6. Болезнь

Дома я досмотрела фильм в одиночестве. Ничто не сдерживало меня — и я плакала, сколько хотела.

В половину первого позвонила папе, потому что очень переживала и хотела услышать его голос. Когда я училась в школе, папы часто не бывало дома по ночам — а я каждые несколько часов просыпалась и шла к его спальне. Прислушивалась, есть ли храп, вернулся ли он домой.

Что может думать ребенок, у которого в этом мире есть только отец? Только что его отца убили. Что его отец больше не вернётся домой. Что труп его отца будут осматривать на его же работе другие эксперты.

А бывало, что папа ещё долго не брал трубку. Тогда у меня начиналась паника. Тогда я плакала в подушку и молила бога, чтобы в этот момент я услышала папины манипуляции с замком.

Я успокаиваюсь, слыша папин голос в телефоне. Но он говорит, что будет где-то через час или полтора.

Всё это время я рыскала в интернете милые носочки и свитшоты с мультяшными персонажами. Затем искала фильмы и книжки про отношения с разницей в возрасте. А когда глаза начали слипаться, просто лежала с закрытыми глазами и прислушивалась.

Долго прислушивалась, пока дверной замок всё-таки не щёлкнул.

Папа дома. Теперь можно спать.

***

Встала я в восемь утра, зная, что к десяти на маникюр. Как хорошо, что он аппаратный — и не придется опускать в воду пораненный палец.

Папа ещё раз перевязал мне его с утра и заодно показал, куда всё-таки переложил аптечку.

Сегодня я очень плохо себя чувствую. Разбито, даже можно сказать. Очень болит голова и горят щёки. Першит в горле. Больно глотать.

Наверное, меня вчера продуло у Марата в квартире.

Но папе говорить об этом я не стала. А то изведет своими градусниками и сиропами от кашля.

Мы позавтракали оладушками со сгущёнкой.

— Доченька, тебе отвезти?

— Нет, папуль, ты лучше отдохни и поспи ещё немного! А то пришёл домой часам к трём, так и встал в восемь утра? Почему ты не отдохнул нормально?

— Отдохнуть я ещё успею, а ты впервые за два месяца приехала, разве я могу просто спать и не накормить тебя завтраком?

— Со мной бы ничего не случилось, да я и сама могу завтрак приготовить.

— Дело же не в завтраке, — хмуро произносит папа.

Мне становится так грустно.

После моего отъезда папа остался совсем один.

С утра до ночи неблагодарная работа. Пустующая квартира. У меня сердце кровью обливается каждый раз, когда я представляю, как он приходит домой: в одиночестве разогревает себе вчерашний ужин, включает телевизор, чтобы хоть как-то забыться, пишет мне сообщения и спрашивает в них, как дела. А я из-за усталости не всегда отвечаю сразу.

Иногда мне кажется, что лучше бы я не уезжала — поступила в какой-то одесский университет. Нашла альтернативу своему факультету. У нас ведь вроде есть филиал.

Но я хотела учиться в столице. Верила, что там совершенно другой уровень — и совершенно другая практика.

Мечтала играть в театре.

И я поступила. Стала на шаг ближе в своей мечте. А она от меня ускользнула. Просто потому что мне очень тяжело и одиноко.

И мне очень хочется папиного тепла.

Я очень счастлива, что Марат появился.

Я знаю, что папа часто с ним общается по вечерам и пытается дружить. И со стороны Марата я вижу уважительное отношение к нему. Значит он совсем не против.

И мне самой хочется быть частью всего этого. Такой вот маленькой соседской семьи.

— Пап, я ведь приеду после сессии! Через месяц на все зимние каникулы, целых две недели! Ты даже соскучиться не успеешь!

— Ещё чего, я всегда по тебе скучаю.

Своей рукой папа дотрагивается до моих растрёпанных волос и немного треплет их.

— Ты сегодня едешь на работу?

— Да, чуть позже, но поеду.

— Опять до ночи?

— Даже не знаю, что тебе сказать. Сегодня будет много дел. До восьми точно.

— Пап, тебе нужно взять отпуск, — требовательно говорю я.

— Успею ещё.

— Ага, будешь работать, пока сердце от нагрузок не остановится.

— Не остановится оно у меня. Не каркай.

— Ладно, не буду каркать, но это пора заканчивать. Они на тебе просто наживаются.

— Так, не учи отца жизни. Я на этой работе был, когда тебя даже в планах не было. Лучше сделай мне кофе, пока не ушла.

И я сделала папе кофе. Взбила сливки капучинатором. Налила в красивую белую кружку и пошла собираться.

Перед уходом из дома я смотрюсь на себя в зеркало в прихожей — наделала свитшот и джинсы, сверху пальто, на ногах серые угги.

Достаю с верхней полки шкафа-купе розовый шарф — обматываю вокруг шеи, но потом снимаю. С ним я выгляжу очень по-детски, будто меня бабушка собирала. На первый урок в десятый класс.

А я собираюсь ещё зайти к Марату... Поэтому выглядеть ещё моложе моего возраста мне не хочется.

На лестничной клетке я тяжело вздыхаю и стучу в дверь, нажимаю на звонок.

Никакой реакции. Он не выходит.

Жду ещё немного, но вскоре понимаю, что он уже уехал на работу.

Ещё никогда мне не было так грустно от того, что я не пожелала кому-то хорошего дня.

Да я никому особо этого и не желала, кроме папы.

***

С трудом я высидела полтора часа на маникюре — сделала ногти нежно-розового цвета (почти под цвет оставшегося дома шарфика).

Потом чуть-чуть погуляла по городу — заходила в разные магазины, смотрела одежду, плюшевые игрушки, купила книгу (любовный роман с героями, у которых разница в возрасте).

Мне очень плохо — голова ужасно болит, бросает то в жар, то в холод, замерзает шея. В уличном фургончике покупаю себе карамельный латте и сажусь на свободную лавочку возле остановки.

Домой добиралась пятьдесят минут — в тесной маршрутке, которая попадала в каждую вторую пробку. В половине второго я переступила порог квартиры, радуясь, что успела приехать до темноты.

Горло болит ещё сильнее, чем с утра. Делаю себе сладкий чай, хочу добавить в него лимон, но его нет в холодильнике.

Ставлю кружку к себе на тумбочку, но со временем понимаю, что у меня совсем нет сил даже на то, чтобы сделать глоток. Хочу спать, но биение сердца раздражает меня — оно такое громкое и быстрое, что отдаёт импульсом в голове и мешает заснуть.

Мешает, но я всё-таки засыпаю. Не выпив свой чай и даже не переодевшись.

Просто проваливаюсь в болезненный сон.

***

Будит меня звонок в дверь.

Встать очень тяжело, после сна мне ещё хуже, но я поднимаюсь на ноги и иду к входной двери. Смотрю в глазок — это Марат!

Ощущение, что одно только его присутствие делает мне лучше. А я такая заспанная и разбитая. А ещё растрёпанная. Вот чёрт, такая растрёпанная.

Слегка пригладив свои волосы, открываю дверь.

Сегодня он выглядит по-другому. Не могу объяснить, но он расстроенный (или чем-то озадаченный).

— Привет, — улыбчиво здороваюсь я и понимаю, что мой голос охрип.

Он стоит передо мной в деловом костюме — в чёрных штанах, белой обтягивающей рубашке, которая позволяет видеть все его мускулы. На правой руке часы — а раньше я их не замечала.

— Ты чем-то расстроена? — сходу спрашивает Марат, даже не здороваясь. — Тебя кто-то обидел?

— Что? Нет, никто не обидел, всё в порядке.

— Точно? Или всё-таки?

— Нет-нет, — перебиваю я Марата. — Всё хорошо, просто я спала и только проснулась... — застенчиво рассказываю я, а потом резво добавляю: — А ещё я заболела...

— Что болит?

— Голова болит и горло. И температура кажется.

— И ты в таком состоянии расхаживаешь здесь?

— Так ты же сам позвонил в дверь!

— Ложись в кровать,  — он говорит это очень грубо и властно. От его тона у меня пробегается холодок по коже.

— А ты уходишь? — с грустью спрашиваю я, даже не пытаясь совладать с эмоциями.

— Нет, конечно. Я побуду с тобой.

— Мне кажется, ты не в настроении, — осмеливаюсь сказать я.

— Почему?

— Не знаю. Просто ты какой-то хмурый сегодня.

— Это так заметно?

— Может кому-то и не заметно, но мне так кажется... У тебя что-то случилось? Я могу помочь?

— Ты очень поможешь, если ляжешь в постель и дашь мне о тебе позаботиться.

— А как ты будешь заботиться?

— Для начала померяем тебе температуру.

Марат закрывает дверь, а я быстрым шагом иду в свою комнату. Здесь везде разбросаны вещи. Косметика на трюмо не убрана, хотя я ею даже не пользуюсь.

— У меня немного творческий беспорядок, — оправдываюсь я сразу же, только он заходит ко мне.

Мои жалкие попытки оправдаться смешат его.

Я объясняю, в каком из шкафчиков на кухне аптечка (которую вчера ещё не могла найти).

Марат приносит её в комнату. Сбрасывает на градуснике прошлый результат, пару раз встряхивая его, и отдаёт мне.

Через несколько минут проверяет мою температуру. Многозначительно смотрит на меня, а затем садится на корточки и дотрагивается ладонью до моего лба.

Какая у него холодная ладонь.

— Что-то ты совсем плоха, малышка.

— Почему? У меня температура?

— Да, тридцать восемь и шесть.

— Пока ты этого не сказал, мне было не так плохо.

Он сидит на корточках возле моей кровати — эта картина помогает моему организму окрепнуть. Хотя жуткая слабость расползается по всему телу.

— Сильно знобит? — спрашивает Марат, так и не убирая руки от моего лица — только теперь он просто поглаживает мне волосы.

Это настолько приятно, что я не могу пошевелить губами. Напоминает чувство, когда волны на море куда-то несут твоё тело.

— Ты засыпаешь?

— Нет, просто очень приятно. Не останавливайся, — прошу я — так попросит каждый котёнок, если научится разговаривать.

— Давай выпьешь таблетки, и я продолжу.

В папиной аптечке Марат не нашёл нужных лекарст, поэтому отправился в аптеку. Он взял с тумбочку связку моих ключей — чтобы я не вставала из кровати, когда он вернётся.

А вернулся он очень быстро.

Приготовил мне вместо чая какой-то порошок — с лимонным вкусом и вареньем.

— Пей, пока тёплый.

— А я чай хотела.

— Чай потом. Сначала выпей фервекс.

В моей памяти хорошо отпечаталось время, когда я болела в пятом классе — я лежала у родителей в спальне, смотрела по телевизору «Пингвинов из Мадагаскар» и ела шоколадные конфеты. У меня очень болело горло. Наверное так же сильно, как и сейчас. Конфеты были совсем не в радость. Но я не пошла в школу, поэтому мне было всё равно — в радость они или нет.

А сейчас такое чувство, словно мне в радость всё — даже больное горло, даже температура под тридцать девять, даже жар граничащий с ознобом.

— Сейчас сделаю куриной бульон.

— Фу, не люблю куриный бульон.

— Надо.

— Я его есть не буду.

— Быстро поправиться не хочешь?

— Не хочу, — быстро отвечаю я и на мгновение замолкаю, моё лицо горит ещё больше, только не от температуры, нет. — Чтобы ты уходил не хочу.

Думаю, потом я могу всё свалить на болезнь — скажу, что бредила и говорила всякую ерунду.

Только это не ерунда.

Я не хочу, чтобы он уходил. Я не чувствую себя одинокой, когда он рядом — даже если я для него просто маленькая глупая девочка.

Марат улыбнулся и снова присел на корточки.

— Ты хотела зайти с утра, — зачем-то утверждает он.

— А откуда ты знаешь? Ты был дома?

— Нет, камера моегодомофона привязан к телефону.

— А-а, — коротко ответила я. — Да я... Просто хотела пожелать тебе хорошего дня. Нельзя, что ли?

— Можно. Тебе можно всё.

Меня охватывает жар, но при этом я трясусь от холода.

— Марат, я не понимаю, что со мной, — честно призналась я, положив дрожащую ладонь себе на грудь. Он накрывает своей ладонью мою руку — я готова расплакаться.

Почему? Всё ведь так хорошо. Но внезапно мне становится так грустно, потому что я боюсь — боюсь, что он просто играется со мной, чтобы не обидеть. Боюсь, что я навязываюсь ему со своими глупыми каждодневными проблемами. Боюсь, что я уеду — а он даже не вспомнит обо мне.

Кто я такая? Просто девочка. Его соседка.

В лучшем случае — недотёпа, которую он знает пять дней.

— У тебя жар и лучше бы тебе поспать.

— Нет, не лучше, — говорю я, но неожиданно наш разговор прерывает его мобильный телефон, он достаёт его из кармана и хмурится.

— Извини, малышка. Я сейчас. Чтобы когда я вернулся, ты уже выпила эту дрянь.

Марат вышел из моей комнаты, а я немного занервничала: он сильно поменялся в лице, когда посмотрела на звонящий телефон.

Я встала, чтобы взять со стола ноутбук и положить к себе в постель, но неожиданно даже для себя я подошла к двери и начала прислушиваться.

Марат разговаривал на повышенных тонах — даже мне отсюда стало страшно после его слов.

— Я твое дерьмо вместо жизни сделаю ещё хуже. Поссать спокойно не сможешь, будешь оборачиваться каждую секунду. Слушай меня, если ты не превратишься хотя бы в подобие человека, будешь гнить в Израиле с другими наркоманами до конца своей жизни. Устройся на работу хотя бы дворником, тогда я посмотрю, что с тобой делать.

По рукам прошёлся целый табун мурашек. Когда Марат мне просто сурово сказал про свой клуб, я готова была разрыдаться. А сейчас он говорит настолько жёстко с кем-то, что мне хочется спрятаться под столом или забиться в угол.

Внезапно услышала приближающиеся шаги и быстро подошла к столу.

— Ты почему встала?

— Хотела ноутбук взять.

— Ложись, — сказал Марат.

Неуверенным шагом я топаю к кровати, а он кладёт ноутбук с зарядкой мне на свободную половину.Он понимает, что я слышала его разговор (или просто догадывается). Нужно ли что-то сказать или сделать вид, что ничего не было? Ничего не слышала? И вообще, мне всё равно?

Но мне не всё равно.

— А с кем ты говорил?.. — растерянно спросила я, а потом сразу же пожалела об этом. — Прости, я случайно услышала...

Марат тяжело вздохнул и ответил:

— Со своим младшим братом.

У него есть младший брат.

Конечно же я об этом не знала.

И сейчас я не знаю, что сказать.

Наверное, я не буду обдумывать каждое своё слово.

— Марат, а почему... Почему ты так строго с ним общался?

— Потому что мать не воспитала и отец тоже, так может быть хоть у меня получится выбить из него всю дурь.

Повисло молчание.

Он проверил кружку с фервексом, который я всё ещё не выпила.

— Марат, а татуировки делать больно? — спрашиваю я, стараясь перевести тему, потому что и без того понятно, что говорить о младшем брате ему неприятно.

— Мне нет, но тебе будет больно.

— Почему?

— Потому что у тебя очень нежная кожа.

— Жаль, а я хотела набить себе Наруто.

— Это из каких-то детских мультиков?

— Сам ты детский мультик! Наруто — это ребенок, которого все ненавидили только потому, что он существует. Разве будут такое показывать детям? Им нельзя столько плакать.

Я включила ноутбук и осмелилась попросить Марата посидеть со мной. Посмотреть мультики. Просто поговорить.

— Я готова даже попить куриный бульон, хотя ненавижу его. Только не уходи. Ладно?

— Я не собирался уходить.

— Правда? У тебя ведь явно были планы на вечер.

— Даже если бы были, я бы всё отменил.

Я хочу спросить, почему?Почему ты возишься со мной, Марат? Но я не буду.

Мне достаточно его слов. Того, что он сидит на полу и смотрит со мной мультики. Проверяет ладонью мой лоб и гладит волосы.

— А твоя девушка или жена не будет ревновать? — спрашиваю я, смотря прямо ему прямо в глаза.

Они у него красивые, голубые. А у меня простые карие глаза.

— Сомневаюсь. Никто не будет ревновать к ребенку.

После его слов мне стало настолько обидно, что руки снова затряслись — и уже не от озноба.

Я отвернулась от него. Сделала вид, что мне безразличны его слова.

Но он добавил ещё кое-что, от чего моё сердце выдохнуло:

— Малышка, у меня нет девушки или жены, но мне очень приятно, что ты этим интересуешься.

У меня болит горло.У меня температура.У меня лихорадка.

Но как же я рада, что сегодня заболела.

Как же я рада, что он сейчас рядом. Мы смотрим «Пингвинов из Мадагаскар», я пью фервекс и заедаю не самый приятный вкус шоколадкой, которую Марат притащил вместе с пакетом вкусняшек из своей квартиры.

— Хочу болеть вечно.