Звезда и сокровище

Безликий друг зажигает фитиль,Первый, второй, третий...На черном полотне появляется светВ виде маленьких ярких всплесков.Я жду, пока они укажут мне путь,Дадут добро, чтобы тебя увидеть.Ты же, беспокойно считаешь ихИ молишься,Чтобы они поскорее мне подсказали к тебе дорогу.

Первый день заточения для мисс Додсон тянулся мучительно долго. Раньше она предпочитала быть одна, и возможно, не так тяжело бы приняла свою участь, но теперь всё ощущалось по-другому. Уличный сорванец уж слишком разбаловал её своим присутствием, и отныне, казалось, что родные стены душат её, как пойманную птицу, заточенную в золотую клетку.

К тому же, за пределами её камеры оставались нерешенные дела, которые продолжали плести свои коварные сети. У Канарейки не было даже шанса узнать, что связывает Айлин с Имином. Зачем они тайно ночью встречались у покоев наследника и скрытно обсуждали что-то? Теперь ей оставалось только гадать, строить догадки, искать причины, и единственное, к чему она пришла, это к тому, что так кузина связывалась с Лорканом, и зная характер этих двух молодых людей, Кана понимала, что это не предвещает ничего хорошего.

Девушку также беспокоило то, что теперь она не может навещать свою больную бабушку, заботиться о ней и защищать от безразличных родственников. Было бы лучше, если бы Альма узнала причину отсутствия своей средней внучки, и тогда её заточение могло бы завершиться в тот же час. Однако темноволосая девица знала, что ей не скажут правду, а Старейшина сразу не предпримет каких-либо действий. Ведь всё это время седовласая женщина настаивала на том, чтобы она прекращала каждый вечер навещать её и тратить время впустую на больную старуху, которое, по её мнению, было бы лучше посвятить жениху.

Так что Кане оставалось только узнавать, как у неё дела у приходящих служанок, которые приносили ей подносы с едой, и недолго выполняли свои обязанности, но под строгим указанием Домны, они не высказывали ни слова. Таково было наказание разгневанной матери, полное одиночество в гнетущем молчании.

Канарейке повезло только с тем, что ужин принесла Амина. Хоть девчушка так же боялась навлечь на себя гнев злой госпожи, но все же кротко отвечала на вопросы заточенной мисс, пока та неохотно ковырялась в рыбном блюде. Но как только разговор коснулся бывшего жениха, так в комнату неожиданно ворвалась Домна, и рок тишины снова зазвучал в знатных покоях. Наградив двух молодых персон недовольным взглядом, напуганная служанка распознала несказанный намек и безмолвно оставила наедине наказанную дочь и лишившую ее даже той доли свободы строгую мать. Светловолосая женщина не стала много говорить. С её поджатых и упрямых губ миновало всего два слова: "Ты передумала?". И, получив короткий, но решительный ответ "Нет", развернулась, захлопнула дверь, и звук скрежета ключа вновь пронеся несчастным эхом в невольных стенах.

Девушка запрокинула черную головку вверх, и длинные ресницы бессильно прикрыли красноватые веки, что наливались тенью грусти. Немую тишину нарушил глубокий вдох, который сорвался с нежных губ, подобно волнению, искавшему душевное спасение. Томно-серые глаза мелькнули на закрытое окно, за которым сумеречное покрывало застилало сухую землю. В прошлый раз, примерно в это время, Бел пришел к ней. Почему же сегодня, когда ей так одиноко, он не спешит явиться к молодой особе в гости? Впервые Канарейка так сильно ждала его, что с каждой минутой, обгоняющей предыдущую, ее волнение нарастало из-за сладкого, но одновременно мучительного предвкушения встречи.

Следующий час взволнованная леди переодевалась несколько раз, размышляя, в каком наряде она выглядит лучше. Но затем она раскраснелась от стыда и, словно пытаясь доказать что-то, то ли себе, то ли Баалу, остановилась на самом простом и скромном платье, а волосы уложила в целомудренную косу, так как это было ей более привычно.

Через два часа Кана нервно выбирала место, где следует сидеть или, быть может, лежать, когда наглец внезапно нагрянет. Все мелочи беспокоили ее, включая количество свечей, освещающих комнату. Она хотела, чтобы освещение было приглушенным, чтобы скрыть выдаваемый её румянец на лице, но при этом не слишком интимным, чтобы черноволосый парень не выглядел чересчур соблазнительно.

Так прошло еще несколько часов. Звук колоколов, объявляющий о наступлении ночи, доносился до её ушей, но Хозяин ночи так и не появился. Однако Канарейка не утратила веры, что он все же придет. Несмотря на осенний холод, она открыла окно, подвинула мягкий пуфик к нему и устроилась на подоконнике в ожидании, рассматривая каждую мелькнувшую тень, в надежде увидеть силуэт Бела.

Так она и заснула возле него, но проснулась уже в постели. Сквозь сон мисс Додсон слышала шаги и множество голосов, словно они доносились до неё сквозь водный купол — тихие и далекие. Несколько раз она почувствовала бережные прикосновения к своему лицу, которое горело от болезненного жара. Когда она с трудом приоткрыла свои тяжелые веки, заметила обеспокоенное выражение лица своего отца и не менее встревоженный взгляд Манижи. Позади них мелькала ещё одна тень, и эта неясная фигура казалась нервной и трепетной. Кане даже захотелось успокоить её, обнять и утешить, сказать, что с ней всё в порядке. Но она не успела, усталость вновь поглотила её, и девушка углубилась в сон.

Канарейка слегла с температурой.

Было глупо с её стороны пол ночи просидеть возле настежь открытого окна, а другую половину спать под колыбель прохладного ветра, что легко пробирался до костей через тонкую одежду. Но всегда влюбленное сердце затуманивало разум, и та же история произошла с черноволосой дамой. Не думая о своем слабом здоровье, она совершила весьма неразумное действие, которое привело к такому плачевному результату.

Так она просыпалась и мгновенно засыпала несколько раз, пока жар не покинул ослабленное тело. Только под вечер девушка смогла немного поесть и должным образом принять лекарства. Тем не менее, она всё ещё была слаба, так что после того, как Амина промыла её тело прохладной водой, Кана вновь скрылась в объятиях сна, пока не почувствовала чье-то присутствие.

В этот момент нежное прикосновение плавно скользнуло по её коже, словно мягкое перо, оставляя за собой волны приятной дрожи. Добравшись до одинокой руки, теплая ладонь окутала её лаской и заботой. Затем длинные пальцы медленно и осторожно перешли к её щеке. Как искусный художник, исправляющий детали своего произведения, они неспеша избавлялись от влажных прядей волос, чтобы как можно лучше разглядеть лицо спящей девы.

Эти прикосновения, приятные и нежные, были настолько хорошо знакомы Канарейке, что она сразу поняла, кто их совершал. Приоткрыв глаза, мисс убедилась в своей догадке. Перед её взором появился желтоглазый парень, который, присев на край кровати, внимательно наблюдал за ней, как будто ожидал, когда она заметит этого ночного гостя.

— Меня не было всего лишь одну ночь, а ты умудрилась слечь с простудой, — проворчал Бел, но в его взгляде разгорались беспокойные искры. — Как ты вообще сумела заболеть, не выходя из комнаты?

Действительно, данное замечание можно было посчитать абсурдным или даже от части смешным, однако Канарейка не проявила даже тени эмоций, будто и вовсе не слышала, что он говорит. Мисс, приспособившись к темноте, изучала ночного посетителя с явным недоумением, ведь, как оказалось, в этот раз он выглядел по-другому.

Появившийся Баал сейчас напоминал того уличного сорванца, с кем она затеяла тот нелепый спор, а не того высокого, статного мужчину, с которым она целовалась. Ей уже было известно о нечеловеческих изменениях этого существа, но раньше он никогда не становился моложе, только старше. И это заставило ее задуматься о двух вещах. Первое, действительно ли он здесь, или возможно это всего лишь игра ее разума, новый сон или бредни от температуры? Второе, если это так, то почему именно в этом возрасте? Может быть, уже тогда этот загадочный парень украл ее невинное сердце?

— Тебя и на минуту нельзя оставлять, — прервал ее размышления сварливый голос парня.

Темноволосая особа наконец-то сфокусировала свой взгляд и обратила внимание на трепещущие, то ли от злости, то ли от переживаний, густые, как веер, ресницы. Ее сердце тут же охватил пожар, а губы невольно ответили:

— Так не оставляй...

Черноволосый растерянно опешил.

— А?... Что? — он пытался сказать что-то, но слова застряли в горле. Баал был настолько поражен, что его гримаса приняла довольно странную форму.

Канарейка же напротив, думая, что она бредет, словно развязали язык, который теперь более четко повторил:

— Бел, не оставляй меня одну.

Между ними нависла тишина, но она не была давящей или напряженной. Напротив, в ней так и расцветали отголоски тепла и любви, что скрывались в их бьющихся в унисон пылких сердцах.

Парень замер на месте. Казалось, его то окунали в горячий чан, то обливали холодной водой. Его руки то потели, то покрывались ледяной коркой. Он не мог точно понять, что происходит с ним, но знал, что ее слова перевернули всю его грешную душу.

На самом деле, до того, как сорванец пришел к ней, он накапливал силы ту прошедшую ночь, которых хватило, чтобы поддержать прежний облик двадцатилетнего парня. Он собирался побыть в гостях ненадолго, только чтобы убедиться, что с Каной все в порядке. Но теперь, после услышанного, разве он мог так просто взять и уйти? Казалось, его предательское тело уже решило всё за него, поскольку босые ступни словно прилипли к полу. Существо понимало, что еще немного, и силы вновь покинут его, придавая постыдный вид двенадцатилетнего мальчишки. Однако, поддавшись мыслям еще чуть-чуть, пару минут побуду с ней, он принял решение остаться. Но, подобно кары судьбы, она безжалостно треснула ему подзатыльник, и не успел он опомнится, как уже сидел перед мисс в маленьком хрупком тельце.

Разумеется, такие явные изменения даже в темноте не остались незамеченными для серых глаз озадаченной девицы. Она то удивленно открывала рот, то беззвучно закрывала его, при этом неверующе трясла головой, и это щекотливо повторялось раз за разом, тем временем Бел еще необъяснимо молчал, он лишь сдерживал злость, вперемешку с внезапно нахлынувшим стыдом.

— Нет... Этого просто не может быть, — пробормотала Канарейка, демонстративно еще раз отрицательно качнув головой, настойчиво не соглашаясь с увиденным.

Желтоглазого парнишку эти слова окончательно пошатнули, и он обидно взъерошился с ног до головы, пропищав от недовольства:

— Да и что в этом такого?! — казалось, что существо не только превратилось в мальчишку, но и приняло детский ум, так что весь его протест зазвучал не более чем капризом ребёнка.

Мисс Додсон же услышанное словно вынесло жестокий приговор, и она протестующе взвыла:

— Нет! Я не могла... Не могла влюбиться в... мальчишку...

Баал замер на месте и казалось, даже не дышал, но его сердце чуть ли не разрывалось от трепещущих чувств в грудной клетке. Его мысли уносились куда-то вдаль, где он представлял, как прижимается к этому обмякшему от жара и пота хрупкому телу девушки, но разум насмешливо вразумлял, что в нынешнем облике ему даже думать об этом постыдно. Выругавшись про себя, существо несколько раз попыталось принять истинный облик, но после неудачной попытки в пятый раз, он возненавидел себя настолько, что просто взял и отвернулся от Канарейки, не произнеся ни слова в ответ, так как юношеский ломкий голос напомнил бы ему в очередной раз, как позорно он выглядит.

Но вот почему именно сейчас Кана решила ему признаться? Хотя вообще можно ли было это считать признанием? В нынешней обстановке все это было странным, смешным, нелепым, абсурдным... Хотя они тоже были не от мира всего: добрая девушка, что завела связь с существом, и названный демон, который связался со смертной и превратился из Хозяина ночи в верного пса, готового лишь прильнуть к ее ножкам.

Канарейка, думая, что он уйдет, обеспокоенно вцепилась в его руку и, потянув к себе, дрожащим голосом попросила:

— Не уходи. Прошу, хотя бы во сне останься со мной еще немного.

"Хотя бы во сне..." Эхо повторялось в его голове, и Баал даже не понял, почувствовал ли он облегчение или все-таки грусть, когда услышал, что дама всё происходящее считала сном и потому так открыто и честно впервые выразила свои самые сокрытые мысли.

Однако, когда она его потянула к себе, парнишка даже не думал сопротивляться.

Поэтому через пару секунд маленькое тельце оказалось в теплых объятиях очаровательной мисс, которая обвила его такой любовью и заботой, словно в ее руках было самое ценное и драгоценное сокровище, с которым она никак не хотела прощаться. Однако она не знала, что прижавшийся к ней бродячий щенок ценил ее больше всех в мире сокровищ; для него Канарейка была подобна недосягаемой звездой, блеск которой ослеплял его своей прелестью.