас было.

Спасибо тебе, Тейттон Маргарет Эмерсон, за то, что научила смотреть на мир с любовью. Спасибо за все наше путешествие, которое закончилось так быстро. Но ведь главное, что это было, верно? Просто спасибо, Тейт. Ты изменила избалованного пацаненка и превратила его в мужчину, которым он хотел стать. Твоя любовь ко мне изменила меня.

Жизнь – это шанс, моя милая Тейт, так что не трать ее на сожаления.

С любовью, Айзек

Слезы капают на бумагу, оставляя следы и смазывая некоторые буквы. Я вскакиваю с лавочки и бегу обратно в больницу, потому что это письмо только усилило мое желание увидеть его. А еще он постоянно повторял, что умирает, но я так надеюсь, что он просто преувеличивает. Просто боится. Я не отпущу его. Я не дам ему уйти, потому что мы вместе пройдем это. Мы обязательно справимся.

Я врываюсь в палату и вижу его. Его голова обмотана бинтом, а от тела исходят десятки проводов, которые создают звук в палате. На его лице синяки и царапины, а сам он укрыт одеялом, так что мне даже страшно представить, что скрывается под ним. Айзек поворачивает голову в мою сторону и пытается улыбнуться. Я улыбаюсь ему в ответ, уже не вытирая слезы, которые сопровождают меня всю неделю.

Родители Айзека оставляют нас одних, и, прежде чем выйти, миссис Хэмсвел кладет свою ладонь на плечо. Я делаю несколько нерешительных шагов в сторону Айзека, и он произносит:

— Я боялся, что ты не придешь.

Я качаю головой, не в силах что-либо ответить. Мое сердце сжимается от того, как плохо он выглядит, и от звука его сердца, который разносится по всей палате.

— Тейт, ты можешь подойти. Я не развалюсь, если ты сядешь рядом.

Я снова ничего не отвечаю, но делаю еще несколько шагов, пока не сажусь на стул, на котором до этого сидела миссис Хэмсвел.

— Я люблю тебя, — шепчу я, чувствуя, что нам это сейчас обоим необходимо.

— Я тоже люблю тебя, Тейт. Больше, чем когда-либо кого-либо.

Я беру его руку и, переплетая наши пальцы, смотрю ему в глаза, боясь задать вопрос.

— Я вижу в твоих глазах вопрос. Задавай, не бойся, — он снова пытается улыбнуться, и я пытаюсь сморгнуть очередные слезы.

— Ты ведь поправишься, правда? — я вкладываю в свой голос столько надежды, что ее бы хватило на двоих.

Айзек с сожалением и грустью смотрит на меня, и этот взгляд говорит больше, чем любые слова. Я снова закрываю глаза и начинаю плакать. Меня всю трясет от рыданий, и Айзек пытается крепко сжать мою ладонь.

— Тейт, не плачь. Не надо. Слышишь меня? —  я пытаюсь кивнуть. — Посмотри на меня.

Я открываю глаза и смотрю на него. Его глаза наполнены любовью, и я не вижу в них страха.

— Возможно, я не прожил длинную жизнь. И у нас нет будущего, о которым я мечтал. Но я не жалею. Ни о чем не жалею. Потому что я встретил тебя. И я умру, зная, что ты не злишься на меня. Что ты любишь меня.

Я киваю и начинаю повторять «Я люблю тебя», жалея, что не сказала об этом раньше. Я встаю со стула и начинаю целовать его губы, щеки, скулы, чтобы мы навсегда запомнили наш последний момент. Я оставляю еще один поцелуй в лоб, и моя слеза падает на него. Я аккуратно стираю ее подушечкой пальца и возвращаюсь на стул.

— Ты делала и делаешь меня счастливым. Я так благодарен тебе за все, что ты сделала. Так что я надеюсь, что скоро ты уедешь в Нью-Йорк и будешь счастлива.

Даже в такие моменты он умудряется заботиться обо мне. Он лежит в постели, умирая, и продолжает говорить обо мне и моих мечтах. Он делает это, потому что знает, что его мечты не осуществятся? Если бы я могла, я бы осуществила все его мечты. Любую.

— Пообещай мне, Тейт, что ты не сдашься. Пообещай мне, что ты останешься сильной. Пообещай мне, что каждый день ты будешь просыпаться и улыбаться. Пообещай мне, что ты покоришь Нью-Йорк, а затем и весь мир. Сделай это для меня, ладно?

Сжимая его руку и сдерживая слезы, я киваю.

— Я обещаю.

Я слышу, как его дыхание замедляется, но на последнем вдохе он все же произносит:

— Я всегда буду любить тебя.

По комнате начинает разноситься звук аппарата, оповещающий об остановке сердца, а его рука ослабляет хватку. Он умер.

Я продолжаю держать его руку в надежде, что он снова сожмет ее, но она лишь холодеет. Его голубые глаза все еще смотрят на меня, но больше в них нет жизни. Из меня вырываются рыдания, но я продолжаю сидеть на месте. Боюсь, что если уйду, если встану, то окончательно потеряю его.

По палате все еще разносится пронзительный звук, и неожиданно появляются врачи и медсестры. Они поднимают меня с места и выталкивают из палаты, как куклу, не способную двигаться, и сразу же вывозят Айзека из палаты. Я облокачиваюсь на стену около двери и медленно скатываюсь по ней на пол, зажимая рот. Я продолжаю плакать, спрятав голову между коленями и наблюдая, как слезы падают на плитку пола. Он все-таки ушел. Я до последнего верила, что он поправится, что он будет жить.

— Ты не виновата, Тейт, — доносится голос миссис Хэмсвел. — Никто не виноват, просто он болел, и мы не могли ему помочь.

Я крепко сжимаю руки в кулаки, начиная злиться на ее слова. Это неправда, и она это прекрасно знает. Я поднимаюсь с пола и говорю ей, смотря прямо в глаза:

— Вы даже не пытались ему помочь, — я тыкаю пальцем ей в грудь. — Вы предпочли игнорировать его проблему, продолжая наслаждаться своей роскошной жизнью в Нью-Йорке и отправив его сюда, чтобы скрыть свой позорный секрет, — я начинаю повышать голос. — Да уж надо же! Все бы узнали, что Хэмсвелы не такие уж и идеалы! Вот это было бы ужасно! Вы, может, и любили сына, но роскошь вы любили больше! И пока мы тут пытались вылечить его болезнь, вы ходили по светским вечеринкам и давали интервью! Вы ужасная мать, Элоиза! И если бы вы со своим мужем уделяли чуть больше внимания сыну, то он бы не умер!

После сказанных слов она смотрит на меня с болью во взгляде, и я жалею о каждом обвинении, которое только что произнесла. Она начинает плакать, и ее тело сотрясается от рыданий. Я смотрю на нее и тоже не могу сдержать слезы. Никто из нас не виноват. Мы обе только что кого-то потеряли. Я обнимаю ее, и мы утыкаемся в плечи друг друга.

— Простите! Простите меня! Я не имела в виду ничего из того, что я сказала! — лепечу я.

— Нет, нет, нет, ты права, Тейт, — она качает головой. — Мы были так заняты и предпочли игнорировать проблемы Айзека вместо того, чтобы помочь ему.

Мы продолжаем держать друг друга в объятиях и продолжаем плакать, пока нас не прерывает мистер Хэмсвел, который, увидев нас, все понимает. Он подходит и обнимает маму Айзека, а я стою и смотрю на них, пытаясь утереть слезы. Из палаты выходит доктор и тихо произносит:

— Соболезную вашей утрате.

Пока миссис и мистер Хэмсвелл держат друг друга в своих руках, я подхожу к дверному проему и снова смотрю на палату, где в последний раз видела красивые глаза Айзека и блеск в них. Я не хочу уходить. Хочу взглянуть на него еще раз, но его увезли отсюда, оставив за собой лишь пустое пространство. Я смотрю на место, которое скоро займет кто-то другой, и будто именно после этого до тебя доходит осознание. Он больше не вернется. Он больше не откроет свои глаза и не посмотрит на меня, заставляя улыбаться или, наоборот, смущаться. Он больше никогда не улыбнется мне. Он больше не сделает ни одного рисунка. Он больше не обнимет меня. Я больше никогда не услышу его «Я люблю тебя»...

Подготовка к похоронам начинается на следующий день. И хотя мистер и миссис Хэмсвел хотели похоронить его в Нью-Йорке, он настоял на том, чтобы его оставили здесь. В Розвилле. На похоронах были наши одноклассники. Были его родственники, прилетевшие отовсюду. Друзья из Нью-Йорка. В церкви собралось много народу, но мой взгляд был прикован к гробу, который стоял, окружённый цветами. Он хотел, чтобы я спела. Как он мог просить меня об этом? Поэтому я долго не могла выбрать, что спеть на похоронах человека, которого я любила и с которым, как я думала, у меня ещё будет много времени. В конце концов я выбрала песню «My everything», и если бы можно было по-настоящему описать, что творилось в моей душе и моем сердце, то я бы сказала, что они умерли вместе с ним. На кладбище всё продолжали подходить люди с соболезнованиями к родителям Айзека, а я стояла в стороне и тем, кто подходил ко мне, отвечала кивком. Я ни с кем не разговаривала. Маркус все это время постоянно был со мной, следя за тем, чтобы я не разваливалась. Но я развалилась уже давно.

Я больше не плакала, потому что слезы были пустотой, которая не смогла бы вернуть его. Которая не смогла бы вернуть нас в прошлое и исправить то, что мы с ним натворили. Мои друзья тоже были на похоронах, но каждый раз, когда кто-то из них пытался подойти ко мне, я уходила в другую сторону. Если бы они подошли и начали меня успокаивать, я бы сошла с ума. Если я еще не сошла.

Все резко изменилось. Как настукают резкие холода. Вроде сегодня тепло и все хорошо, но наступает следующий день, и весь город засыпан снегом и нет уже вчерашнего теплого солнца. Только холод и пустота. После похорон оставался месяц до получения дипломов. Родители Айзека улетели почти сразу, сообщив, что этот дом он оставил мне. Я не могла в него зайти. Я продолжала держаться от него подальше, потому что знала, что если зайду, то потеряю все остатки контроля. 

В школу я тоже перестала ходить. Никто не трогал меня, потому что не было ничего, что могло бы повлиять на мои оценки. А если бы и было, я бы на это наплевала. Я почти перестала ночевать дома, проводя ночи у Маркуса. Каждую ночь я плакала, а он держал меня в своих руках, пока не наступало утро, и я не уходила, чтобы ходить по улицам города, будто бы пытаясь найти Айзека среди прохожих. И каждый вечер я снова возвращалась ни с чем. Я понимала, что он умер. Что он не вернётся. Но я не могла остановить себя. Не могла перестать искать.

В день выдачи дипломов я сделала вид, что я в порядке. В конце концов, мне надо было пережить пару часов, прежде чем я покину этот город навсегда. Мама постоянно повторяла: «Ты уверена, что готова уехать сейчас?», и я снова просто кивала. Я не могла дышать здесь больше. Слишком много напоминало мне о нем, так что я приняла решение уехать в Нью-Йорк на два месяца раньше. Там я начну заново. Как я и обещала.

Получив диплом, я спускаюсь со сцены и возвращаюсь на своё место. Моя семья сидит где-то там, наблюдая за мной, и я надеюсь, что они счастливы, что я закончила школу на отлично. Мы с Маркусом вместе закончили на отлично. Как только все ученики подкидывают шляпы, я проталкиваюсь сквозь толпу и двигаюсь к парковке. Не собираюсь праздновать. Мне нечего. Маркус следует за мной и уже у машины произносит:

— Я поеду с тобой.

Я не смотрю на него и тихо отвечаю:

— Не надо. Не хочу, чтобы ты тратил своё время, смотря, как я снова собираю себя по частям.

— А кто будет помогать тебе склеивать себя снова, если не твой лучший друг? Я еду, и точка.

И хотя я думала, что слез не осталось, я снова начинаю плакать. Снова мой лучший друг собирается остановить свою жизнь, чтобы помочь мне начать жить. К парковке подходит моя семья, и все они обнимают меня, зная, как много усилий я приложила, чтобы просто прийти.

Мы едем домой. В дом, в который я не знаю, когда вернусь. Захожу в комнату. Уже в пустую комнату, которая больше не похожа на мою. Все мои вещи уже или сложены в коробки и стоят внизу, или унесены в гараж.

Я спускаюсь вниз, закрывая за собой дверь. Это больше не моя комната. По крайней мере, сейчас я не чувствую ее своей. Внизу Джек и Маркус загружают мои вещи в машину Маркуса, а мама стоит рядом и поворачивает голову, когда я спускаюсь.

— Ты точно уверена?

Я решаю, что сейчас мне надо сказать это:

— Да, мам. Я уверена. Я хочу уехать как можно быстрее. Мне нужно время и новое место, чтобы найти в себе силы вернуться сюда снова. Чтобы найти силы жить дальше. И эту силу я собираюсь найти в Нью-Йорке. Городе, который я люблю и который любил он.

— Хорошо, — она целует меня в щеку. — Пожалуйста, звони мне.

— Я обещаю, что приеду к Дню Благодарения.

Она кивает и утирает слезы, когда я направляюсь к машине. Это было неизбежно. Я бы все равно уехала. Рано или поздно.

Пока я иду к машине, к дому подъезжает ещё один знакомый автомобиль. Вэнс выходит из своей машины, и я останавливаюсь. Останавливаюсь и смотрю, как он приближается ко мне. Что он хочет сказать мне? Чтобы я не уезжала? Он же знает, что ничего не изменит.

— Все-таки уезжаешь, — произносит он, останавливаясь в нескольких шагах от меня

— А ты думал, что я передумаю?

— Я надеялся.

— Ты и сам понимаешь, что все тут слишком давит на меня. Мне надо убежать, пока я не буду готова вернуться, понимаешь?

Вэнс кивает в ответ, а затем тихо говорит, будто боясь, что кто-то еще услышит:

— Прости, мне очень жаль.

Ему не надо было извиняться. Его вины здесь не было.

— Не извиняйся, Вэнс. Я не смогу уехать, если буду знать, что ты винишь себя за то, в чем ты не виноват. Я и Айзек. Мы должны были справиться со своими проблемами, и мы думали, что двигаемся к этому. Но у нас было слишком мало времени, чтобы все исправить.

Вэнс подходит ко мне ближе и слегка обнимает меня.

— Он любил тебя. И он всегда будет любить тебя. Возможно, даже сильнее, чем кто-либо из нас.

Я киваю и сажусь в машину. Больше не плачу, но слова Вэнса напоминают мне о последних словах Айзека, которые он сказал мне. На секунду смотрю в окно, около которого стоит Вэнс, а поодаль — мама на крыльце вместе с Джеком, и они машут мне. Я машу им в ответ и мысленно молю Маркуса быстрее поехать. Я хочу быстрее покинуть это место. Маркус выезжает на дорогу, и мы направляемся в сторону выезда из города.

— Готова?

— Я никогда не была такой готовой, — отвечаю я, смотря перед собой.

Я включаю альбом Kodaline «I Wouldn't be» и смотрю в окно. Мы проезжаем знакомые мне дома, и Маркус чуть тормозит около того, который я бы хотела проехать быстрее всех.

— Зачем ты остановился? — спрашиваю я, продолжая смотреть на дом, что я когда-то думала, станет нашим.

— Чтобы ты попрощалась.

Я открываю окно машины и сквозь пелену слез смотрю на дом. Сколько всего было сделано в нем и сколько ещё предстояло, если бы только был шанс. В машине играет «Blood and Bones», и я делаю ее громче, чтобы заглушить свои мысли.

— Я люблю тебя, слышишь?.. — шепчу я, обращаясь куда-то в небо, и мои слёзы предательски в тысячный раз начинают капать на мою одежду. — Поехали.

Маркус двигается с места, и мы покидаем город. Город, который теперь полностью состоял из моей боли и моих потерь. Город, который забрал у меня все. А попытавшись дать взамен что-то лучшее, снова все отобрал.

Я всегда буду любить тебя...

Я бы отдала всё, лишь бы вернуть тебя...