18. Останови меня

Когда я достала свой старенький телефон из тумбочки, то увидела много сообщений от Ильдара. Он отправлял их с периодичностью в полчаса или час. Хорошо, что телефон находился в тихом режиме и Марат не увидел этого. Он бы точно разозлился. Очень сильно. Хотя я понимаю, что ничего плохого не сделала.

Наверное, он просто боится, что его брат сорвётся. Сорвётся и подсадит меня, если мы будем общаться.

Представляю, каким бы ужасом это для него стало.

Но я никогда не заставлю его волноваться о подобном. Наркотики — это первая ступень к саморазрушению, с которой почти невозможно сойти. По крайней мере, я проверять точно не буду.

Думаю, если их отношения улучшатся, то он не будет так против нашего общения.

Протерев глаза, я написала Ильдару сообщение — ещё со старого телефона. Сказала, что всё в порядке — я не умерла и не замёрзла. Он очень быстро прочитал сообщение, а через секунду я уже увидела входящий вызов.

— Приветик, — поздоровалась я, взяв трубку.

— Я всю ночь не спал, — злостно произнёс он, но я немного не поняла претензий в его голосе.

— Почему?

— Думал, что ты откинулась на морозе. Или тебя изнасиловали.

— Не дождёшься ни того, ни другого.

— Я этого и не ждал. Так у тебя ввсё в порядке? Ты пошла домой?

— Ну, — начала я, чуть помедлив, — можно сказать и так.

— Я пиздец как волновался.

— Ты волновался?

— Ну да.

В голове пронеслась мысль, рассказать ли ему о том, что случилось? Можно ли ему доверять? И что такого секретного я ему могу доверить?

Мне хотелось рассказать ему об этом. Хотелось рассказать, как другу, которого у меня никогда не было.

Хоть он и старше меня на шесть лет, но разницы в возрасте я совершенно не чувствую.

На первый взгляд он такой же импульсивный и эмоциональный подросток, как и я.

— Я ведь напилась вчера, — всё-таки рассказала я.

— Что? — со смешком спросил он. — Ты напилась? Что ты там пила? Просроченный кефир? Или скисший морс?

— Я коньяк пила! Сидела в парке и пила!

— Ты меня убиваешь.

— А потом меня забрал Марат.

— А, — его тон редко изменился. — Забрал тебя. Так ты сейчас у него?

— Ага.

— Надеюсь, он не воспользовался бедной пьяной девочкой.

— Боже, у тебя как будто одно на уме!

— Нет, я правда волнуюсь. Вдруг он распускал руки, — я не поняла, это прозвучало как утверждение или вопрос.

— Он не распускал руки. Марат никогда бы так подло не поступил. Никогда он мной не воспользуется.

Между нами повисло секундное молчание. Хоть я вчера была не в лучшем состоянии, но я помню весь наш телефонный разговор. Помню, как он сказал, что Марат избил его в «воспитательных» целях. И я понимаю, почему между ними такие непростые и плохие отношения.

Если у Марата табу на наркотики, то принимающий младший брат — это не самая весёлая новость. А Ильдар... Ильдар получил от неё за свою зависимость, что тоже не очень приятно.

Это ужасно.

Мне бы очень хотелось, чтобы у них были нормальные отношения.

— Не очень тебя понимаю.

— Что именно?

— Почему бы не встречаться с ровесником? С которым у тебя будут хотя бы общие интересы и темы для общения.

Я улыбнулась и тихо посмеялась.

— Мои ровесники на встрече выпускников обсуждали, кого из девочек легче всего споить. А ты говоришь, чтобы я встречалась с кем-то из них? — с сарказмом спросила я, свободной рукой начав беспокойно тереть щёку.

— Ладно, у твоих ровесников мозг ещё не на месте. Можно взять кого-то постарше них, но помладше моего брата. В двадцать три года парни уже нормальные.

Я снова рассмеялась, прикрыв рот ладонью.

А он забавный, когда не наровится тебя оскорбить или съязвить что-то.

Сейчас мне почему-то нравилось общаться с Ильдаром, несмотря на то, что он резкий и не подбирает слова. Мне казалось, что мы с ним друзья детства, которые могут обсудить любые темы. А так как он был братом Марата, я могла с ним обсуждать и наши отношения. Даже не обсуждать, а делиться своим счастьем. Ведь до этого мне не с кем было поделиться.

— В двадцать три года? У меня нет таких знакомых.

— Один точно есть.

— Марат запретил мне с тобой общаться.

— И почему же ты общаешься?

— Потому что ты его брат. И потому что мне нравится с тобой общаться. Я хочу... — я резко замолчала, боясь выглядеть навязчиво и глупо.

— Что? Закончи.

— Да так, ничего.

— Скажи, я не отстану.

— Не знаю, мне бы хотелось, чтобы мы подружились... Да, это глупо, мы едва знакомы. И ты меня вообще-то обидел вчера.

— Чем я тебя обидел?

— Сказал, что можешь быть моим первым.

— Это была шутка. Но если ты не против, то эта шутка ещё в силе.

— Я против, — грубо отрезала я.

— Тогда можно и дружить. А то у тебя с друзьями дефицит, как я понял.

Да, он совсем не подбирает слова. Но может мне такое и надо? Чтобы человек говорил всё честно и без притворства? Это намного лучше, чем купленные друзья, заглядывающие тебе в рот.

— Только я не хочу врать Марату, — сказала я, скорее себе, чем ему. — Он меня убьёт.

Но так как мои опасения прозвучали вслух, Ильдар на них ответил:

— А ты ему всё рассказываешь?

— Ну... Вообще-то да.

— Даже сколько раз в туалет сходила?

— Такое он у меня не спрашивает! Но если бы спросил, я бы ответила.

— Слушай, мне кажется, тебе просто нужен папа, а не парень.

Его слова заставили меня напрячься. Прикусив пересохшую нижнюю губу, я опустила взгляд вниз.

— Папа у меня есть.

— Но тебе явно не хватает его, раз ты нашла тебе второго.

— Вот это уже точно не твоё дело.

— Ладно. Но ты всё-таки задумайся об этом.

— А ты задумайся о том, чтобы не быть такой язвой, Ильдар.

— Мы подружимся.

***

Дни летели очень быстро.

Моя жизнь поменялась.

У меня появился друг и исчезла подруга. Она совсем перестала мне писать. И мне кажется, что Марат попросил её об этом. Но спрашивать я не осмеливалась — мне было слишком больно. Слишком больно думать о том, какой жалкой я выглядела.

Посреди нашей гостиной стояла красивая ёлка, которую я потихоньку украшала каждый день — и к тридцать первому числу наконец закончила. Не получалось у меня сделать всё за один раз — не хватало усидчивости и терпения.

Мне нравилась наша ёлка.

Я украсила её преимущественно в белых цветах. На самом видно месте весел шарик, который я заказала недавно по почте. Он пришёл за один день, что меня очень порадовало.

Им я хотела развеселить Марата.

И когда он пришёл к нам, я сразу же указала на этот шарик взглядом.

— Я, конечно, ни на что не намекаю.

Он посмотрел на игрушку и театрально потёр глаза двумя пальцами.

— Это мог бы быть наш кабан, а не рисунок на ёлочной игрушке.

— Нет, — улыбнулся Марат.

— Ну и пожалуйста, — пробубнила себе под нос я и почувствовала, как его руки обхватывают мою талию.

Совершенно к этому не готовая, я поднимаюсь в воздухе и наши губы соприкасаются.

Я стала чаще порхать в воздухе. Он стал чаще меня целовать. А целовать сложно, когда у вас огромное разница в росте. Поэтому он поднимает меня.

Но я не знаю, чувствует ли он каждый раз дрожь в моём теле.

Я целиком и полностью его. Я в его руках. В его мыслях. Я была в его постели.

У меня не осталось ничего своего. Я хотела полностью принадлежать этому мужчине.

Мысленно я молилась, чтобы очередт в магазинах тянулись как можно дольше — чтобы папа пришёл ещё не скоро. Ведь ему на стол очень нужна была селёдка под шубой — так сильно, что он пошёл за нею  в магазин в четыре вечера тридцать первого декабря.

— Подготовила мне песню? — спросил он, ставя меня на ватные ноги, которые в любой момент могли подкоситься.

— Ну, — я немного стеснялась.

Песню я подготовила, но я никогда никому не играла и не пела. Одно дело спеть в шутку в его машине, а другое — перебирать струны, держать ритм, не забыть слова.

И всё это в его присутствии.

— Это мой подарок.

Ещё немного замявшись, я всё-таки пошла в свою комнату и взяла гитару. Вернувшись в гостиную, я заметила, как Марат сел в кресло, широко расставив ноги.

Мне хотелось сесть куда-то подальше, чтобы он ничего не видел и не слышал. Но в итоге села я на пол, скрестив ноги бабочкой — и на правое колено положила гитару.

Я хоть и готовилась, но почему не думала, что он действительно об этом вспомнит.

Но он вспомнил.Не знаю, почему мне стало так не по себе. Сердце затрепещало. Смотрев только на гриф гитары, я начала:

— Як тобі сказати – без тебе не можу спати, і місяць по кімнаті розкинув сатин. Очі тобі зав'яжу і серце своє покажу, тобі про все розкажу з настільних картин.

Тримай мене міцно одною рукою —так сильно і ніжно вбивай мене.Віддай мені муку своїми руками,моїми губами лікуй, лікуй себе.

Посеред моєї хати на мене будеш кричати, бо як же тобі порвати і в серці сліди. Чи чуєш, як страшно мені у полоні? Як в твоїх долонях – нема так ніде! І крила так важко розправити пташці, коли бідолашку погубить любов.

Три... май мене...

Я замолчала.

Не поняла, что произошло. Из головы всё вылетело. Я забыла слова. Забыла аккорды. Забыла всё и остановилась.

Закрыв глаза, я не смогла успокоиться и отставила гитару в сторону. Марат быстро подхватился и подошёл ко мне, хотя я на него даже не смотрела.

Оказывается, это было слишком сложно для меня эмоционально. Я боялась разочаровать его. Боялась, что ему не понравится. Что моя игра будет резать ему слух, а голос будет звучать некрасиво.

Но я играла и пела от сердца. Я выбрала эту песню, потому что когда слышу её, сразу представляю, как он держит меня. Своими руками держит и не отпускает.

— Я немного забыла, — оправдывалась я, но Марат молчал.

Он стоял неподвижно, и я не могла понять, что его так рассердило? Почему он так непоколебимо наблюдал за мной?

Всё-таки он выглядел устрашающе, несмотря на то, что был безумно красив.

Да и как должен выглядеть мужчина в глазах семгадцалетней девочки?

Именно так, как я его вижу.

— Не понравилось? — спросила я, отведя взгляд.

— Понравилось, — твёрдо произнёс он.

От его тона сердце спустилось к пяткам.

— Что-то не похоже.

— Малыш, это было прекрасно, — проговорил он, и сердце провалилось ещё ниже пяток — куда-то под ковёр.

Он взял меня на руки — уже полностью. Наши взгляды встретились и больше не могли оторваться друг от друга. Каждой клеточкой тела я чувствовала, как его грудь вздымалась. У меня перехватило дыхание.

Я закрыла глаза и доверилась ему.

Ничего больше не было в этом мире — только я и он.

И моё тело в его крепких руках.

Мне хотелось, чтобы он отнёс меня в мою комнату, но он напротив — вышел из моей квартиры и зашёл в свою, перед этим спокойно открыв дверь ключами. Сквозь волну нежности и возбуждения я даже не сразу осознала, что мы могли встретиться с моим отцом.

Он об этом не думал. Ему было всё равно. Так же, как и мне.

Быстро пройдя в свою спальню, он аккуратно положил меня на застеленную кровать. На улице было темно, как и дома. Мы полностью находились во мраке. Я не знала, что делать, но он нежно поднял мои руки вверх и снял с меня свитшот. Его губы осыпали поцелуями мою обнажённую грудь.

Кровь прильнула к голове.

Он быстро расстегнул пуговицы на своей белой рубашке и навис надо мной. Украдкой я насчитала у него шесть кубиков пресса и улыбнулась про себя.

— Детка, — прохрипел он возле моего уха, — просто останови меня.

— Почему?

— Потому что сам я не в состоянии.

Он провёл большим пальцем по моей щеке — и я обхватила его ладонь своими.

Время остановилось.

Жалостливо я посмотрела ему в глаза, почувствовав, как на уголках появляются слёзы.

Это были слёзы счастья. Но вопреки ним, колени мои дрожали.

Я хотела его, но при этом... очень боялась. Жар прошёлся по всем моим конечностям.

И Марат... Словно прочитав страх в моих глазах, отстранился.

Он так сильно чувствовал меня, что я не могла поверить.

— Пожалуйста, вернись, — прошептала я, осознав, что только что могло случится.

И что случится.

Но он не возвращался.

Я так и осталась сидеть, продвигаемая его взглядом. Моя грудь горела.

Не знаю, вдруг... Ему просто не нравится? Вдруг я его не возбуждаю?

Он был так решителен. Почему он остановился?

— Ты меня совсем не хочешь, да? — вырвалось с моих губ и Марат усмехнулся.

— Малышка, дело не в этом.

— А в чём?

Он присел рядом со мной.

— В том, что я не могу трахнуть ребёнка.

Эти слова остудили меня. С планеты счастья я снова спустилась на грешнюю землю, на которой он меня не хочет, потому что я ребёнок.

— То есть я в твоих глазах всего лишь ребёнок?

— Я не могу, детка. Не могу сделать тебе больно.

Эти слова испугали меня и успокоили одновременно. Он хотя бы не сказал прямо, что не хочет меня.

— Ты не сделаешь.

— Потому что не притронусь к тебе.

— Никогда?

— Пока тебе не исполнится...

— Восемнадцать? — перебила его я.

— Девятнадцать, — пошутил он, и взяв меня подмышками, усадил на себя таким образом, что наши лица снова столкнулись взглядами.

И тогда я почувствовала, как сильно он меня хочет.

— Если не ты, то пускай кто-то другой, — прошептала я, зная, что он разозлится.

И он разозлился. Но этой злости было недостаточно, чтобы...

Боялся сделать мне больно он больше, чем злился.

— Я боюсь только того, что ты найдёшь себе кого-то другого. Для этого... Если уже не нашёл.

Конечно я переживала, но старалась об этом не думать. Но тут и так всё понятно — он взрослый мужчина, ему нужна физическая близость. И если он не злоупотребляет мной и моим телом, он запросто может найти кого-то на стороне.

От этого мне не легче. Лучше пусть сделает больно мне.

Головой я не очень готова к такой близости, но он единственный, кому я готова отдать свою невинность. Сейчас или потом — не важно. Главное, что только ему. Только ему я подарю всю себя.

— Я никогда ни на кого не применяю свою принцессу.

— Обещаешь? Иначе принцесса тебя убьёт.

— Я сам себя убью, — сказал он и я засмеялась.

— Мне кажется, — внезапно начала я, — с такими темпами папа скоро что-то начнёт подозревать.

— Да? Тогда стоит рассказать ему обо всём.

— Думаешь, он обрадуется? — с опаской спросила я.

Марат дотянулся до моего свитшота и надел его на меня, после чего неотрывно начал целовать мои ладони.

— Думаю, у него не будет выбора.