Глава 7.1 Люцифер

Утром они собрали инструменты и отправились на остановку. Сегодня предстояло выступить в клубе на другом конце города.

Дорога не заняла много времени. Вскоре они уже были неподалеку от клуба. По выходе из автобуса Люцифер, как и всегда, шел впереди, когда краем уха заслышал разговор:

— Ираклий, какого черта девочка синтезатор тащит? — рявкнула Ариадна.

— Да мне нор... — попыталась возразить Феня, считавшая, что справедливо нести каждому свой инструмент. Люка с первых дней знакомства забавлял такой энтузиазм. Обернувшись, он увидел, что Ираклий поспешно забрал у нее клавиши, прижав их к боку и перехватив рукой, чтобы не стукнуть бас-гитару.

— Не потакай, — заботливо, но твердо осадила ее Ада. — А то совсем расслабились уже. Четыре мужика в группе, а ты тяжести таскаешь! Пусть раскроют свой потенциал.

Люк усмехнулся про себя. Наверное, стоило помочь, но он намеренно этого не делал. Не потому что не хотел, а потому что не видел смысла лишний раз провоцировать Даниила на чтение нотаций. После того, как им пришлось выгнать первую клавишницу из группы, любое его проявление внимания к Аграфене воспринималось Фиделиными в штыки.

Не то чтобы Реморова сильно расстраивал этот факт. Он вообще не собирался с ней общаться, дабы избежать проблем в коллективе. Но полностью игнорировать ее не мог, ведь так или иначе Эсперова была частью их группы, их рок-семьи.

К тому же Феня не реагировала на него подобно другим девушкам. Она вела себя нетипично. Сдержанно, в меру участливо, ненавязчиво. Словно его чары на нее не действовали.

И тогда Люк решил, что не произойдет ничего страшного, если он сменит показной гнев на милость и поддержит общение. К тому же, у него были вопросы, на которые Аграфена потенциально могла знать ответ.

А потом состоялся их разговор на крыльце ДК. И Люк понял, что она не просто знала ответы. Она его понимала. Чутко, молча, без показного сочувствия. С ней можно было общаться серьезно, не опасаясь, что разговор прервется на томные вздохи и глупые заигрывания, коими грешили его поклонницы.

Аграфене ничего не было нужно от него, и Реморов это ценил. Ее не пронимала ни его красота, ни шутки, ни отвратительное поведение. Вдобавок не слишком давно он поймал себя на том, что ему и не хотелось в ее присутствии вести себя отвратительно.

Она быстро освоилась в их группе. Люк замечал, как Феня заботилась о каждом из участников. И чувствовал, что это было искренне. Не из желания всем угодить, заискивать или втереться в доверие. Просто ей и в самом деле становилось неспокойно, когда кому-то рядом было плохо.

Это было видно по ее озадаченно нахмуренным бровям, пока она подыскивала решение проблемы; по губам, которые сжимались в грустную линию, если помочь не удавалось; по счастливой улыбке, если получалось стать полезной. У нее и впрямь болела душа за «Пандемию». А таких людей Реморов прежде не видел. Вернее, не видел таких девушек.

Соломон и Даня любили «Пандемию всем сердцем и вкладывали в нее все свои силы. Но они были ее создателями, оттого и лелеяли свое детище со всем возможным благоговением и трепетной самоотдачей. А Феня была новенькой в их коллективе и вовсе не обязана была прикладывать столько усилий для благополучия участников и создания уюта в гараже, но она этого поистине хотела. И каждый оценил такую отдачу.

И вот впервые Люк испытал к кому-то из ровесниц не влюбленность, не раздражение, не страсть. В первый раз он проникся уважением. А это было куда серьезнее. И налагало определенные моральные ограничения.

Более того, Эсперова была для них ценным музыкантом. Она быстро заучивала партии, избавила Даниила от необходимости создавать семплы для выступлений, помогала подбирать новые мелодии на слух и украшала их своими вариациями, делая музыку еще более насыщенной.

Любопытство вызывал еще и тот факт, что Люка не раздражал ее голос. Прошлая клавишница своим истеричным звонким сопрано терзала его барабанные перепонки каждую репетицию. А голос Аграфены успокаивал, обволакивал и заставлял вслушиваться. Он был ниже, объемнее и пробирал до мурашек интонацией. К тому же сочетался с голосом Даниила не хуже, чем вокал Ады.

Осознавая всю ценность и значимость новой клавишницы, Люк не хотел рушить это хрупкое равновесие, воцарившееся в их группе. Поэтому не стремился проявлять излишнее внимание к Аграфене и попусту нервировать Даню. Тот, словно коршун, неутомимо бдил, чтобы Реморов ни коим образом не навредил ей.

Сначала Люцифер не придавал этому значения, но позже стал чувствовать что-то сродни обиде. Неужели Даниил не доверял ему? Неужели так плохо знал его, что мог допустить подобную мысль?

Разве Фиделин не знал, что Люк ни за что не обидел бы человека, давшего ему надежду? Феня, единожды поговорив с ним, смогла утолить его грусть впервые за годы сомнений и ненависти к самому себе. Разве одно только это не возносило ее на пьедестал неприкосновенности и непоруганности?

Впрочем, Даня не мог понять его чувств — Реморов ни словом не обмолвился ему об этом разговоре и готов был поспорить, что Аграфена тоже.