Глава 25

Горизонт окрасился розово-оранжевым, смутный свет отбрасывал тени, очерчивая выражение лица Нань Цина. Сначала легкое удивление и растерянность, затем внезапное оживление, глаза засияли, и простая улыбка словно могла растопить сердце.Кадык Юй Чжуюня снова дернулся, он крепко сжал в руке стопку уже помятых конспектов. Эти древние тексты было нелегко запомнить, длинные и сжатые предложения были очень трудными для произношения, их нужно было многократно читать и повторять, многие отрывки были очень похожи, и легко можно было ошибиться.Он давно ничего не учил, и эти тексты казались ему чужими.Мозг заржавел, и процесс его перестройки был мучительно болезненным, много раз ему хотелось просто выбросить эти конспекты.Однако сейчас, стоя здесь, он чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы увидеть улыбку Нань Цина.Это того стоило.- С чего начнем? - спросил Юй Чжуюнь.Нань Цин улыбнулся, услышав в его голосе полную уверенность.Он уже наизусть знал эти древние тексты и мог цитировать их, не глядя в конспект. Подумав, он спросил: - «Мальчик мой, почему бы тебе не учить стихи», что дальше?Юй Чжуюнь быстро ответил: - Стихи могут воодушевлять, могут помогать наблюдать, могут сплачивать, могут выражать обиду... позволяют узнать названия птиц, зверей, трав и деревьев.Дальше следовал целый ряд параллельных предложений, среди которых было редкое слово «эр» (迩), в котором легко можно было ошибиться. Однако он произнес все очень быстро, без запинок и пауз.- Утром услышал истину?- Вечером можно и умереть.- Благородный муж постигает долг?- Низкий человек постигает выгоду.- ...Они задавали вопросы и отвечали, взгляд Юй Чжуюня с самого начала был устремлен на Нань Цина, без малейшего уклонения и колебания, без всякой попытки сжульничать.Пока не исчез последний луч света на горизонте, листья зашуршали, тени от фонарей задрожали, Нань Цин наконец закончил проверку.От «Бесед и суждений» до «Увещевания к учебе» и «О наставнике». Три древних текста Юй Чжуюнь процитировал слово в слово.Нань Цин поднял глаза, и сердце его вдруг стало очень мягким.Все считали Юй Чжуюня неприступным, многие шарахались от него, словно он был негодяем и убийцей. Но он же ничего не сделал, даже серьезно, слово за словом, стоял под фонарем и прочитал три трудных для понимания древних текста.Даже если он изо всех сил старался запомнить все это, в огромном море знаний это было совсем немного.Однако, как гласит пословица: «Пусть насыплешь холм, не хватит одной корзины, остановишься - все пропало».*Нань Цин подбодрил его: - Ты сделал это, хорошее начало - половина успеха. Давай пока не остыли, ты достань повторенный материал по математике и непонятные формулы по физике, я тебе еще раз объясню. Ты такой умный, обязательно быстро все поймешь.В пустой школе было необычайно тихо, сейчас была зима, не было ни стрекота цикад, ни пения птиц.Юноша, который в эти дни стоял в центре актового зала, принимая всеобщее внимание, подбадриваемый руководителями и учителями, выступая перед всеми, сейчас смотрел на него с сияющими глазами.В такой обстановке он сохранял спокойствие, а сейчас словно стал свидетелем чего-то необычайного.Сердце Юй Чжуюня болезненно сжалось от этого взгляда, он почувствовал какое-то удовлетворение и тайную радость. Он знал, что Нань Цин и он - как небо и земля, один - хороший ученик, другой - хулиган.Но если он продолжит в том же духе, разве между ними не станет меньше этой огромной разницы?- Ладно... - Юй Чжуюнь очнулся и, собираясь достать бумагу и ручку, как велел Нань Цин, вдруг остановился. - Забудь, я дома еще посмотрю. Ты же только что закончил презентацию, ты ужинал?Нань Цин собирался поужинать еще час назад, но сейчас ситуация изменилась, для него Юй Чжуюнь, полный рвения к учебе, был редкой находкой.Он покачал головой, с надеждой на лице, излучая святую академическую ауру: - Ничего страшного, я совсем не голоден. На самом деле, в старшей школе физику нужно начинать с важных понятий, как с дерева, а затем расширять знания, я тебе сейчас приведу пример, и ты сразу поймешь...Юй Чжуюнь усмехнулся и, переложив конспекты обратно в рюкзак, безапелляционно сказал: - Ты не голоден, а я голоден, ясно?Он не ел в обед, желудочный сок разъедал его и без того изъязвленную слизистую, сейчас у него жгло и болело.На лбу у него на самом деле выступил холодный пот, но благодаря темноте ночи Нань Цин этого не заметил.- Сделаешь мне одолжение, поужинаем вместе?Вся ночь была в саду, ветер тоже был нежным, голос Юй Чжуюня был необычайно мягким и тихим.Нань Цин округлил глаза и, опомнившись, кивнул.Спустя несколько секунд он таинственно понизил голос, с некоторой виноватой тревогой: - Учительница Гао дала мне пачку талонов на питание, не сказала, можно ли брать с собой друзей, но сегодня воскресенье, наверное, никто не заметит...- Пойдем в учительскую столовую! * Перевод китайской пословицы, цитируемой в тексте.Юй Чжуюнь: «...»Черт!Он усмехнулся, пораженный. Учительская столовая! Какой плохой ученик, как он, захочет есть под присмотром учителей?Однако слова отказа уже были на языке, но он сам же их и проглотил.Нань Цин в этой жизни ничего плохого не делал, сейчас его глаза сияли, и этот его хитроватый вид был просто очаровательным.В конце концов Юй Чжуюнь стиснул зубы и с некоторым отчаянием сказал: «...Хорошо».К счастью, было уже больше шести, и учителя почти все ушли. Тетя из столовой взяла талоны и, ничего не спросив, принесла им еду.Они сели за квадратный железный столик с железными подносами, никто им не помешал, и Нань Цин радостно поднял глаза, но обнаружил, что Юй Чжуюнь был безразличен, словно жизнь его покинула.- Что случилось? - Нань Цин с беспокойством тихо спросил: - Еда не понравилась?Питание в Ичжунской средней школе было лучше, чем в большинстве других старших школ, а еда для учителей была еще лучше. Целая тарелка жареных вешенок с мясом, кисло-сладкие свиные ребрышки, тушеная пекинская капуста в бульоне, миска супа из ямса и кукурузы - все было горячим. На десерт даже дали булочку с бобовой пастой в бумажном пакете.К тому же Юй Чжуюнь не был привередлив в еде, он закрыл глаза: - Нет.Кроме... этих проклятых подносов и столов, которые выглядели так, словно их использовали заключенные в тюрьме, его больше всего раздражал собственный желудок.Он слишком долго был пуст, и сейчас болел, как будто там бушевало море.Но это была старая болезнь, он мог потерпеть, просто лицо у него будет немного бледным.- Тогда... - Нань Цин только что забеспокоился, но вдруг понял: - Не хватило? Я еще порцию возьму. Или я не смогу это съесть, может...Черные зрачки Юй Чжуюня на мгновение потеряли фокус, а через несколько секунд он выдавил немного натянутую улыбку: - Не надо, достаточно.Сейчас он постепенно привыкал сидеть за одним столом с другими, но все еще очень не любил еду из чужой тарелки.Особенно ту, которую ему предлагали, потому что кто-то не смог съесть.Нань Цин хотел как лучше, но он ни за что не согласится.Сегодня было воскресенье, и было уже больше половины седьмого, в столовой почти никого не осталось, дядя и тетя из столовой начали убирать посуду. Среди звона и грохота Юй Чжуюнь, подавив дискомфорт в желудке, быстро опустошил свой поднос.Он уже поел и, подняв глаза, увидел, что Нань Цин все еще медленно жевал, хотя и очень старался, но несколько блюд на его тарелке почти не тронуты....Неудивительно, что он такой худой, ест, как котенок.Вероятно, заметив взгляд Юй Чжуюня, Нань Цин проглотил еду и с некоторым недоверием сказал: - Ты уже поел!Юй Чжуюнь неторопливо скрестил руки на груди: - Столовая закрывается.Нань Цин тупо огляделся, и действительно, все было так, как сказал Юй Чжуюнь. Не только закрылись все окошки, но и почти погасли все лампы, в огромной столовой постепенно стемнело, лишь над их головами еще горел слабый свет.Боясь задержать дядю и тетю, Нань Цин быстро встал и отнес поднос к месту сбора посуды.Открыв тяжелую черную занавеску, в лицо тут же ударил холодный ветер, пахнущий цветами. Они вдвоем пошли к воротам школы.Нань Цин что-то сжимал в руке и вдруг тихо спросил: - Юй Чжуюнь, ты наелся?Желудок Юй Чжуюня все еще болел, и он совершенно не мог понять, голоден он или сыт.Но, опустив глаза и взглянув на юношу, он с запозданием кивнул.Нань Цин моргнул и сунул что-то обратно в карман: - Ну и хорошо.Он серьезно сказал: - Смотри, мы идем от фонаря до столовой и обратно к воротам школы, и в этом процессе наше перемещение - это направленный отрезок прямой, соединяющий фонарь и ворота школы. Перемещение учитывает только начальное и конечное положение, не учитывая промежуточный процесс. А другая физическая величина, связанная с процессом, называется пройденным путем...На лбу Юй Чжуюня дернулась жилка, и он не удержался: - Ты...Нань Цин недоуменно поднял голову, в его стекловидных зрачках отражались звезды.Он не понимал, почему Юй Чжуюнь его прервал? Разве он не наелся, пора же начинать объяснять физику.Юй Чжуюнь стиснул зубы, неужели обязательно учиться именно сейчас? Редко когда рядом никого нет, он, он с таким трудом остался наедине с Нань Цином!Хотя ему действительно нужно хорошо учиться, чтобы не отставать от Нань Цина так сильно, но...Юй Чжуюнь глубоко вздохнул и, махнув рукой, сказал: - На самом деле, я тебя обманул. Я все еще голоден.В воздухе повисла тишина на несколько секунд.Аромат химонанта едва уловимо витал вокруг них, Юй Чжуюнь с некоторой неуверенностью повернул голову и вдруг услышал тихий шорох.В тусклом лунном свете Нань Цин неизвестно откуда достал еще теплый бумажный пакет и протянул его Юй Чжуюню, с гордостью улыбнувшись.- Я догадался, - сказал он, - это тебе.Булочка с бобовой пастой.Но когда он ее спрятал? До того, как высыпал остатки еды, или еще раньше, догадавшись, что Юй Чжуюнь не наестся?Юй Чжуюнь закрыл глаза, его дыхание на мгновение замерло.Волна горячей нежности прокатилась по его груди, успокаивая боль в желудке. Сердце его растаяло, и лишь спустя долгое время он взял руку Нань Цина и вернул ему булочку.Голос Юй Чжуюня был очень хриплым: - ...Не люблю, сам ешь. - Он был таким худым, как котенок.Нань Цин не успел увернуться, его зубы задели тонкую корочку булочки, и бобовая начинка тут же вылезла наружу, испачкав уголок губ: - Но ты же не наелся...Юй Чжуюнь опустил глаза и кончиком пальца вытер ему губы, тихо сказав: - Съешь, и сколько бы ты ни рассказывал про физику и математику, я все выслушаю.Юй Чжуюнь не мог объяснить, что это за чувство.Он был холодным и вспыльчивым мусором, добровольно пребывающим в грязной и мерзкой бездне, глубоко увязшим в горькой трясине.Однако он поднял руку и необъяснимо лизнул бобовую пасту с кончика пальца....Сладкая.