Глава 25

Этим утром стояла тишина.

Я встала с одной мыслью: если хочу от себя чего-то адекватного вечером, нужно готовиться уже с утра. Как же тяжело быть нервной девушкой.

В гостиной обнаружился не только полумрак из-за плотных штор, не дающих солнечным лучам осветить комнату, но и скрутившийся на диване дикарь. Честно, я почувствовала ту еще вину, когда увидела, как неудобно высокому мужчине на тесном, узком и не таком уж и длинном диване. Он, явно замерзнув, укрывался одеялом, поверх которого был накинут плед.

Так, – пообещала себе я, – ночью он будет спать у себя. Хватит существовать в роли бесконечного потребителя.

Вина всегда оседает тяжелым грузом на сердце или на душе, не знаю, чем они отличаются. Но из-за нее печально, уныло, и чувствуется особенная подавленность. Она опускает руки. Другое дело – благодарность, которая еще сильнее ударила меня прямо по моему дикому лицу. Я в долгу у дикаря и благодарна ему.

Взглянула на часы: уже почти одиннадцать. Тихо пройдя мимо Кая, я вошла на кухню, преисполненная желанием творить чудеса.

***

Ладно, я довольно быстро вспомнила, что никогда не умела и не собиралась уметь готовить древние вкусные блюда, как это делает Кай. Наугад достав продукты из холодильника, несколько мисок из шкафчика сверху и пару столовых приборов из тумбочки снизу, я разложила всё перед собой. Уставилась. Мне двадцать, и я не понимаю, почему гневные взгляды, направленные на яйца и молоко, не делают омлет самостоятельно.

Может, хотя бы чай? Кружка, немного заварки, вода.

В том же духе я начала попытки сделать тосты, когда в дверном проёме возникла поникшая фигура Кая.

– Доброе утро, – неуверенно произнесла я, наблюдая за ленивым передвижением дикаря к стулу.

– Доброе, но ты видела время? Надо было меня разбудить.

Кай выглядел уставшим, а его голос звучал чересчур хрипло. Будто дикарь не только что встал, а вот-вот собирался ложиться после трех бессонных ночей и бесконечных ссор с Иной. Бледный, с выделяющимися синяками под глазами и бескровными губами, он уставился на чашку с чаем, которую я перед ним поставила.

– Спасибо, – он сделал глоток, вяло улыбнулся. – Добавишь, пожалуйста, горячей воды?

– О, – кажется, что-то не так, – чай должен быть горячим?

Черт, вспомнила: когда дикарь предлагал его мне, жидкость в чашке была обжигающе горячей и могла сразу же прогреть всё изнутри. Молодец, Джун, вовремя.

– Спасибо, – повторил Кай, когда я поставила перед ним вторую кружку, но на этот раз от нее шел пар. – Тосты не сгорят?

Точно, тосты. Метнулась к тостеру, и, к счастью, всё оказалось не так плохо. По крайней мере, если дикарь любит поджаренные.

– Спасибо, – вновь сказал он.

Чувствовала себя дурой, но кухня – это же впервые. Впервые можно.

Дикарь поежился.

– Что-то не так? – спросила, надеясь, что это не от тостов.

Откуда такое поразительное желание угодить, я не знала. Списала всё на вдруг ударившую в голову благодарность и волнение перед сегодняшним вечером.

– Неважно себя чувствую. Будешь омлет?

Когда я кивнула, Кай уже принялся за дело. Яйца были разбиты, сковорода разогрета, а желание позавтракать усилено.

– Значит, сегодня отменяется?

Он покачал головой, нахмурился, и, казалось, стал еще бледнее. Омлет был приготовлен, Кай расстроен и болен, а я пыталась предугадать, что из всего этого может выйти.

***

Официально: моё место обитания – библиотека.

Я часами могла (что и делала) затеряться в огромном кресле среди тысячи книг. После разговорников и журналов, где на обложке сияла ныне погибшая для всех Инесса, мне попалось нечто еще более поразительное – книги по истории.

Европа, Азия, Америка, материки, государства, войны, перевороты... Это было великолепно.

Конечно, в Республике никто не считает, что мы – последнее убежище человечества, что вокруг – пустыня и ничего больше. Есть другие страны, есть другие языки, есть другие народы, но они далеки даже для нас, сенаторов уровня штата. Внешнеполитические связи и международные отношения полностью лежали на плечах Президента и его семьи. Никого больше они не касались. Поэтому мой мир был строго ограничен.

Но Кай, возможно, сам того не желая, освободил мой разум из этой изоляции: я зачитывалась описаниями жизни тех, кто, хоть и давно, еще в древние времена, погиб, но для меня стал настоящим открытием.

Сначала это было сказкой. Как будто читаешь выдуманную историю, в голове зарождается хоть и интерес к сюжету, но абсолютно уверенное утверждение «хорошая сказка». Затем сказка развивается в сомнение, которое из прошлого воспитания, влияния, опыта подавляется: «ну, это же выдумка». Но после пары глав о паре войн, о странах и людях, о которых, кажется, уже где-то слышал, сомнение перерастает в шок: «это, что, правда?».

«Нет, не правда», - отрицая, покачаешь головой.

«Нет, это не может быть правдой!», - воскликнешь, злясь.

Это правда?

Не знаю.

Книги пишут люди, и все мы подчиняемся некоторым законам, требованиям, страху и цензуре. В моё время не говорят о том, что или кто находится за границей Республики, и, конечно же, о чем-то умалчивали и во времена древних писателей. Интереса это не отменяло, а значит, я целиком и полностью ушла в строки между пыльными страницами.

И, наверное, во мне больше от ребенка, чем от взрослого, потому что дольше всего я зависла на разделе в самой середине книги: издатель вставил туда цветные страницы, как дополнение к тексту: знаменитые на то время произведения искусства, какие-то карты с указанными стрелками планами нападения и здания (где-то разрушенные, где-то только что возведенные). И главное, самое сильно меня потрясшее – портреты. Тех, кто вершил древнюю историю.

Не только блондинов с кристально чистыми глазами, не только представителей ныне идеальной верхушки, но и очень даже диких людей.

Я листала эту несчастную книгу без перерыва: возвращалась к биографии личности, оставившей значимый для нашей планеты след, находила соответствующий ей портрет, поднимала глаза на окно и зависала. Смотрела на величественные ветки деревьев, качающихся из стороны в сторону под влиянием сильного ветра. Так же качало и меня. Ритуал многократно повторялся.

История говорила: тираном может быть Белый, а спасителем может быть Темный. Именно «может быть», никаких «строго», «обязательно» и прочих утверждающих конструкций, потому что у всех людей, судя по содержимому книги в моих руках, абсолютно равные шансы открыть лекарство от чего-то страшного и устроить геноцид.

Тогда, века назад, и там, за пределами Республики, люди делились на плохих и хороших, как и сейчас. Но определялось это поступками, действиями, намерениями, всем, чем полна личность изнутри, а не внешней атрибутикой.

Это правда?

***

После небольшого обеда я осталась на кухне, чтобы помыть посуду, пока дикарь, сидя за столом перед лэптопом, пил лекарство: прозрачный раствор, разведенный в кружке с водой.

– Кай, – обратилась к нему я, протирая тарелку мягким полотенцем. – Разве не опасно идти куда-то после теракта? Ты говорил, что нельзя высовываться.

– Из штата, – он кивнул, – нельзя высовываться из штата.

Значит, мы остаемся в Грейсоне. Похоже, меня снова ждала поездка на автомобиле, правда, в этот раз Кай выглядел далеко не как самый внимательный водитель.

– Далеко, да? Ты уверен, что сможешь?

– Уверен, птичка. Не беспокойся. И, – дикарь опустил взгляд на наручные часы, – если тебе для сборов нужно столько же времени, сколько и Ине, начинай сейчас, я всё уберу. Не люблю опаздывать.

Ина любила подчеркивать свою красоту, подбирать красивые рубашки к красивым брюкам, красить красивой косметикой красивое лицо, дополняя красивый образ красивыми аксессуарами. Да, это требовало достаточно времени.

В моем же репертуаре преобладали «прятки»: по максимуму слейся с толпой, скрывшись под капюшоном так, словно ты с ним родилась. Но сегодня не тот случай, верно?

Закончив с посудой, я поднялась в комнату. Вдох – выдох, и пальцы касаются сумки, оставленной для меня Белой. Я ведь справлюсь.

***

Меня переполняла ненависть к крохотным пуговицам.

Красивое темно-синее платье оказалось самым настоящим врагом: только десяток крошечных пуговиц на спине удерживали его от падения. Мои руки уже затекли, спина ныла, пока я, в попытках дотянуться до очередной пуговицы где-то у лопаток, изворачивалась и выкручивалась всеми возможными способами. Застегнуть никак не удавалось, а прическа (как будто бы я над ней старалась, а не просто расчесала волосы) портилась всё больше и больше.

На самом деле, я была катастрофически не готова.

– Джун? – пара стуков в дверь, и голос дикаря внезапно прервали моё мучительное уединение в комнате. – Ты жива? Мы опоздаем.

Я выдохнула. Тоскливо оглядела себя в зеркале, придерживая лиф платья: кое-как повозившись с кистями и косметикой Ины, я попыталась повторить её вчерашний урок. Уродливее не стала, что уже должно было обрадовать, но чертово платье всё портило. Само по себе, лежащее на кровати до того, как я взяла его в свои дикие руки, оно было прекрасно. Длинное, почти касающееся пола, с атласной юбкой, что должна была переливаться глубокими оттенками темно-синего в танце, и кружевным верхом, отделанным узорами множества блестящих кристаллов. Рукава до локтя смотрелись аккуратно, платье выглядело элегантно и дорого, и я бы немного приблизилась к этому, если бы могла застегнуть чертовы пуговицы, а не стоять у зеркала с обнаженной спиной.

– Не поеду, – ответила ему, не открывая дверь. – Придумай другое действие, я не поеду.

– Дьявол, что за глупости? Я сейчас войду...

– Нет, не надо, – не успела договорить, как он уже открыл дверь.

Черный костюм и белая рубашка смотрелись на Кае так, как я никогда не видела ни на одном из идеальных Белых мужчин: впечатляюще. Сейчас, когда я могла смотреть на него без страха и орущих в голове сирен «Дикарь! Страшнее даже тебя! Спасайся!», я зависла уже не из-за разрушающей все адекватные мысли паники. Дикарь выглядел хорошо. Мягко говоря, хорошо.

Никакого галстука или бабочки, что часто носил Джек. Старомодные часы на запястье, строгие черные туфли на ногах, расстегнутая верхняя пуговица плотной белоснежной рубашки – всё было просто. Но Кай простым не был.

– Проблема, птичка?

Он оглядел меня, стоящую лицом к нему и обнимающую свои плечи. Медленно: взгляд на босые ноги, на талию, где начиналась юбка, на мои бледные руки, сжимающие кружевные рукава, на волосы, которые, казалось мне, уже давно запутались. Нахмурился.

– Проблемы, – кивнула.

Наверное, чертовы пуговицы должен был застегнуть дикарь, а мне давно стоило смириться с этим и попросить. Но я стеснялась, очень стеснялась.

– Платье, – не голос, а какой-то писк... я откашлялась. – Пуговицы на спине.

– Повернись, – мягко сказал Кай, сделав шаг ко мне. .

Правда, очень сильно стеснялась.

Чего? Вспомни, что очнулась в его футболке, и еще сильнее покрасней, Джуни. Молодец.

К счастью, моего лица он уже не видел.

Когда дикарь убрал мои волосы со спины, чтобы обнажить саму проблему, я покрылась мурашками и начала обратный отсчет. Кай должен управиться быстро, мысленный таймер был установлен на десять секунд, после которых никто никогда не вспомнит, как пальцы еще недавнего «мерзавца» касались моей обнаженной спины в попытках застегнуть платье.

— Чувствую себя криворуким, – пробормотал он.

Десять, пятнадцать, двадцать секунд стремительно пролетали, но полностью одетой я еще не была. Его прикосновения заставляли меня вздрагивать, внутри что-то застыло.

– Они слишком маленькие, – пальцы Кая теряли несколько раз пуговицу, прежде чем наконец сумели её застегнуть.

Кстати говоря, горячие пальцы. Я подозревала, что или у него температура, или мне уже дурно.

– Да, – согласилась с ним, потому что от молчания становилось еще более неловко. – Это издевательство.

– Ну, не знаю, птичка, – я чувствовала его смешок, пощекотавший местечко ниже моей шеи. – Лично мне нравится.

– Что?

– Что?

Спустя несколько секунд молчания он закончил и отстранился. Даже не замечая, что задержала дыхание, я, наконец, выдохнула.

– Пойдем?

Кивнув, я отошла к шкафу, где ждали аккуратные туфли на невысоком каблуке. Обула одну туфлю и замерла: проблемы не заканчивались. Уверена, главная проблема – это я, и остальные исчезнут, стоит лишь «решить» меня.

Почему я не примерила чертовы туфли раньше?

– Кай, проблема. Я всё же не пойду.

– Тебе еще что-то застегнуть? Я всегда рад, – он, улыбаясь, развел руками.

Странно, но дистанция между мной и дикарем стремительно испарялась. Привыкнуть к тому, как он приподнимал бровь, задавая вопрос, как низко произносил излюбленное «Дьявол», когда всё шло к черту, как заботился о племяннице и не давал пропасть никому, кого считал семьей, было слишком легко. Привыкнуть к его отношению ко мне: пусть и свалилась, разрушая все планы, пусть и чужая, лишняя, но мне улыбались, помогали и застегивали чертовы пуговицы, было слишком приятно.

– Они большие. Туфли, – я указала на ногу. – Ходить нереально.

Кай покачал головой.

– Раньше никак, да? – произнес он, бросив взгляд на часы. – Мы не успеем за другими.

– Значит, расстегиваем платье?

Такую шутку не ожидал никто: дикарь запустил руку в растрепанные волосы и хрипло рассмеялся. А до меня пошлые смыслы доходят в последнюю очередь, даже если вылетают из моего же рта.

Покраснела. Конечно, покраснела. Но мысль о том, как же я буду это с себя снимать, раньше голову не посещала...Одна не справлюсь. С ним сойду с ума.

– Птичка, я не против, правда, но, – он пожал плечами, – надо ехать. Кроссовки, которые принесла Ина, твоего размера?

– Да.

– Как у этой женщины может быть разная обувь... Она ненормальная. Ладно, обувай их.

Я выключила то жалкое чувство вкуса, что у меня оставалось, и, спустившись с дикарем вниз, обула белые кроссовки. Безусловно, всю свою утонченность и элегантность платье, которое несчастный, обиженный мною дизайнер украшал несколько суток этими прекрасными узорами на кружеве, потеряло мгновенно. Можно было дополнить образ толстовкой, но (ого, повезло) Ина оставила свое серое пальто.

Кай снял туфли и, то ли улыбаясь, то ли качая головой, достал из шкафа в прихожей темную спортивную обувь, по стилю похожую на «мои» кроссовки.

Со строгим приталенным костюмом дикаря это смотрелось нелепо. Мы друг другу подходили – два глупца, забывших сменную обувь.

– Как будто всё так и спланировано, – произнес он, открывая передо мной дверь. – Не одной тебе ведь краснеть, да?

Хотелось ударить себя по лбу, потому что в голове ярко и надолго вспыхнула лишь одна глупость: «Мило!». Дикарь вёл себя мило.

Свет в коттедже был потушен: он тихо и мрачно стоял в плену высоких деревьев. Кай не оставил ни одного зажженного фонарика ни снаружи, ни внутри. Уединение казалось пугающим: дом дикаря – идеальное место, чтобы окончательно потеряться и стать навсегда забытым для всего мира.

Автомобиль терпеливо ждал нас на темной террасе. Кай, всё продолжая играть в джентльмена, приоткрыл для меня переднюю дверь.

***

– Знаешь, в кроссовках будет удобнее убежать, если что, – сказала я в тишину, которая угнетала нас в дороге.

В стенах собственного дома дикарь был расслаблен, отшучивался и был готов обсудить со мной приготовление яичницы, но как только мы отъехали от коттеджа на приличное расстояние, он резко переменился. Между бровями пролегла складка, губы сжались, а руки слишком крепко обхватили руль. Казалось, он морально к чему-то готовился, настраивался к будущей битве.

– Собираешься убежать? – на секунду Кай оторвал внимание от дороги и наградил меня тяжелым взглядом.

– Это была шутка.

Он кивнул и этим положил конец любому диалогу.

Первые двадцать минут в дороге было пусто и одиноко: какая-то трасса без опознавательных знаков, нет ни встречных автомобилей, ни фонарей, ни чего-то, что я могла бы запомнить. Пустота, разрезающий мрак свет фар, притихшая я и хмурый дикарь.

Но затем мне открылся город, настоящий и нормальный Грейсон: спешащие куда-то Белые люди, огромные автобусы, образующие пробку на каждом повороте, невысокие жилые здания, где в окнах только зажигался свет. Я знала, что сейчас происходит: вернувшись с работы, люди «готовили» контейнеры, обсуждая навязанные им новости. Они не видели высоких сосен, не ждали, пока их верхушки украсит снег, не ели ярких, сочных яблок, не смотрели диких мультиков, где принцессы сражались со злом, даже выглядя как современные злодейки.

Точно так же выглядел и Моретти – один из десятка других штатов, полных одинаковых улиц, строений и людей, которые одинаково мыслят, работают и живут.

Слишком много света перед глазами и шума за окном стали непривычными. Кажется, я отвыкла от нормальной жизни.

– Я там раньше не был, – неожиданно произнес дикарь, выглядя еще более подавленным. – Всегда ездил Финн.

– Это как-то связано с разными Темными... – я замолкла, пытаясь подобрать слово, – движениями и восстаниями?

– Нет. Там просто будет много разных людей. Я их знаю, и они знают меня. Я знаю, что говорить, что делать. Но это всё не то, понимаешь?

Конечно. Есть вещи, места, время и истории, глубоко привязанные к тем, кого с нами уже нет. И когда наступает минута, вынуждающая столкнуться с этим, оставляющая перед фактом «надо» и без жалости бросающая в лицо отсутствие того самого человека, потеря напоминает о себе особенно сильно. Раны, которые, как думал, уже начали затягиваться, вновь кровоточат, пустота, что должна была начать заполняться, с новой силой оглушает, а тоска утягивает вниз, на дно. Как будто бы это не ты с титаническим трудом, собирая себя по рваным кусочкам, сумел оттуда выбраться.

– Уедем как можно быстрее, – сказала я, понимая, что если бы существовала возможность не ехать, дикарь бы ей с удовольствием воспользовался.

– Да. Сбежим. Как ты и сказала, сбежим.

***

Кай припарковал автомобиль у небольшого неприметного здания, похожего на коробку, где обитают офисные клерки. На секунду он прикрыл глаза, я не мешала ему, давая собраться с мыслями и чувствами. Мое волнение отошло на второй план: сейчас заразной была напряженность Кая.

– Готова?

– Убежать? Всегда.

Оставив верхнюю одежду в закрытом автомобиле, мы подошли к зданию. Только оказавшись на улице, я поняла: вокруг купол. Как и везде в цивилизованных местах, воздух защищается, погода контролируется, а небеса сводятся к прозрачной коробке над головой. Обычно это нормально, но мне не хватало свежести, становилось неприятно тепло, легкие наполнялись пылью.

Вошли, не скрываясь – не через черный ход, а через двойные двери.

Ничего: ни света, ни шума, ни расфуфыренных девушек в платьях и мужчин в костюмах, нас встретил лишь пустой офис. Парень, облокотившийся на стену напротив входа, молча кивнул Каю и указал на массивную железную дверь. «Пожарная лестница», - гласила табличка на ней, и, пока мы в тишине спускались, кажется, этажа два, я поблагодарила удобную обувь. Каблуки в полумраке помогли бы только свернуть шею.

– Джун, – произнес стоящий рядом Кай, прежде чем толкнуть очередную дверь.

– Кай?

– Не вырывай руку, ладно?

Созревший в голове вопрос «Что?» был остановлен еще до того, как я успела его озвучить: Кай взял меня за руку. Мои пальцы казались чересчур маленькими и бледными, когда терялись в его горячей ладони. От волнения и нежелания попасть в передрягу я бы и не стала от него отходить, но физическая близость отправила дрожь всем нервным окончаниям. Это не успокаивало.

Он открыл дверь, я выглянула из-за его сильной спины, облаченной в черный пиджак, и вдруг поняла: белые кроссовки вот-вот унесут меня прямо в сердце светской вечеринки. Настоящей: с оркестром, играющим спокойную классику, с официантами, на подносах разносящими бокалы с игристым шампанским и темным вином, с цветами, украшающими небольшие столики по периметру. Настоящей, но подпольной светской вечеринки.

Дорогие платья, дизайнерские смокинги, сверкающая обувь, крепкий алкоголь, привезенный, кажется, из-за границы, спрятаны в подвале какой-то конторы не самого благополучного района Грейсона. Белые, Темные, все разговаривали друг с другом, общались, а некоторые даже танцевали, смешивались в непонятную и чертовски поражающую меня массу, несмотря на все различия, которые для тех, кто жил нормальной жизнью, были катастрофически важными.

Кажется, здесь, в каком-то подвале, переделанном под прилично выглядевший зал, законы не работали.

Мы с дикарем, еще крепче сжимая друг другу руки (я из-за шока, Кай, наверное, переживая, что я убегу), прошли мимо смеющихся девушек, разговаривающих практически шёпотом, солидно выглядящих мужчин и остановились там, где не было слышно ни хохота, ни звона бокалов. Никто не оборачивался, не глазел, мы словно невидимки пристроились в углу.

– Леманн! – Кай обернулся на мужской голос, так резко вторгшийся между нот фортепиано.

Довольно грузный Белый мужчина пробирался через весь зал в наш тихий уголок, привлекая лишние взгляды и вызывая ненужное внимание.

Дикарь сильнее сжал мои пальцы, прежде чем отпустить их, чтобы пожать руку несуразно громкому мужчине. Застывшая я держалась рядом, чувствуя на себе взгляды слишком большого количества людей вокруг.

– А ты всё тот же, старина! – произнес широко улыбающийся Белый, пытаясь обнять Кая, который то ли замер, то ли отстранялся, то ли придумывал, как быстрее провалиться сквозь землю.

– Мистер Корн, – дикарь холодно кивнул. – Как Ваши успехи?

– Не будем о работе, Финн, – мужчина улыбнулся мне, – а где твоя блондинка? Та, высокомерная и заносчивая?

Я не знала, как же лицо Кая не выдало в этот момент тот взрыв, что, не сомневаюсь, почувствовало его сердце. Он только сильнее сжал губы в жалкое подобие улыбки, неловко откашлялся.

– Блондинка – супруга Финна, мистер Корн. Я Кай, – дикарь отвел глаза, – другой брат. Моя спутница менее высокомерна и заносчива.

Белый на секунду замолчал, а затем отстранился на шаг назад. Воздухом стало проще дышать, когда он перестал быть так сильно отравлен одеколоном.

– Другой Леманн, значит, – пробормотал себе под нос он. – А Финн...?

– Умер.

– Давно?

– Нет.

– Умер, значит, – некий Корн, качая головой, отвернулся и неторопливо отправился в сторону официанта, чей поднос был полон виски.

Мне хотелось предложить Каю тоже выпить: он отстраненно, уставившись в никуда, замер рядом со мной.

Дикарь только пришел, а его уже в первую же минуту спутали с умершим братом.

– Мне жаль, – прошептала я, передавая ему стакан воды со стола.

– Мне тоже жаль, Джун, – он сделал глоток и нахмурился. – Что-то покрепче?

– Ты болен, и тебе вести нас домой.

– Точно, напоминай мне об этом почаще.

Да, вечер обещал стать нервным.

И давно ли темный, покрытый тайнами коттедж в дикой чаще стал домом?

И прелесть от прелестной читательницы