Пятая глава. Раньеро

— Вот, значит, как ты остаешься незаметным, — я бросил скептический взгляд на ярко-красный кабриолет Ромео, сверкающий в лучах солнца.

Мы отошли в тень отдаленного угла парковки и говорили вполголоса. Ромео приехал в аэропорт встретить нас вместе с людьми Якопо Ринальди. Пришлось обыграть все так, будто он прилетел на сутки раньше, чтобы разведать обстановку, ознакомиться с местностью и обсудить наше пребывание тут с солдатами Общества.

Нельзя было допустить, чтобы кто-то узнал, что он уже вторую неделю торчал здесь, следя за дочерью их Дона.

Тем более мы не могли без спроса соваться на чужие территории. Даже в Нашем деле, если появлялась нужда перейти границы другого штата, требовалось официальное разрешение управляющей им Семьи. К счастью, существовали способы обойти это правило, но в случае раскрытия нас ожидали серьезные последствия.

Ромео добрался до Италии, тщательно заметая за собой все следы.

Ранее мне никогда не приходилось наблюдать за его работой. Всегда важен был лишь результат, который пока ни разу не разочаровывал. Однако этот красный транспорт заставлял делать сомнительные заключения о его способности оставаться неприметным.

— Это такая тактика, — самодовольно ответил он, параллельно махая рукой моей семье — Елене, ее сыну Леону и Адриане с Саверио.

Витторио пришлось остаться в Техасе, куда я намеревался вернуться на смену ему сразу после помолвки и пробыть там до дня свадьбы.

Все остальные планировали остаться в Италии. Тетя и сестра говорили, что хотят провести время у моря. На самом же деле мы понимали, что это их прикрытие для того, чтобы вытрясти из Джины, о которой они знали ровно ничего, всю душу.

— Сложнее всего заметить то, что скрывается прямо перед глазами, — Ромео протянул мне руку для рукопожатия и крепко обнял. — И я тоже соскучился, мой угрюмый fratello (от итал. «брат»).

Двое солдат Общества погрузили весь наш багаж в черный минивэн. Им же поручили доставить всех в дом Якопо. Я собирался поехать вместе с Либеро прямо за ними. Мы уже сели в его машину, когда Саверио неожиданно направился в нашу сторону. Я подумал, что он хочет что-то уточнить, но брат без лишних слов запрыгнул в салон кабриолета.

— Ты должен ехать с ними, — повернулся к нему. Он полулежа развалился на задних сидениях, закидывая руки на спинку.

— Не будь ворчливой киской, — Рио зевнул, — я терпел дуэт Адрианы и Елены беспрерывно тринадцать часов. Мои силы иссякли.

Удивительно, как он еще во время полета не выкинулся за борт.

— Они будут в порядке? — это сбило весь настрой Ромео. Его взгляд устремился в сторону тонированного автомобиля, который уже отъезжал, что заставило его вдавить педаль газа.

— Они на связи. С ними Леон, и я оставил Адриане пушку. Но ее болтовня еще смертельнее, — Саверио прикрыл глаза, откинув голову и больше не намереваясь продолжать разговор.

Я был уверен в благоприятном исходе, тем более что даже Рио, который обычно подвергал сомнению все на свете, позволил себе расслабиться. И, кроме того, мы не планировали выпускать их машину из виду.

Леону было всего тринадцать, но, несмотря на это, он мог оказать достойное сопротивление, а Адриана — полноценный боец.

Единственным слабым звеном оставалась тетя. Поскольку ничего плохого произойти не могло, я отмел мысль о том, что моя сестра и кузен лягут за нее костьми в случае чего.

Наша семья выдержала все трудности только благодаря Елене. Она не побоялась взвалить на себя воспитание троих детей, которые свалились на нее как снег на голову, и прекрасно справлялась с нами, даже когда через месяц узнала, что беременна. К трем проблемам прибавилась еще одна, но она по-прежнему делила свое внимание между нами и никого не обделяла. И в это внимание входили не только ее любовь, забота, ласка, но и крики с угрозами и подзатыльниками, а также попытки заставить нас стоять в разных углах в качестве наказания когда ее нервы сдавали.

Ей было очень тяжело, пусть эти слова никогда не звучали из ее уст. Гиперактивный Саверио, требовательная к родительской любви Адриана и новорожденный Леон, нуждавшийся в ее ежесекундном внимании, не облегчали задачу. В какой-то период я держался от нее подальше, чтобы не усугублять ситуацию. Но это решение не принесло должного эффекта, а стало лишь дополнительным поводом для ее тревоги. Она думала, что делает что-то не так.

Ей тогда только исполнилось двадцать два, а мне двенадцать. И я считал, что последнее, что она должна делать в таком молодом возрасте — это возиться с чужими детьми. Я был уверен, что если на ней повисну еще и я, она сдастся. Тогда малыши остались бы без заботы.

Однажды она позвала меня поговорить, больше не в силах терпеть такие перемены. Я выложил ей все свои мысли, и это разбило ей сердце. Несмотря на то, что я к тому моменту уже во всю готовился к посвящению в Наше дело, она упрямо считала меня ребенком и говорила, что я, также как и другие дети, должен рассчитывать на нее.

Я видел в ее глазах боль и разочарование, но не мог ничего поделать. Мне казалось, что мой поступок правильный и отказ от ее внимания — небольшая потеря для меня.

Покинув трассу, мы въехали на узкие мощеные улочки Палермо, которые вели к центру города. Старинные здания с пестрыми фасадами возвышались над нами, а балконы, украшенные цветущей геранью, создавали яркий контраст с каменными стенами.

Проникая в самое сердце города, мы оказались среди толп туристов и местных жителей, которые заполняли улицы, оживляя их своим присутствием.

Палящие лучи солнца проникали под кожу вместе с атмосферой праздника, царившей в воздухе. Музыка, доносившаяся из открытых дверей баров, и пестрые товары торговцев привлекали внимание.

Мой брат не удержался от того, чтобы поддразнить Ромео за неспешное вождение, но по этим улицам еще и среди толпы иных вариантов у нас не оставалось.

Светлая макушка Адрианы ненадолго выглянула из окна минивэна. Она обернулась, чтобы помахать нам рукой. На ее лице сияла счастливая улыбка.

Ей нравились путешествия, пусть они и были для нее редким явлением.

Временами я испытывал сожаление от того, что ей не посчастливилось родиться в нашем мире. Никто из нас не был достоин ее чистого света и искренней любви ко всему, что ее окружало. Тем не менее, я не мог представить сестру лучше, кого-то настолько же преданного и любящего. Никто из нас не мог дать ей всего того, чего она действительно заслуживала.

Хватало одного только взгляда и она получала все, что хотела. Но наша работа ограничивала ее желания. Ей не было доступно многое из того, что имели девушки не связанные с Семьей. Однако она ни разу не жаловалась.

Я закрыл глаза и глубоко вдохнул, наслаждаясь свободой, которая приходила вместе с теплым ветром, треплющим волосы. В этот момент я чувствовал себя оторванным от суеты повседневной жизни. Казалось, что из-за помолвки все должно быть по-другому, но я сомневался, что это маленькое событие сильно изменит мою жизнь.

Главное, чтобы оно не принесло дискомфорта моей семье.

Вскоре мы были на месте.

Кованные железные ворота украшали замысловатые узоры, а кирпичный фасад особняка по задумке покрывал плющ. Стоило войти внутрь, нас окутала атмосфера декаданса, смешанная с роскошью. Высокие сводчатые потолки опирались на изящные колонны, украшенные замысловатой лепниной и позолотой. Стены были отделаны мягким бархатом, а широкие мраморные лестницы вели на верхние этажи.

Огромная гостиная являлась сердцем дома, обставленная антикварной мебелью и украшенная бесчисленными портретами, один из которых изображал моего будущего тестя.

Я уже однажды бывал в этом доме.

Предполагал ли я тогда, что вернусь сюда, чтобы жениться на дочери сицилийского Дона?

Точно нет.

В гостиной нас и ожидала чета Ринальди. Якопо, как и прежде, носил на лице маску сдержанности и невозмутимости. А если и проявлял свои эмоции, они казались скупыми и нарочитыми.

Его дочь стояла чуть позади него, наполовину скрытая им. Тем не менее, я не мог не заметить ее идеальную, словно натянутая струна, осанку, руки, аккуратно сложенные по швам, и голову, скромно склоненную вниз.

Сама смиренность и воспитание.

— Вот и мой дорогой зять! — после этих слов на несколько минут все погрузилось в беспорядочный хаос приветствий и знакомств.

Адриана тихонько обвила мою руку, когда Якопо переключился на Саверио и Ромео. Узнавая подробности их деятельности и достижений в Нашем деле.

Елена отошла в сторону Джины и приобняла ее. Тетя была уверена, что девушка непременно испытает передо мной волнение и ужас, поэтому считала своим долгом подбодрить ее. Мои слова о том, что я пока даже не сделал ничего такого, чтобы она боялась меня, не заставили ее изменить свое мнение.

Когда Елена спустя пару минут оставила Джину и полностью завладела вниманием Якопо, Адриана оторвалась от меня. И они на пару с Саверио наперебой засыпали Джину совершенно случайными вопросами о ее жизни.

Она удостоила их лишь вежливыми кивками и односложными ответами.

Ее лицо оставалось непроницаемым, словно скрытое маской. Большие черные глаза взирали на них с нечитаемым выражением. На мгновение ее взгляд метнулся ко мне, а затем вновь устремился к моим братьям и сестре.

Мне не нравилась такая реакция. Если в случае с Якопо, его холодность меня никак не касалась, то в случае с Джиной это была другая ситуация.

Именно ей предстояло стать частью нашего клана, а не ее отцу. Ей стоило забыть про любое притворство и скрытность.

Когда другие пытались казаться бесстрастными, приходилось сдирать с них правду, как кожу, оставляя обнаженными со всеми чувствами и эмоциями. Но вряд ли я посмел бы прибегнуть к такому методу с юной девушкой.

В ее позе, в изгибе малиновых губ, в том, как она смотрела, сквозило что-то глубокое и скрытое.

— Это Леон, он немой, — глаза Джины чуть расширились, стоило Рио вкинуть эту фразу.

Он бросил на меня победный взгляд, когда на лице девушки возникло еле уловимое выражение сочувствия.

— Он не немой, просто неразговорчивый, — негодовала Адриана, — зато Саверио у нас личный шут. Поэтому не обращай на него внимание.

Если Джина и испытала раздражение от шутки моего брата, которая сдвинула ее маску, то никак этого не показала.

Леон молча кивнул ей с таким видом, будто его заставили сюда ехать, оторвав от чрезвычайно важных дел. На самом деле это было его привычное выражение лица.

— Я могу поговорить с Джиной наедине пару минут? — я обратился к Якопо, который галантно очаровывал Елену своим вниманием.

Это было неудивительно, потому что она являлась родной сестрой нашего Дона. В свое время мой дядя сделал многое, чтобы заполучить возможность жениться на ней.

— Конечно, сынок, даже не спрашивай. Теперь она твоя, — его голос, в отличие от внешнего вида, не скрывал толики ликования. Он будто заключил самую удачную сделку в своей жизни.

Адриана напряглась, ее глаза округлились. Я мог видеть борьбу, разыгравшуюся в ней между желаниями кинуться на Якопо и схватить мою невесту в объятья. Она ненавидела проявление подобного отношения и указания собственничества. Как и я никогда не мог представить, что должно было твориться в моей голове, чтобы я так легко отдал кому-то свою сестру в жены, как это делал Дон со своей дочерью.

Он хоть раз задумывался, что я могу сделать с ней, когда увезу в Америку?

Якопо жестом пригласил всех пройти в столовую, где был накрыт праздничный ужин в честь знакомства семей. Мы с Джиной остались наедине, за исключением одного из охранников, который держался на достаточном расстоянии, чтобы дать необходимое уединение.

— Раньеро, — я протянул ей руку.

Стоя прямо передо мной она колебалась.

Теперь я мог рассмотреть ее вблизи — невероятно соблазнительную, даже несмотря на всю ту холодную вежливость, которую она пыталась создать вокруг себя. Будучи среднего роста, Джина едва достигала макушкой до моей груди, а вес наверняка не превышал и ста десяти фунтов.

Она бы утонула в моих руках.

Когда ее маленькая прохладная ладонь все-таки легла в мою, я почувствовал нежность ее кожи приятно контрастирующую с моей огрубевшей.

— Мое ты знаешь, — ее голос прозвучал хрипло, какое-то время она не отрывала взгляда от наших переплетенных рук.

Я скользнул свободной рукой в карман брюк, пальцами отыскивая бархатную коробочку и извлекая ее. С легким щелчком она раскрылась, открывая взору обручальное кольцо.

В изящном обрамлении белого золота мерцал бриллиант. Его сверкающая огранка в форме круга захватывала и отражала свет, создавая ореол сияния. Центральный бриллиант окружал сверкающий паве из более мелких, которые, будто небесная россыпь, украшали оправу. Гладкие линии и изысканные завитки оправы придавали кольцу элегантность.

— Позволишь? — спросил, кладя коробочку на стол рядом с нами.

Я взял кольцо и осторожно поднес его к ее безымянному пальцу.

— Конечно, — она сопроводила ответ коротким кивком.

Металлический обруч легко скользнул по тонкому пальчику. Ее рука, маленькая и хрупкая, идеально ощущалась в моей. Я не стал разрывать этот ненавязчивый физический контакт, который, как мне казалось, мог помочь ей быстрее привыкнуть ко мне и начать чувствовать себя в безопасности.

— Что думаешь насчет происходящего? Ты хорошо делаешь вид, будто и вправду не волнуешься.

Вряд ли, что в первый раз, что во второй кто-то интересовался ее отношением к свадьбе. Такова была участь девушек Семей. Уже по одному только ее поведению я понимал, что замужество — последнее, чего она хотела.

Ее взгляд столкнулся с моим. Она тяжело сглотнула, прежде чем ответить:

— Ты незнакомец, но при этом почти мой муж. Сложно испытывать восторг... — К ее щекам прилил румянец.

Хотя бы подобные реакции своего тела она не могла контролировать. Смущение, раздражение, обида, злость — это могло быть признаком чего угодно.

— Продолжай, — подтолкнул ее, когда она замолчала.

— Я не знаю, как это будет, как вести себя и какого отношения ожидать от тебя, — она говорила медленно, осторожно подбирая каждое слово и пристально следя за моим лицом.

Я понимал, что любой намек на недовольство с моей стороны мог изменить ее ответ.

— Не в моих привычках причинять какой-либо вред женщинам, — заверил я ее.

Было ожидаемо, что она переживала из-за таких вещей. Нередко гуляли истории о том, как мужья отвратительно вели себя по отношению к своим женам. Если в наших кругах это всплывало наружу, то они несли наказание. Однако были и такие ситуации, которые становились известными, когда уже поздно что-либо делать.

Я слегка сжал ее руку, ощущая, как она постепенно теплела в моей ладони, хотя напряжение в ней еще сохранялось. Мой большой палец успокаивающе заскользил по тыльной стороне ее ладони.

Последнее, чего мне хотелось — чтобы моя будущая жена испытывала недоверие ко мне и терялась в мыслях из-за своих мрачных представлениях о браке. У меня не было цели заполучить ее любовь — это не в моих интересах, но существовала необходимость создать как минимум честные отношения.

В конце концов, нам предстояло провести вместе всю жизнь.

— Не заставляй вытягивать из тебя слова, говори то, о чем думаешь. Сразу. — Мне не хотелось приказывать, но прозвучало именно так.

— Я не могу просто поверить тебе на слово, только время покажет это.

— Хорошо. Можем начать прямо с завтрашнего дня, встретимся за обедом. Ты немного узнаешь меня и уже не будешь так переживать по этому поводу.

Этого времени слишком мало, но это единственное, что пока нам было доступно.

Ее взгляд говорил сам за себя, наполнившись сомнением. Очевидно, что она не до конца верила в мои слова. Наверное, предполагала, что все мое благодушие исчезнет, как только мы окажемся за закрытыми дверями моего дома.

Это действительно могло произойти. Но ни при каком исходе я не собирался сажать ее на цепь в подвале или подвергать насилию.

Все зависело только от самой Джины.

В любом случае, я мог гарантировать ей неприкосновенность, если, конечно, она сама не пожелает обратного.

— Если ты настаиваешь, то можем, но я до сих пор не нашла платье на вечер. Мне надо готовиться, — учтиво, но с ощутимым нажимом ответила она, — времени мало.

Звучало как жалкая отмазка, и я не мог сдержать смешка. Все салоны Италии готовы были доставить свои наряды прямо сейчас к ней, невзирая на время и расстояние, стоило ей только назвать свою фамилию.

— Ничто не мешает тебе сделать и то, и другое. Ты просто пытаешься отсрочить неизбежное. Но хорошо, если это заставит тебя чувствовать себя лучше, — на этих словах я увидел, как ее плечи расслабились, и она сделала глубокий вдох.

Судя по всему, завтрашний день для нее — последняя роскошь свободной жизни, которую она не могла позволить себе потерять. А к его вечеру, все уже будут говорить о ней, как о моей невесте. Избавить ее от этого могла только моя смерть, но я сомневался, что судьба Абеля решит неожиданно настигнуть меня.

— Кто пойдет с тобой?

Мать Джины, как я узнал, еще при первом посещении особняка, была недееспособна. Якопо обмолвился, что у нее какое-то психическое расстройство, из-за которого она большую часть времени проводила в постели, не замечая ничего вокруг. Соответственно, она не могла заниматься своей дочерью как следует.

— Телохранитель.

— А из девушек?

— Никого.

— Почему?

— Мне некого позвать, — она продолжала сохранять лицо, но чувствовалось, будто ей стыдно или неловко признаваться в этом.

Находилась ли она вообще хоть в чьей-нибудь компании, кроме отца или охраны? Имея целый выводок родственниц, помимо матери, видимо, ни с одной из них не была близка. Наблюдая, как Адриана и Елена постоянно ходили куда-то вместе, я подумал, что Джине могло не хватать чего-то подобного.

— Моя тетя и сестра могут составить тебе компанию, — предложил я.

Во всяком случае, ей все равно нужно было начать привыкать к ним. И они также смогут успокоить ее переживания на счет меня.

— Я не хочу кого-то беспокоить или отвлекать, — слабо возразила она.

— Ничего, я побеспокою их вместо тебя.

Наладить с ней контакт будет сложнее, чем я думал.

ОБЯЗАТЕЛЬНО поддержи автора ⭐️ (осталось немного до 100) или оставь 💬. Это важно. Спасибо!