Глава 56

В тесном коридоре стоял душный и спертый воздух. Нань Цин почувствовал, как его поясницу обхватила чья-то рука, а затылок прижала горячая ладонь. Ноги невольно встали на цыпочки, бедра напряглись, и его невольно затрясло. Принадлежащий юноше запах был чрезвычайно навязчивым, словно цунами, обрушившимся на него.Плотно сжатые губы были нетерпеливо облизаны, зубы насильно разжали, и чей-то язык бесцеремонно проник внутрь. Юй Чжуюнь почти потерял рассудок, повинуясь лишь инстинктам, словно голодный волчонок, он был нетерпелив и безумен, целуя глубоко и сильно.Нань Цин не мог ни убежать, ни спрятаться. Губы ужасно болели, язык был прикушен, весь кислород был вытеснен, и он почти задыхался.- У... Юй...Звук был поглощен. Сопротивление, мольба, всхлипы - все растворилось в чавкающих звуках сплетающихся губ и языков.Этот поцелуй был глубже некуда. Нань Цин невольно задергался, несколько раз оттолкнул Юй Чжуюня, но безуспешно, и в итоге погасил свет над головой.Мир мгновенно погрузился во тьму, шумный городской ветер гудел, вдалеке горели тысячи огней, но это уже не имело к ним никакого отношения.В темном коридоре.После первоначального испуга Нань Цин почувствовал внезапный стыд и гнев. Он был зол. Он имел право злиться! Если бы это был кто-то другой, он бы уже вызвал полицию! Но сейчас он мог лишь, словно разъяренный зверек, толкать и бить Юй Чжуюня, а по спине пробежала дрожь, вызывая мурашки.Неизвестно, сколько времени прошло, но вдруг он почувствовал вкус соленых слез.Всхлипы смешивались со слабым металлическим привкусом.Сопротивление Нань Цина внезапно прекратилось, потому что он знал, что это не он плачет.Он вдруг затих, словно был смертельно ранен и потерял все силы для борьбы, разочарованный до предела.Щелчок, и свет над головой включился.Внезапно вспыхнувший теплый желтый свет был ослепительным.Юй Чжуюнь резко отпустил его.Он опустил голову, его отросшие черные волосы беспорядочно спадали на лоб, скрывая брови, видны были лишь покрасневшие веки и слегка блестевшие от слез следы на подбородке.- ...Прости.Юй Чжуюнь поднял руку, вытер капельки крови с губ и дрожащим голосом сказал: - Я ошибся. Я знаю, что я заслуживаю смерти. Я...Он замолчал. Говорить это было уже поздно, все было кончено, времени больше не было.Юноша выглядел мягким и покладистым, но на самом деле был принципиальнее всех, и если он что-то решил, его было нелегко переубедить. Он был готов дружить с кем угодно, даже с человеком с плохой репутацией. Но если он не хотел с кем-то общаться, он даже не смотрел в его сторону.Как он мог поцеловать его без разрешения?Чувство самоотвращения и безумия, захлестнувшее его, исчезло, уступив место ледяному и глубокому раскаянию.Кончики пальцев Юй Чжуюня дрожали, он хотел взять Нань Цина за плечи, но в следующее мгновение отдернул руки. Страх быть брошенным пронизывал его до костей.- Пожалуйста, не ненавидь меня, хорошо?Юй Чжуюнь наклонился, хотел взять руку Нань Цина и ударить себя по лицу, но тот уклонился.Юноша уставился на него своими влажными миндалевидными глазами.Юй Чжуюнь отпустил его и тут же ударил себя по щеке, его голос был беспомощным и умоляющим.- Не прогоняй меня, не ненавидь меня, ударь меня, пожалуйста, не ненавидь меня, хорошо?На лице Юй Чжуюня появился отпечаток ладони. Он не сдерживал силы, и слуховой аппарат в левом ухе даже выскочил из-за резкого движения, едва не выпав.Все невысказанные слова Нань Цина были разбиты этим ударом, и он вдруг почувствовал себя обессиленным.Глухота на левое ухо, забвение родителей, непонимание всех учеников, насмешки родного брата в лицо - если бы была возможность, Юй Чжуюнь, вероятно, не хотел бы сходить с ума до такой степени.Он сам ничего не успел сказать, а тот уже рефлекторно ударил себя.Кто привил ему такую привычку?Признаваясь в любви, он целовал только тыльную сторону его руки, наклонялся и разувал его, виляя хвостом, как щенок.- Они тебя обижают, это у них проблема, не позволяй другим портить тебе настроение, в таком состоянии легко совершить глупость, - глухо сказал Нань Цин. - И еще, не говори ерунды... я тебя не ненавижу.Юй Чжуюнь замер и, немного торопливо приблизившись к нему, осторожно спросил: - ...Правда?- Но я все равно очень зол, ты поцеловал меня без моего разрешения, мне было страшно, и очень... очень неприятно, - Нань Цин отвернулся, его голос немного охрип. - Сегодня я не хочу с тобой спать!Он посмотрел на часы и, словно вымещая злость, толкнул Юй Чжуюня в сторону и сам пошел в ванную.Глаза Юй Чжуюня покраснели, и он так и улыбнулся.Он действительно боялся сойти с ума, ужасно жалел. Эта сердечная боль, вызванная любовью, а не ненавистью, была первой в его жизни. Он покорно следовал за Нань Цином: - Хорошо, это моя вина. Ты все еще злишься? Что я могу сделать, чтобы тебя развеселить?Нань Цин быстро прошел несколько шагов и захлопнул дверь ванной перед его носом.Искаженный гневом голос юноши доносился приглушенно: - Ты... ты сейчас не показывайся мне на глаза!Юй Чжуюнь ответил, и за дверью тут же воцарилась тишина.Нань Цин включил душ и, небрежно растирая лицо, запоздало осознал, что все, к чему прикасаются его руки, обжигает. Язык онемел, губы болели, словно на них все еще оставалось тепло другого человека.Он никогда в обеих жизнях никого не целовал.Это был его первый поцелуй.В голове Нань Цина словно взорвалась бомба. В его мыслях промелькнуло множество бессвязных идей, он долго мылся, прежде чем, наконец, нехотя вышел из ванной и, поджав губы, забрался под одеяло. Свет в комнате погас, Юй Чжуюнь больше не появлялся.Неужели он действительно не вернется? Где же он спит? Сам снял номер?Нань Цин долго ворочался, никак не мог заснуть. Все равно завтра экзамен был после обеда, поэтому он встал и тихонько вышел из спальни.В гостиной горел небольшой светильник, его свет очерчивал силуэт лежавшего на диване человека.Юй Чжуюнь лежал там очень тихо.Нань Цин поджал губы и вдруг понял, почему утром одеяло с его стороны было таким холодным.Июньский летний ветер был очень жарким, но в номере было прохладно.Шумный и суетливый город погружался в сон, гасли огни.Темная ночь бесшумно и незаметно уступила место рассвету.Юй Чжуюнь не помнил, когда именно заснул, но, проснувшись, обнаружил, что на нем лежит тонкое одеяло, которое он чуть не сбросил во сне.Он быстро протянул руку, чтобы поймать его, и замер на месте.Через две секунды Юй Чжуюнь резко повернул голову и посмотрел на плотно закрытую дверь главной спальни.По телу разлилось тепло, он крепко обнял одеяло и невольно растянул губы в улыбке.Нань Цин пока не хотел его видеть, поэтому он не стал ему надоедать, а тихонько приготовил ему поздний завтрак, а затем сопровождал его на второй теоретический экзамен.Сложность этого финала оказалась слишком высокой, многие студенты потеряли самообладание, лишь немногие сохраняли рассудок, а такие, как Нань Цин, которые вдруг начинали писать с явным удовольствием, были просто исключением.Однако, как бы ни было трудно, экзамен или какое-то дело, все рано или поздно заканчивается.Семнадцатого числа организаторы поручили учителям проверять работы, а студенты и родители отправились на экскурсию в Пекинский университет под руководством учителей.Погода была жаркой и солнечной. Автобус довез их только до ворот университета, и оставшийся большой участок пути им пришлось пройти пешком.Учитель из Пекинского университета прикрыл глаза рукой от солнца и, терпя жару, шел и рассказывал всем, какое это здание, для чего оно используется, его историю, какие известные люди здесь жили...Все обливались потом, просто идти за учителем уже отнимало все силы, все лишь бегло бросали взгляд, не вслушиваясь в его слова.Учитель ничего не мог поделать и велел всем временно отдохнуть пять минут в тенистой аллее.Нань Цин тоже устал и сел на скамейку.Юй Чжуюнь, стоявший за ним, сложил зонтик от солнца, который держал над ним, достал из кармана бутылку минеральной воды, открутил крышку и протянул ему: - Пить хочешь?Голос Юй Чжуюня был глухим, потому что он носил маску, скрывавшую не исчезнувший след от пощечины. В его темных глазах читалось беспокойство и забота.Он знал, что Нань Цин, даже при своем хорошем характере, все еще должен быть сердит. Сегодня он смог появиться рядом с ним только потому, что экскурсия была совместной для родителей и студентов.- ...Спасибо, - сердце Нань Цина дрогнуло, он две секунды посмотрел на него и все же взял воду.Юй Чжуюнь явно почувствовал облегчение.Отдохнув недолго, учитель велел всем снова отправляться в путь.По длинной колонне людей прокатился шепот, проходя мимо зданий университета, то старинных, то ультрасовременных, они с завистью смотрели на студентов, занимавшихся внутри, и восхищенно вздыхали.Учитель из Пекинского университета воодушевился и тут же сосредоточенно начал рассказывать: - Это здание называется «Чансы», в тысяча девятьсот сорок втором году...Нань Цину очень нравился Пекинский университет, поэтому он сам изучил много связанной с ним информации, и все, что говорил учитель, он уже знал. Поэтому он невольно задумался, неосознанно обращая внимание на Юй Чжуюня рядом с собой.Затерявшись среди группы родителей, измученных жарой, Юй Чжуюнь был необычайно серьезен. Хотя половина его лица была скрыта черной маской, весь лоб был в поту, он был словно только что вынырнул из воды.Но когда учитель говорил о чем-то важном, он задумчиво кивал, его темные глаза оглядывали окрестности, словно он хотел запечатлеть все это в памяти. Увидев, что они скоро покинут здание «Чансы» и направятся к следующему, он достал из кармана телефон и сфотографировал его.В видоискателе появилась половина маленького лица Нань Цина.- ...Что случилось? Устал идти? - опомнился Юй Чжуюнь.Он сунул телефон обратно в карман, наклонился и сказал: - Я тебя понесу. Мы пойдем последними, никто не увидит.Нань Цин моргнул и тихо сказал: - Нет.Он просто подумал, что Юй Чжуюнь такой глупый и неуклюжий.- Подойди.Юй Чжуюнь, ничего не понимая, послушно повернулся.От юноши исходило обжигающее тепло, пот слегка смочил черную футболку, обрисовывая его стройную фигуру и крепкие мышцы, весь он был диким и сильным, и именно в этот момент без всякой защиты он почувствовал, как чья-то рука касается его головы.Нань Цин вытер ему пот со лба и слегка оттянул маску, чтобы тот мог дышать.- Выпей немного воды, - мягко сказал он, - я давно уже не злюсь.