Глава 15

— Итак, я готова тебя выслушать, — сделав глоток горячего чая выговорила. Парень сел рядом и начал готовить в своей голове речь.

— С чего начать?

— С того, чем ты занимаешься.

— У каждого свое дело, своя обязанность. Кто-то наркоторговец, кто-то киллер.

— Я так понимаю ты второй вариант, — произнесла с усмешкой, не дав парню говорить дальше. Он посмотрел на меня и снова устремил взгляд в пол.

— Те, кого ты видела там — лишь малая часть. Нас намного больше. Как ты знаешь, мы работаем на Василевского. Его люди повсюду, — он вздохнул, сделал паузу, затем продолжил:— Мне было семнадцать когда я впервые убил человека, — мои глаза стали по пять копеек. — Мне пришлось, иначе я бы потерял смысл в жизни, потерял самое дорогое, что у меня было. Так случилось, что я попал не в ту компанию. Там мне предложили на них работать и я, конечно же, отказался, когда узнал, чем они занимаются, пока они не нашли тебя, — я не перебивала его, так как видела, что ему тяжело даётся рассказывать это. — Они угрожали тобой, твоей семьей. Я не мог позволить чтобы тебе или твоим близким причинили вред. Тогда я согласился, но только на то, чтобы торговать наркотики. Василевский хотел больше, они хотели, чтобы я убивал. А в один день, когда я пришел к ним, я увидел там своего отца. Меня приковали наручниками и заставили смотреть на его смерть. Они мучали его на моих глазах, затем застрелили прямо в голову, — он смотрел в пол не моргая. Его рука со злости сжимала кружку. — Сказали точно также поступят и с матерью. А если вздумаю обратиться в полицию, прежде, чем я дойду до отделения или совершу вызов, она будет уже мёртвая. Во мне проснулась ненависть. Я начал ненавидеть всех, всех, кроме тебя. Ровно через неделю после того, как они убили моего отца, ко мне привели мою первую жертву. Передо мной стоял выбор. Либо твоя жизнь, либо жизнь того мальчика. Ему было как и тебе, шестнадцать. Ты сидела возле окна. Из крыши соседнего дома наготове сидел их снайпер. Они показали мне тебя и поставили перед выбором, и я его сделал. Дальше во мне проснулся настоящий монстр. Я убивал, представляя на месте обычных людей их. Они удивлялись тому, как быстро я привык к этому делу. У меня конкретно поехала крыша.Никиту вообще хрен знает откуда достали. Его оставили на мне. Я готовил его. У нас он и стал употреблять, — я слушала все это уже со слезами на глазах. Настолько родной мне человек, он был мне ближе всех и я не видела этих проблем. Он никогда не рассказывал мне своих родителях, поэтому я никогда и не спрашивала сама, думала, что для него эта тема неприятна. На его глазах убили его родного отца. На него давили со всех сторон, угрожали матерью, мной, моей семьёй, да почти всеми, кто имел в его жизни цену. Они просто забрали у него все, сломали его психику. Больше всего ужасно осознавать, что он убил человека из-за меня. Он совершил своё первое убийство из-за меня!

— Сегодня, как только Комлев привел тебя, мне сразу об этом доложили. У него ещё молоко на губах не обсохло, а возомнил из себя. Решил что каждый побежит его слушать. Я приехал сразу, как только смог. Те, что позвонили мне, тогда уже смотались.

— Что с тобой будет? — я, смотря на парня еле выдала.

— Со мной ничего.

— Ты там всех убил! Если этот Василевский, что-ли, убьет тебя?!

— Он не сделает этого. Я слишком для него важен, он не станет от меня избавляться.

— Где он сейчас?

— Уехал по своим грязным делам за границу.

— Думаешь он еще не знает об этом?

— Конечно знает, может уже даже в пути.

Я просто молча уставилась в стену. Я пыталась как-то переварить всю эту историю, но у меня просто не укладывалось все в голове.

— Встань, — резко выдала я. Он вопросительно посмотрел на меня, я повторила, и тогда он встал с дивана. Я встала тоже и очень сильно обняла его. Я прижала его так крепко, как мечтала давно. Он ответил тем же. Мы молча стояли в обнимку целую минуту и я отпустила его. — Прости, что я не дала тебе поддержки, когда это было нужно, — я пыталась сдержать слезы на глазах, но это просто не выходило.

— Не вини себя ни в чем. Я погубил себя и причинял боль всем окружающим, в том числе и тебе. За это я ни за что себя не смогу простить.

— Ты не виноват, слышишь? Ты делал это не по своей воле.

— Зато сейчас делаю по своей. Мне это нравится, Лина. Видеть страх в их глазах, слышать их моления. Я снимаю с себя стресс таким образом. Сейчас тоже скажешь, что я не виноват? Во мне ничего человеческого не осталось, я чудовище, Лина, ублюдок, я самая последняя мразь, — мне было больно это слышать, и обняла его ище крепче. Так тепло. Я не думала и даже не представляла что я с ним снова сближусь. То, через что он прошел, не каждый сможет вытерпеть. Кто-то сошел бы с ума, потерял рассудок, а кто-то и вовсе закончил жизнь самоубийством. На телефон Тимофея раздался звонок и мы отстранились друг от друга.

— Очнулся твой приятель, можем ехать, — он схватил ключи от машины со стола и направился в прихожую. Я сразу вышла из дома вслед за ним.

Время приближалось к восьми часам. Через часа два родители будут дома, а Дима чуть позднее. Я не знаю как и что буду говорить им, если не успею оказаться дома раньше них.

— Что я скажу семье? — задала я вопрос уже в машине.

— Придумай что-то, ты это умеешь. Им не нужно об этом знать, тем более Диме.

— А этот ужас на лице я как скрою? — вспылила я, но ответа не следовало секунд десять.

— Можешь остаться у меня.

— Нет, спасибо, я как-то выберусь из этого.

Дальше мы ехали молча. Я смотрела в окно и прокручивала в голове весь этот ужасный день. Как теперь обо всем рассказать Давиду? Как рассказать про Тимофея, про все, что с ним происходит, про то, что мы были вместе. Я даже не знаю можем ли мы с Давидом вновь общаться как раньше. Это очень странно, но Тимофей даже не намекнул на то, что мне нельзя с ним как-то контактировать. Может сейчас, когда он принимает препараты, он не думает об этом или же все понял и осознал?

Спустя пару минут, мы вновь оказались у дверей больницы.

— Я буду здесь.

Я кивнула парню и зашла в здание. Узнав в какой палате лежит Галявиев, быстро направилась туда. Только когда я надела медицинскую маску и халат, меня пропустили.

Я постучалась, затем осторожно распахнула дверь. Давид лежал на койке неподвижно. Наши глаза столкнулись и он слабо улыбнулся уголком губ.

— Принцесса, — донесся его приятныйголос. Я неуверенно подошла к нему.

— Как ты? — натянула улыбку в ответ.

— Намного лучше, если не брать в счет то, что почти ничего не помню.

— А что помнишь? — обеспокоеноспрашиваю.

— Только помню как меня завели куда-то, а дальше ничего. Полная тьма, — он разговаривал очень медленно, чуть ли не засыпая. Глаза были открыты не полностью. На лице и на теле было много ран от побоев, а голова забинтована, туда, видимо, нанесли большие повреждения, оттуда и сотрясение.

— Как только ты поправишься, я расскажу тебе всё, — я присела на стул, который был рядом с его койкой и взяла его за руку. — Прости меня за то, что я сказала про твою сестру. Я правда не хотела... — решаюсь затронуть тему, которая долгое время не давала мне покоя.

— Совсем дурочка? Мне не за что тебя  прощать. Это я, идиот, сорвался. Ты сказала правду.

— Я тебя двину сейчас, какую я правду сказала? — нарочно сержусь на него. Давид рассмеялся.

— Бить не надо, пожалуйста, — мы посмеялись вместе, только ему это сразу донесло боли.

— Давид...

— A?

— Можешь продиктовать номер своей девушки, если хочешь, я позвоню и сообщу ей, что ты в больнице, — не знаю почему в данный момент я вспомнила о ней.

— Чей номер? — он поднял на меня вопросительный взгляд.

— Девушки.

— Лина, я понимаю, что получил сотрясение и поэтому ничего не помню, но ты то чего? Какая девушка?

Я застыла на месте. Мне стало оченьнеловко. Пытаюсь смириться с тем, чтоТимофей просто соврал мне.

— Ты чего?

— Все нормально, я, кажется, перепутала.

— Что значит подождать? Это мой сын, уйдите с дороги! — неожиданно  послышался мужской голос где-то в коридоре и дверь резко открыли. Я сразу отпустила руку Давида. — О, милая дамочка, вы тоже здесь. Я жду объяснений Как это произошло? — мужчина указал на своего сына и посмотрел на меня.

— Пап, успокойся, — парень хотел немного привстать, но тут же опустился обратно от пронзительной боли.

— Успокоиться?! Ты себя видел?!

— Когда тебя вообще волновало моё здоровье?

— Я твой отец, Давид, конечно же волновало!

Я решила оставить их. К тому же, видеть этого человека не очень то и хотелось. Такое двуличие... Ему же абсолютно на него плевать.

— Ладно, Давид, я пойду, наверное. Завтра зайду ещё, — я улыбнулась и подошла к нему, поцеловав в лоб. — Поправляйся.

Он грустно посмотрел на меня. В этом взгляде так и читалось это «не уходи». В последний раз осмотрела его измученного, взглянула на мужчину и вышла.