1. Мавелла

Родители назвали меня Мавелла. На кельтском - радость. Только радости в моей жизни было мало. Кроме имени родители не дали мне ничего. В это сложно поверить, ведь каждый родитель дает что-то своему ребенку так или иначе, но все очень просто - они мне ничего не дали, потому что их у меня не было. Когда мне было всего несколько месяцев, меня оставили на пороге детского дома с запиской, в которой было всего одно слово - Мавелла. Так я получила свое имя, и это единственное, что во мне есть настоящего.

Еще младенцем я оказалась никому не нужна - ни родителям, ни миру. Если я была не нужна даже им, значит я была не нужна и всем остальным людям - так я решила. Оставалась только я сама.

И спустя двадцать три года, три месяца и пять дней с момента моего появления у дверей детского дома ничего не изменилось.

Вторник, утро

5 часов 48 минут 35 секунд

Стрелка часов мерно отсчитывала секунды одну за другой. Тридцать шесть. Тридцать семь. Тридцать восемь.

Я лежала на полу и смотрела в потолок, прислушиваясь к окружающим звукам. Уличный шум, состоящий из гула автомобильных двигателей, тормозящих шин, предупреждающих сигналов, завывающего ветра и гудящих проводов. Шум в доме, включающий в себя воду, бегущую по трубам, хлопающие соседские двери, падающие на пол вещи, гудящие стены и тиканье часов.

На самом деле тишины не существует - это выдуманный феномен этого мира, который все необдуманно принимают за настоящий. Даже в звуконепроницаемых наушниках слышен шум - шум крови, бегущей по венам, скрип износившихся суставов, стук сердца. Человек ни разу за свою жизнь не попадает в условия абсолютной тишины. Потому что тишины не существует. Нельзя избавиться от сердца, чтобы не слышать его стук. Нельзя остановить кровь, бегущую по венам. Нельзя перестать дышать, чтобы не слышать звуки курсирующего в легких воздуха.

И нельзя избавиться от тикающих часов.

У меня с часами отдельные отношения. Возможно, наши с ними отношения ближе, чем с кем-либо еще, потому что мы находимся вместе большую часть прожитого времени.

Сколько себя помню, я всегда слышала часы. Наша любовь началась с ненависти, потому что этот звук никогда не прекращался, и в детстве из-за него я не могла спать. В детском доме никого не волновало, что мне мешают часы, и в попытке избавиться от них я лишь стала всеобщим посмешищем. Так я познакомилась с несправедливостью этого мира, еще одним моим вечным другом.

Постепенно звук часов стал для меня чем-то большим, чем просто раздражающим шумом. Мы привыкли друг к другу, прониклись неким уважением, если можно так сказать, и в последствии лишь часовая стрелка помогала мне справиться со всеми моими проблемами.

В пять лет я по-тихому пронесла в свою комнату котенка. Он был совсем маленький, как и я тогда, пушистый и рыжий, очень красивый. Он смешно дергал тонким хвостиком, когда я чесала его за ушком, и громко мурчал. Я оставляла его в комнате, спрятав в ящике шкафа, в котором он сидел на удивление тихо, а ночью выпускала, когда мои соседки уже спали. Мы провели с ним тринадцать чудесных дней, пока однажды не были обнаружены.

На четырнадцатый день я вернулась в комнату и увидела двух девочек - одна из них была моей соседкой, а другая - ее подругой. Сначала я не обратила внимания на то, что они делали, и по привычке прошла к своей кровати. Но через три секунды я услышала писк.

Одна девочка держала моего милого котенка, а другая засовывала карандаши ему под хвост. Да. В задний проход. Они смеялись, проталкивая карандаш глубже, и не обращали на меня внимания. Я подбежала к ним, пытаясь вырвать своего нового друга из лап обидчиков, рыдая и крича, но надо мной лишь посмеялись, оттолкнув назад. Повторение тех же действий привело к тем же последствиям. В итоге я села на кровать, не в силах что-либо предпринять, и стала смотреть. Котенок пищал все громче, разбивая мое сердце на тысячи кусочков, а девочки лишь продолжали смеяться. Смотря на происходящее, я будто наказывала себя за слабость. Моя душевная боль в тот момент была близка в физической боли котенка. И в какой-то момент мне стало так плохо, что я почти отключилась. И тут в мою голову ворвались часы. Их размеренное тиканье ничто не могло нарушить. Вокруг разворачивались войны, страдали люди, умирало человечество, а стрелки продолжали идти, и только севшая батарейка могла их остановить.

Так что часы стали единственной гарантией некой стабильности моей жизни.

Котенок умирал двести две секунды, из которых сто пятьдесят четыре мучился, а оставшиеся сорок восемь из него просто уходила жизнь. Девочки ушли, и последние мгновения с умирающим другом мы провели наедине.

Говорят, тяжелые воспоминания стираются из памяти, чтобы обезопасить своего владельца от психологической травмы. Мои не стирались. Котенок умер, а с ним умерла моя вера в людей и в этот мир.

Когда в девять лет меня избивали старшие девочки из моей школы, так сильно, что я потеряла сознание, не умереть мне тоже помогли только часы, вернее, их размеренные шаги. Тик-так. Тик-так. Боль была такой сильной, что хотелось заплакать, но такой роскоши я себе позволить не могла. И я стала слушать. И считать.

Беспомощно лежа на полу и уткнувшись лицом в его бетонный холод, я закрыла глаза и сосредоточилась на звуках. Стрелка сделала шаг. Один. Прошла секунда. Потом снова шаг. Два. Две секунды. Три. Четыре.

На девяносто пятой секунде меня, наконец, оставили в покое. Девочки ушли, смеясь и переговариваясь, а я осталась лежать на своем месте. Лежала я еще двести сорок четыре секунды.

В четырнадцать лет я уже считала себя вполне взрослой и сформировавшейся личностью. Но оказалось, что быть взрослой - это не совсем то, что я себе представляла. Девятнадцатилетний парень моей соседки по комнате тоже посчитал, что я уже достаточно взрослая. Каждую ночь он проскальзывал в нашу комнату, и они развлекались. Но однажды он решил забраться в мою постель. Спустя девять лет, один месяц и три дня я все еще помню прикосновение его холодных жестких рук к моей груди, тяжесть его тела, прижимавшего меня к матрасу, мокрые поцелуи на шее и плечах. Это длилось триста шестьдесят пять секунд. С тех пор я никому не позволяла меня касаться.

Когда мне исполнилось восемнадцать, я, наконец, получила долгожданную свободу, но прежде прошла сеанс у психотерапевта, с которым мы были хорошо знакомы. На протяжении восемнадцати лет я попадала к нему чаще, чем к обычному врачу, потому что сотрудники детского дома постоянно сомневались в моем психическом состоянии. Разговор длился две тысячи сорок секунд. Это было самое большое число, которое я насчитала за свою жизнь в секундах. Но оно того стоило.

Многие боялись уходить в большой мир, но только не я. Для меня освободиться от оков этого учреждения было самым большим желанием в течение всей жизни, и вот оно исполнилось. Маленькая обшарпанная квартира с очень неудобным расположением, но зато своя. Без соседей, без гостей, без присмотра. Я провела в ней прекрасные четыре года, три месяца и два дня. Все знали, что по достижении двадцати трех лет меня из нее выгонят и передадут новому восемнадцатилетнему жильцу, поэтому я решила сразу разобраться с этой проблемой. Я сняла однокомнатную квартиру с ремонтом средней паршивости, благо, зарплата официантки с чаевыми позволяла такую роскошь, и переехала заранее, навсегда избавившись от возможных контактов с сотрудниками моего детского дома.

И теперь я была здесь.

На потолке висел допотопный вентилятор, который был скорее для антуража, чем приносил действительную пользу, но мне он очень нравился. Серые лопасти медленно вращались вокруг своей оси, издавая скрипучие шорохи, и мерно убаюкивали своими размеренными движениями. Я бездумно следила взглядом за вентилятором. Через десять минут должен был прозвонить будильник. Ночь я, как всегда, провела без сна. У меня никогда не было нормального режима, спать я могла только днем, а ночью мысли и звуки всегда слишком сильно мешали. Я никогда не просыпалась под будильник, потому что всегда бодрствовала в момент его звонка, но все равно ежедневно его устанавливала. Это было своего рода традицией и данью уважения к моим маленьким красным часам, которые были первой вещью, купленной в новую квартиру.

Я отсчитала шестьсот шестьдесят шесть секунд, усмехнувшись числу, и услышала привычный звонок. В ту же секунду зазвонил телефон, лежащий на столе. Я вздохнула, тяжело поднимаясь с пола, и взяла трубку.

- Я уже внизу, - вместо приветствия сказал Маркус, - выходи.

- Я только встала.

- Я знаю, что ты не спала, так что спускайся, прокатимся. Я взял тачку.

Перспектива поездки до работы на машине показалась мне очень привлекательной, поэтому я не стала отказываться.

Я оделась, стянула резинкой свои темные волосы в неряшливый хвост, взяла рюкзак и, сбежав по ступенькам с пятого этажа на первый, через пять минут уже была в автомобиле друга.

Друг - это очень громкое слово. А я с большой осторожностью относилась к любым отношениям и ярлыкам, которые люди на них вешали. Маркус был для меня самым близким человеком, вернее, единственным близким человеком, поэтому, наверно, он был моим другом. Так считал он сам, а я не утверждала обратного. Машина, на самом деле, была не его, он взял ее на прокат. Иногда он так делал, потому что любил кататься, и всегда приезжал за мной, независимо от того, где я была и что делала.

- Доброе утро, - улыбнулся Маркус, когда я уселась и пристегнула ремень.

Он заблокировал двери, и машина тронулась с места, плавно выкатываясь на проезжую часть.

- Доброе, - ответила я, уставившись в окно.

Мимо, набирая скорость, проносились деревья и дома, еще плохо различимые при свете раннего утра. Осень была в разгаре, поэтому улицы были окрашены в разные оттенки желтого и оранжевого, а свет еще горевших фонарей придавал всему атмосферу таинственности. Я прислонилась лбом к холодному стеклу, провожая глазами пролетающие мимо объекты. В такую рань дороги были пустые и тихие, поэтому Маркус мог набрать скорость, не рискуя попасть в аварию. Фонари, стоящие вдоль дороги, проносились мимо все быстрее и быстрее, пока не слились в одно сплошное серо-желтое пятно. Я выхватила один фонарный силуэт глазами, сфокусировалась на нем, проводив взглядом, и отпустила, когда он исчез из зоны видимости.

- Сегодня прилетает моя сводная сестра, - ни с того ни с сего сообщил Маркус, переключая мое внимание с улицы на себя, а затем добавил, убедившись, что я слушаю, - Хелен.

Я откинулась на спинку сиденья и поймала взгляд парня в зеркале заднего вида, стараясь понять эмоции, которые он вкладывал в свои слова.

- И что ты по этому поводу думаешь? - помедлив, спокойно спросила я.

Маркус побарабанил пальцами по рулю и вздохнул. Ситуация его явно беспокоила, но пока что я не понимала почему.

Ему повезло больше, чем мне, как считали многие, хотя я не была в их числе, потому что его в возрасте одиннадцати лет усыновила молодая семья. В одиннадцать лет человек, находящийся в детском доме, приобретает уже слишком много черт характера, которые не приемлют взрослые в своем адекватном обществе. И выбор одиннадцатилетнего мальчика, которым был Маркус, показался странным всем, включая сотрудников учреждения. Впоследствии оказалось, что в этом маленьком мальчике женщина, его будущая приемная мать, увидела любовь своего детства. И это вылилось в, мягко говоря, нехорошую ситуацию, о которой стало известно только через шесть лет, потому что Маркус все эти годы молчал. Многие были шокированы, но мы, воспитанники детского дома, все понимали. Первое и основное, чему там учишься, это терпению в отношении взрослых и окружающего мира. Поэтому Маркус просто терпел много лет домогательства своей приемной матери, пока ее не посадили в тюрьму за растление, но выяснилось это совсем иначе, когда уже другой ребенок стал жертвой ее желаний. После этого мой друг остался с приемным отцом, который начал пить, не выдержав давления, и сводной приемной сестрой, Хелен, которая была дочерью отца от предыдущего брака. Компания у них была не очень, поэтому вскоре их пути разошлись - Хелен уехала в другой город, а отец сгорел, напившись и уснув с сигаретой. И вот теперь сестра приезжала обратно.

Маркус перевел взгляд на дорогу, вдавливая педаль газа и набирая скорость. Я посмотрела на спидометр - стрелка приближалась к ста шестидесяти. Друг заметил мой взгляд, скорость не сбросил, но зато ответил:

- Сам понять не могу. Мы не виделись с похорон отца. Шесть лет прошло.

Я промолчала, ожидая, что он продолжит. Стрелка спидометра тем временем уже приближалась к ста восьмидесяти. Я чувствовала, что скорость становится для меня очень некомфортной. Страха не было, Маркус хорошо водил, но его нервозность потихоньку начала передаваться и мне.

- Я даже не знаю, о чем с ней говорить. Не знаю, что вообще в ее жизни сейчас происходит.

Я не отрывала глаза от спидометра. Он напоминал мне часы, поэтому тоже нравился, успокаивал, но не когда показывал скорость почти под двести. Не в моих правилах было говорить людям, что делать, но я почувствовала, как в желудке сформировался напряженный узел.

- Маркус...

Парень посмотрел на меня, услышав свое имя, а потом проследил за моим взглядом, уткнувшись в спидометр.

- Да. Извини, - он вздохнул, будто выпуская из легких напряжение, и после этого стрелка поползла вниз.

Я расслабилась и откинула голову на спинку сиденья. Маркус не отрывал взгляд от дороги, пропадая где-то в своих мыслях. Я не знала, что ему посоветовать, и не была уверена, что ему вообще нужен был совет. Чаще всего в таких ситуациях люди просто хотят выговориться и получить поддержку. Поддерживала я не очень.

- Кажется, она несколько лет назад вышла замуж, - бессвязно продолжил друг, - тогда она скорее всего приедет с мужем.

- Возможно.

- Она сказала, что они планируют жить в отеле, но я подумал, что это не очень удобно, и мы все-таки родственники, поэтому предложил пожить у меня. Она обещала подумать. Это хорошая идея, как ты думаешь?

Друг бросил на меня взгляд в зеркало заднего вида, в ответ на который я лишь покачала головой. На самом деле он уже принял решение и ему просто нужно было подтверждение того, что оно было верным. В такой ситуации я точно была не лучшим советчиком, потому не имела ни малейшего представления о том, как нужно вести себя с родственниками. Маркус будто и не ждал от меня ответа. Он напряженно всматривался в дорогу, барабаня пальцами по рулю. Я вновь отвернулась к окну, изучая взглядом пролетающие мимо здания. Впереди забрезжил рассвет.

Четверг, день

15 часов 28 минут 10 секунд

- Добрый день. Как обычно? - я натянула вежливую улыбку.

Постоянный клиент. Молодой человек лет тридцати пяти на вид. Он всегда приходил в одно и то же время и делал один и тот же заказ: свиная отбивная, картофельное пюре и салат "Цезарь", а после еды заказывал чашку эспрессо. Мне нравились постоянные клиенты, потому что они знали, чего хотели, никогда не спрашивали моего совета и всегда оставляли чаевые. Но конкретно этот мне не нравился.

Он заходил в наше кафе уже почти год и каждый раз неприятно со мной флиртовал. Это никогда не переходило границ, но всегда оставляло на душе мерзкий осадок.

- Добрый день, душа моя. Да, пожалуйста, как обычно, - мужчина осклабился и наклонился ближе ко мне, - как твои дела?

Я привычно сохранила невозмутимое выражение лица, и моя вежливая улыбка даже не дрогнула.

- Хорошо. Спасибо за заказ, ожидайте.

С этими словами я быстро развернулась и направилась к барной стойке. Сердце гулко стучало в груди, эхом отзываясь в ушах - неприятие ситуации мерзко царапало изнутри. Мне не хотелось выслушивать все это, но выбора не было. На этой работе я получала действительно достойную зарплату, у меня были неплохие коллеги, а люди вокруг не должны были иметь большого значения. Но имели. Несправедливость и бессилие - два самых ужасных чувства на земле, и я испытывала их слишком часто.

- Опять твой ненаглядный пришел? - спросила Линда, ухмыляясь и расставляя тарелки с едой на подносе.

Я проигнорировала ее вопрос и скрылась за дверями кухни. Внутри разгоралась ярость, требующая выхода.

- Мейв, - окликнул меня голос, и я обернулась.

Родерик стоял у столешницы, сжимая в руках большой нож-топорик для разделки мяса - выглядело устрашающе. Я смерила его вопросительным взглядом, ожидая продолжения фразы.

- Курить?

Я кивнула. Родерик положил нож на стол, вытер руки о полотенце и снял фартук. Все это он проделал ровно за шесть секунд, как делал каждый раз. Достойно уважения.

Мы молча вышли через черный ход и оказались на улице. Осенний ветер приятно охладил горящую от злости кожу. В моменты такой ярости у меня всегда поднималось давление и температура, я действительно "горела".

- Тяжелый клиент? - сочувственно бросил Родерик, закуривая и протягивая мне пачку.

Я благодарно вытащила одну сигарету и щелкнула зажигалкой. В жизни у меня было две мечты - уволиться и бросить курить, и они были взаимосвязаны между собой.

- Вроде того, - я вздохнула, - и ничего ведь с ним не сделаешь. Считаю, что своими чаевыми он расплачивается за такое отношение.

- Звучит, как эскорт услуги, - Родерик хохотнул, я поморщилась.

Такие шутки мне не нравились, но тут я могла его простить. Родерик был хорошим парнем. Он всегда был со мной вежлив, не оскорблял, помогал, если надо было, и ходил со мной курить. Но шутка все равно была глупой. Ниже пояса. Ниже человеческого достоинства - так я считала.

- Извини, - сделав паузу, произнес парень, виновато глядя на меня.

Он неловко почесал свой рыжий кудрявый затылок, а потом вздохнул.

- Ничего, - я махнула рукой, - я понимаю, ты не хотел.

- Да, что-то устал и немного не в форме, вот и шучу невпопад. Знаю, ты такое не любишь, - он растянул губы в виноватой улыбке, - на самом деле искренне тебе сочувствую. Клиенты могут смешать тебя с дерьмом, а ты ничем не можешь им ответить.

Все было именно так в работе любого обслуживающего персонала. Была бы моя воля - никогда не пошла в эту сферу, но у меня не было специальности и каких-то особых навыков, поэтому я была там, где была. Иногда я задумывалась, не было ли это формой какого-то изощренного мазохизма. Сначала я не могла поставить на место детей в детском доме, а теперь не могла ничем ответить клиентам в кафе. Каждый раз я обещала себе быть сильнее и умнее, убеждала, что это необходимость, но в глубине души всегда сомневалась в своих мыслях. Не может быть верным выбором то, что приносит такие душевные страдания.

Мой психотерапевт сказал бы, что я слишком много думаю.

И был бы прав.

- Пошли? - Родерик кинул на асфальт окурок и раздавил ботинком, я последовала его примеру, и мы вернулись в кафе.

Мой постоянный клиент был на своем месте. Он говорил по телефону, что не могло не радовать, потому что означало, что со мной говорить он не будет. Я поставила перед ним заказанные блюда и поспешила удалиться, пока он не успел чего-нибудь сказать. Меня переполняли отвращение к себе, убегающей от проблем, и желание поскорее исчезнуть из зала.

Через час клиент закончил есть. За это время я обслужила еще два столика и выпила чашку чая, прячась за барной стойкой. Начальство не разрешало нам есть и пить не в установленное время обеда, поэтому все это делали по-тихому.

- Кофе для твоего чувака, - Тим поставил маленькую чашку с ароматным напитком на стойку и посмотрел на меня, сидящую на полу возле его ног.

- Спасибо, - я кивнула, поднялась и направилась к своему клиенту, аккуратно неся на подносе заказанный эспрессо.

Он высматривал меня издалека и не отрывал глаз на протяжении всего моего пути. Сердце снова гулко забилось, я почувствовала, как к щекам приливает кровь.

- Ваш кофе, - не глядя ему в глаза, сказала я и поставила чашку на стол.

Он вдохнул аромат напитка и подвинул его к себе.

- Спасибо, милая, как всегда, все по высшему разряду, - мужчина довольно ухмыльнулся, и я почувствовала его взгляд, блуждающий по моему телу.

Мысль о том, что он смотрит мне вслед, оценивая вид, когда я разворачиваюсь и ухожу обратно на кухню, вызывала в желудке тошноту. Я вдохнула, задерживая дыхание, и ровным шагом пересекла помещение, параллельно оглядывая других гостей. Девушка в углу махнула мне рукой, показывая, что готова сделать заказ, и я, шагом чуть более быстрым, чем обычно, направилась к ней.

Пятница, вечер

22 часа 45 минут 18 секунд

Я приняла видеозвонок от Маркуса и поставила телефон вертикально, прислонив к чашке с остывшим чаем. Спустя две секунды подключения, смуглое лицо друга появилось на экране.

- Я нервничаю, - без предисловий начал он.

Объяснения не требовались. Завтра утром приезжает Хелен, и Маркус будет встречать ее в аэропорту, и, в связи с этим, он очень сильно переживал уже не первый день.

- Почему? - спросила я, переводя взгляд обратно на экран ноутбука.

Звонок прервал мое увлекательное изучение статьи о судье, которого застали за сексом с секретаршей. Застали во время онлайн-трансляции на совещании. Скандальная сторона вопроса меня не особо интересовала, а вот то, как он мог присоединиться к видеозвонку, не заметить этого и заняться непотребствами - это вызывало неподдельный интерес.

- Я не знаю, о чем с ней говорить. Еще с ней действительно будет муж. И они будут у меня жить. У меня никто раньше не жил, - повторял уже десятый раз друг то же, что говорил последние три дня.

- Я у тебя жила.

- Ты не считаешься, - Маркус отмахнулся, а я перевела взгляд на его лицо и вскинула брови.

- Это почему же?

- Тебя я знаю всю свою жизнь, ты мне роднее, чем все мои псевдородственники вместе взятые, и вообще кто-либо еще. А Хелен мне словно чужая. И еще этот ее муж, - друг пробурчал это себе под нос, даже не глядя в камеру.

Я закатила глаза и покачала головой.

- Маркус, ты ведешь себя, как маленький. Впервые вижу, чтобы ты так сильно переживал из-за чего-то. Либо ты мне что-то не договариваешь, либо случайно впал в детство. Что не так?

Друг сердито замолчал, уставившись на меня. Его светлые брови медленно поползли вниз, придавая лицу выражение недовольного гремлина. Маркус очень редко злился и это всегда выглядело слишком комично, поэтому его невозможно было воспринимать всерьез. Я отсчитала восемь секунд - ровно столько времени друг мог удерживать недовольство на своем лице, и его брови вернулись на привычное место. Маркус устало зевнул, а потом ответил:

- Не знаю, может я себя накручиваю просто. Внутри аж нервный ком собрался, понимаешь? Чувствую себя снова ребенком. Может в этом все дело. Хелен вызывает во мне воспоминания, которые я хочу забыть. Она будто призрак из прошлого, которое я вычеркнул.

Я его понимала. Понимала очень хорошо. Все мы стараемся забыть тот или иной отрезок жизни и убедить себя, что теперь стали совсем другими людьми, а прошлое больше не имеет над нами власти. Хотя на самом деле это все самообман. Прошлое нас формирует, хотим мы того или нет, но оно навсегда останется частью нашей личности.

- И, наверное, я боюсь не встречи с ней, а встречи с тем собой, который был в то время, когда мы жили вместе, - продолжил Маркус свою мысль после небольшой паузы.

Я сочувственно улыбнулась и перевела взгляд обратно на экран ноутбука, а затем ответила.

- Все будет хорошо, я уверена. Если что, ты всегда можешь вернуться ко мне и снова стать тем, кто ты сейчас, верно?

- Ты права. Спасибо.

Я уже собиралась попрощаться, но друг хотел еще немного поболтать.

- А ты чем там занимаешься? Смотрю, все глядишь в сторону.

- Читаю новости, - я прокрутила статью вниз, открывая комментарии, - хочешь послушать?

Маркус откинулся в своем компьютерном кресле, которым очень гордился - оно было черно-красное, с эмблемой белого орла на подголовнике, с откидной спинкой и удобным регулятором высоты. Он мечтал о своем кресле с детства, потому что в детском доме всегда кому-то не хватало мест, и каждый хотел иметь свой собственный стул. Маркус купил это кресло сразу, как начал жить один - как я часы - и таким образом обзавелся своим местом и в квартире, и в жизни в целом. Оно стало неким символом освобождения. Люблю символизм.

- Удиви меня, - друг улыбнулся и прикрыл глаза, готовясь слушать.

Я откашлялась, принимая суровый вид диктора, ведущего репортаж с места событий, и начала рассказывать:

- Сегодня мы с вами стали свидетелями самого ужасного и отвратительного поступка. Мы увидели свинью...ой, то есть, судью, совокупляющегося со своей секретаршей...

Маркус распахнул глаза и расхохотался:

- Боже, ты неотразима.

Я довольно улыбнулась и продолжила.

Мы проговорили еще два часа о всякой ерунде, и Маркус отправился спать, а я приготовилась к очередной бессонной ночи.

Суббота, день

13 часов 25 минут 46 секунд

Я открыла глаза и посмотрела на часы. Привычный жест, которым начиналось каждое утро. Хотя утро - это громко сказано, ведь время перевалило за полдень, но для меня это было утро. Я сразу вспомнила, что сегодня у Маркуса важный день, поэтому потянулась к телефону, чтобы проверить, нет ли от него сообщений или пропущенных звонков.

Мобильный лежал на маленьком деревянном кофейном столике, который служил мне одновременно прикроватной тумбочкой, обеденным столом и подставкой под ноутбук. Мне нравилось, что у такой простой мебели было так много свойств, она была подвижна и не занимала много места - это было важно, так как квартира была совсем маленькой. Несмотря на это, я ее очень любила, потому что чувствовала себя здесь в безопасности. Из знакомых ко мне заходил только Маркус, да и то он редко поднимался, чаще всего ожидая меня у подъезда. Я не любила вторжение в свое личное пространство.

Стоило взять телефон в руки, как он зазвонил. На экране высветилось имя Маркуса, и я приняла вызов.

- Ты свободна? - как обычно, без приветствий и предисловий, начал друг, - приезжай в гости!

Он был явно в приподнятом настроении, что могло значить лишь одно - встреча с Хелен удалась на славу. Я была этому очень рада. Но в гости хотела не слишком сильно. Чужие люди...

- Я не уверена, что хочу, - мы всегда были честны друг с другом, поэтому я открыто могла выразить свои сомнения по поводу предложения Маркуса, не боясь задеть его чувства.

- Понимаю, ты не очень любишь новых знакомых, но я был бы рад тебя видеть. И Хелен тоже.

На заднем фоне слышались чужие голоса - женский и мужской. На секунду я забыла о том, что сестра Маркуса приехала с мужем, и приготовилась удивиться. Вспомнив об этой маленькой детали, я захотела в гости еще меньше.

Друг почувствовал мое молчаливое настроение, поэтому продолжил. Внезапно оказалось, что ему очень важен мой визит, и я не могла понять почему. Я была чужим человеком на этом семейном празднике жизни и не очень хотела его портить своим напряженным видом.

- Я много рассказывал о тебе Хелен с детства, и она очень хотела бы тебя увидеть, потому что ты для нее уже, как родная сестра, - высокий женский голос на заднем плане неразборчиво что-то проговорил, видимо, в подтверждение слов друга, а потом они обменялись еще парой фраз, игнорируя меня, висящую на телефоне.

Я почувствовала, как в груди разрастается раздражение, вызванное этой сценой. Несмотря на мое прошлое, терпеливость по отношению к социальным ситуациям никогда не была моей сильной стороной. Я избегала контактов с людьми и близкого общения, и каждое нарушение моих личных границ заставляло меня нервничать. Ситуация, происходившая в данный момент, была из таких.

- Маркус, - немного резко окликнула я, - я не хочу.

Друг стушевался, кашлянул, сделав недолгую паузу, а потом ответил на два тона ниже, будто испытывал стыд или неловкость:

- Да, конечно, извини, что давлю. Просто хорошее настроение и хотелось поделиться. Извини, что побеспокоил. Звони, если вдруг передумаешь.

Из-за его голоса стыд начала испытывать я. Но он быстро перешел в раздражение, поэтому я лишь бросила короткое "пока" и отключилась. Из моей груди вырвался тяжелый вздох. Со мной было слишком сложно, наверное. В таких ситуациях я каждый раз задавалась вопросом, почему со мной вообще кто-то общается, ведь я такая обуза... Создаю проблемы себе и другим на пустом месте. Часы мерным шагом ворвались в мои тягостные раздумья. Кажется, мозг уже настолько привык переключать на них внимание, что делал это автоматически. Я отсчитала триста двадцать пять секунд и снова взяла в руки телефон.

За окном вовсю сияло солнце, желтыми лучами разрезая пол на несколько широких отрезков. Я села на кровати и коснулась босой ступней желтого квадрата - паркет нагрелся и приятно согрел остывавшее после сна тело, мурашками пройдясь вдоль позвоночника. Телефон приветливо смотрел из руки, напоминая о моем намерении. Я вздохнула. Раздражение еще не отпустило, но в груди было неприятное чувство из-за того, что Маркус огорчился. Он не был виноват в моем мерзком характере и хотел, как лучше. И все же мне было тяжело переломить себя, чтобы позвонить и извиниться.

Я покрутила в руке телефон, а затем отложила в сторону. Может позже. И повернулась к окну.

Окна моей пятиэтажки выходили во двор, но двор совсем маленький. Напротив стоял еще один точно такой же дом, так близко, что при желании и при определенном свете можно было увидеть, чем занимаются люди по ту сторону стен. Иногда по вечерам я наблюдала за ними. Не как в каких-то романтичных фильмах, в которых герои следят через окна за жизнью семьи, а просто - как сторонний наблюдатель. Лиц видно не было, только силуэты, по которым я пыталась догадаться кто чем занимается. Иногда моя фантазия подкидывала какие-то совсем дикие картины, а иногда это были банальные семейные ужины или одинокие вечера. Сейчас из-за солнца никого видно не было, да и субботний погожий день располагал больше к прогулкам, чем к сидению дома.

Я прислонилась лбом к теплому стеклу и зажмурилась от солнца, почувствовав себя домашним котом. Ощущение было приятным - никаких проблем и забот, сидишь, греешься на подоконнике, иногда ходишь поесть, потом спишь. Да, из меня бы вышел отличный кот.

Забравшись на узкий подоконник, на который я еле влезала, потому что рост позволял сидеть там только собравшись в позу эмбриона - с ростом 185 сантиметров в таких вещах не до шуток - я прислонилась к стеклу всем телом. В голове промелькнула мысль, что, если бы у меня была мать, она бы сказала так не сидеть, потому что я могу выпасть в окно. Мне часто приходили в голову подобные мысли. Они мне не нравились, но контролю не поддавались.

Через некоторое время зазвонил телефон. Еще не взяв трубку, я уже знала, что звонит Маркус, и он будет оправдываться и извиняться, хотя ни в чем не виноват. Всегда так было. Я не могла сделать первый шаг, а он всегда был готов взять эту миссию на себя.

- Да, - ровным голосом произнесла я, поставив телефон на громкую связь.

- Элла, - Маркус всегда звал меня так, когда чувствовал дискомфорт.

Мне стало неловко, но я промолчала, ожидая продолжения.

- Мне так жаль, что я поставил тебя в такое неудобное положение. Я повел себя неправильно. Хотел, как лучше, потому что у меня было действительно хорошее настроение, но в итоге повел себя, как последний идиот. Собственная радость затмила мне глаза.

И теперь этой радости не было. После разговора со мной. Я печально хмыкнула своим мыслям. Мавелла портит все - новое шоу, с понедельника по пятницу.

Самоирония всегда была моей сильной стороной.

Голос у друга был отстраненным, потому что он явно был в своих мыслях и старательно подбирал слова. Хотя слова не имели большого значения - я знала, что мне просто нужно время, чтобы остыть, а потом все будет, как раньше. Маркус, в свою очередь, знал, что ему нужно выговориться, чтобы не чувствовать вины, и его слова на самом деле ничего не меняют. Такая неловкая и бессмысленная игра двух друзей.

- В общем, я лишь хотел еще раз извиниться. Мне жаль, что я вторгся в твои границы, я знаю, что это плохо, но я сглупил.

Я прикрыла глаза и уселась на солнечный пол, подобрав под себя ноги. Мне нравилось сидеть на полу, потому что так я была ближе к земле и чувствовала себя в большей безопасности.

- Маркус. Ты не виноват. Не кори себя. Я тебе позвоню, когда отойду, и все будет нормально. Окей?

- Окей, - эхом отозвался друг.

Я три секунды слушала тишину на том конце провода, а потом отключилась и откинулась на спину, уставившись в потолок. Вечно работающий вентилятор вращался: "раз-два-три, раз-два-три", выстукивая одной мне слышимый ритм вальса.

Понедельник, день

15 часов 25 минут 46 секунд

Я затягивалась сигаретой и выжидающе смотрела на часы на телефоне. Через пару минут появится мой постоянный клиент. Сегодняшний день весь шел наперекосяк, начиная с будильника, который не прозвенел, потому что сели батарейки, и заканчивая тем, что за последние двое суток я спала лишь два часа. Это давало о себе знать. Раздражительность сидела во мне напряженным узлом, выжидая подходящий момент для выхода, но я успешно оттягивала его с помощью никотина. До этого часа.

"Постоянник" не сулил ничего хорошего. Я не была уверена, что сегодня смогу его вынести.

Быстрый взгляд на телефон - 15:27.

В голове одна за другой появлялись идеи возможного выхода из положения. Можно было попросить подменить меня за его столом сегодня. Или просто убежать домой. Или разбить какую-нибудь тарелку, чтобы дать выход чувствам.

В руке зазвонил телефон. Маркус.

- Да? - я уже отошла от нашей "ссоры" и вчера мы снова проболтали весь вечер, как обычно.

Маркус рассказывал про Хелен и про ее мужа - Кейдана, который оказался прекрасным человеком, и друг был очень рад за сестру. По его голосу и интонации было очевидно, что он счастлив, и я даже успела позавидовать. Не помню, когда я в последний раз была счастлива.

- Катаюсь вот на тачке. Захотелось поболтать, - я услышала улыбку в голосе друга, - судя по звукам, ты на перекуре?

Я промычала что-то нечленораздельное, но однозначно положительное.

- Постоянный клиент уже в здании? - стараясь сохранять шутливую интонацию, спросил Маркус.

Он знал о моих напряженных отношениях с этим мужчиной и в первое время очень сильно волновался, что тот мне что-то сделает. Но со временем смирился и принял его, как данность. Я вздохнула.

- К сожалению, да. Может ты похитишь меня, как прекрасную принцессу, и спасешь от этого злодея? - отчаянно простонала я, - молю!

Маркус рассмеялся, но потом внезапно стал серьезным.

- Слушай, я ведь правда могу тебя забрать. Можешь сослаться на недомогание. И я тебя перехвачу через минут пятнадцать. Ты как?

Это было очень неожиданное предложение. Металлическая дверь черного входа хлопнула за моей спиной с характерным лязгающим звуком, и я обернулась. Линда, словно почувствовав мои размышления на тему побега, оказалась на улице. Она закурила и бросила на меня недовольный взгляд. Я отвернулась и шепотом сказала в трубку:

- Я согласна.

Друг усмехнулся, лишь бросил короткое "еду" и отключился. Я огляделась по сторонам, изучая кирпичные стены, окружающие двор. Их полуразрушенный вид навевал уныние - неудивительно, что люди тут довольно неприятные. В такой обстановке можно быть только мразью. Со стороны дороги наше заведение выглядело более, чем прилично, но стоило пройти во двор и глазам являлась истинная картина разрухи и запустения. Я потушила сигарету и вернулась в здание, полностью игнорируя Линду. Не знаю, что случилось, но с первого же дня она меня довольно обидно подкалывала, а я отвечала. Это общение уже стало привычным, но от того не менее неприятным.

- Джон? - я постучала в дверь офиса босса, которая находилась за кухней, и сразу дернула на себя ручку, не дожидаясь ответа, - прошу прощения, я себя не очень хорошо чувствую, могу ли уйти домой сейчас? Сегодня довольно мало людей, думаю, ребята без меня справятся.

Начальник поднял голову от ноутбука, отчего его короткая каштановая челка затрепыхалась, и остановил на мне тяжелый взгляд. Джон не был красавцем в прямом смысле этого слова, но все мои коллеги женского пола от него были без ума. И все из-за глаз и улыбки. Совершенно простые черты лица полностью преображались, стоило боссу улыбнуться своей особенной обаятельной улыбкой, от которой на его правой щеке возникала ямочка, а под глазами появлялись тонкие дорожки морщинок. Последние Джона нисколько не портили, даже наоборот - украшали. Его темные глаза, почти черные, всегда смотрели пронзительно и уверенно. И сейчас от одного взгляда по моей спине пробежали мурашки.

- Что с тобой? - низким хриплым голосом спросил босс, откидываясь на спинку своего кожаного кресла и складывая руки на животе.

Я взяла себя в руки, игнорируя его высокомерную позу и тон, и непроизвольно выпрямилась.

- У меня эти дни. Живот болит.

Ни одна причина не работала лучше, чем критические дни - этому меня научили еще в детском доме, и это была одна из самых полезных вещей. Джон не стушевался, но его глаза на секунду забегали из угла в угол, а потом вновь вернулись к моему лицу.

- Хорошо, иди, но потом отработаешь в другую смену, - наконец, обдумав, ответил мужчина.

- Само собой, спасибо, - я легко наклонила голову, стараясь скрыть улыбку, и развернувшись на пятках, выскользнула из офиса.

Через восемь минут и двадцать три секунды я уже была в автомобиле Маркуса.

Я пристегнулась и подняла глаза на зеркало заднего вида, но вместо глаз друга я увидела совершенно незнакомое лицо.

Маркус, сидящий на водительском сидении, чуть наклонил зеркало в сторону, и появился в отражении.

- Мавелла, это Кейдан, муж Хелен. Кейдан, это Мавелла, моя самая лучшая и любимая подруга, - представил Маркус меня незнакомцу.

Я обернулась на заднее сиденье и столкнулась взглядом с раскосыми глазами нового знакомого. Мы смотрели друг на друга ровно пять секунд, и за это время я успела рассмотреть его глаза странного цвета - что-то ровно между желтым и зеленым, одновременно теплое и холодное, и совершенно неописуемое. Я почувствовала, что мой взгляд стал напоминать скорее то, что называют "пялиться", и смущенно перевела глаза на его острый нос и губы.

- Ну, привет, - наконец, подал голос Кейдан, - наслышан о тебе от всех. Рад знакомству, - и он протянул свою руку для пожатия.

Я дернулась, как от удара, и вернулась на свое кресло, переводя взгляд на дорогу.

- Мавелла не фанат пожимать руки, но она прелесть, честно, - Маркус неловко усмехнулся, а потом поймал мой взгляд в зеркале, - да?

- Да, - прищурившись и посмотрев на друга, произнесла я, а потом снова уставилась на дорогу, бросив короткое, - тоже приятно познакомиться. Кейдан.

Имя нового знакомого я выделила интонационно, подчеркивая свою "прелестность", спиной буквально почувствовав его ответную усмешку.

- Мавелла, - медленно протянул он мое имя, отчего я поморщилась.

Мало кто обычно звал меня полным именем, и это было непривычно и не слишком приятно.

- Зови меня Мейв.

Я поискала взглядом в зеркале Кейдана, но вместо глаз наткнулась лишь на губы, изогнутые в легкой полуулыбке.

- Мавелла, - снова повторил он, а потом спросил, - что означает твое имя? Довольно необычное. Что-то кельтское?

Я удивленно вскинула брови, все еще глядя на губы нового знакомого, потому что взгляд поймать в зеркале не удавалось. Впервые кто-то знал о моем имени хоть что-то. Сначала я приготовилась возмутиться, когда Кейдан просто его произнес, но последующий вопрос резко изменил мой настрой.

- Верно, кельтское, - после небольшой паузы ответила я, - означает радость.

- Очень мило, - губы Кейдана вновь изогнулись в улыбке, на этот раз доброй, а не насмешливой.

Я промолчала, не зная, что ответить. У меня не очень хорошо получалось выстраивать беседы с новыми людьми, да я и не слишком старалась. Между тем, у меня все равно появлялись друзья и хорошие приятели. Это удивляло.