2 глава

Ненавижу розовые розы!

Сегодняшнее утро выходит более удачным. Я просыпаюсь по будильнику, победно улыбнувшись, когда лучи солнца еще даже не пробиваются сквозь окно. На улице пусто, темно и сыро — дождь шел всю ночь, хотя сейчас осадков не наблюдается. Я широко зеваю и тянусь, услышав, как рука хрустнула.

После иду умываться, смывая остатки любимого сна, в котором я нуждаюсь как в воздухе. В зеркале замечаю, что вчера забыла смыть одну бровь. Смеюсь и умываю лицо прохладной водой, думая о том, как разогрею вкусный пирог и позавтракаю с зеленым чаем. Люблю такое утро — наверное, надо злиться почаще. Хотя мне кажется, что такими темпами Эми будет готовить мне не пирог, а смачную оплеуху.

Спустя какое-то время я начинаю одеваться, пытаясь не разбудить Эми в соседней комнате. Она уже наверняка меня проклинает, потому что тихо мыть посуду я не умею. Наверное, у нее сегодня опять выходной, думаю я, пока натягиваю черные чулки и кожаную юбку.

Вспоминаю, что вчера должна была позвонить маме насчет сумки — скоро у моей сестры день рождения, поэтому мама решила в ее юбилей сделать роскошный презент. Хотя она мне никогда не дарила такие дорогие подарки — даже когда мне исполнилось двадцать пять. Но я не обижаюсь на нее, потому что та слишком робкая и ветреная, чтобы предъявлять ей подобные заявления. Я была рада даже тому плюшевому мишке в двадцать третий день рождения. Потому что она всегда дарит от чистого сердца.

Поняв, что нужно поторапливаться, я вызываю такси, которое обещает приехать через пять минут, и одеваюсь, посмотрев в окно перед этим — дождя нет. Положив записку в коридоре, чтобы Эми оставила мне кусок пирога на вечер, я выхожу на улицу, ощущая на лице теплые солнечные лучи, которые стали редкостью. Зато после дождя дышать так легко, словно я нахожусь у чистого озера в глуши леса. Люблю такую погоду — наверное, моя самая любимая. Особенно в Сиэтле — это отдельное искусство.

В бутике уже во всю работает Франческа, хотя я пришла даже за двадцать минут до открытия. Она красиво расставляет коробки, баночки и прочие вещи на полках, иногда отходя от них, чтобы посмотреть картину в целом. Та перфекционист от мозга костей — иногда это бесит, но Глории нравятся такие сотрудники. В общем, не как я. Не люблю этой возни, которая потом все равно будет не оценена.

— Я здесь! — кричу я, снимая верхнюю одежду по пути и переодевая обувь.

Франческа медленно поворачивается ко мне, нахмурив брови, словно в своих мыслях. Она часто погружается так в работу — и даже если выпрыгнет страшный клоун с красным носом, ее будет не напугать. Но потом ее лицо расцветает, и она восклицает:

— Молодец! — одобрительно улыбается она. — Это определенно успех. Сегодня без происшествий?

— Ну, если не считать того, что я не зашла за кофе, чтобы успеть сюда, то, в принципе, без, — кричу я из гардеробной, где оставляю свои вещи.

Смотря в зеркало, поправляю толстый красный ремешок на талии и задравшуюся юбку, которая оголила мои полные бедра. Теперь-то я готова к работе.

— Кстати, сегодня разбери вещи из новой коллекции. Сегодня утром привезли только, — оповещает Франческо, открыв бутик. — Глория сказала, это срочно.

— Поняла, — медленно произношу я, осматривая черное платье с небольшим вырезом и глубоким декольте. Оно бы мне подошло, но вместо того чтобы померять его, я вешаю на вешалку, оценивающее посмотрев на него. Может быть, и вправду потом померяю его.

После обхожу стенды, рассматривая одежду. Некоторые с какими-то блестками (Глория, кажется, совсем с ума сошла), платья с огромными вырезами и даже юбка-шорты, которую я впервые вижу.

— Франческа, а откуда это? — указываю я на белую юбку с разноцветными кляксами.

Коллега недоверчиво смотрит на вещи и говорит, пожав плечами:

— Вроде бы Глория сама привезла.

Я киваю и прохожу дальше, уставившись на витрины других магазинов. В торговом центре цветет жизнь, все ходят с большими пакетами — и людей каждый день так много, словно весь смысл их жизней это одежда и аксессуары. На подобные размышления я решаюсь не часто, но порой так и хочется поговорить о смысле жизни, предназначении и так далее. Иногда во мне просыпается философ, думаю про себя я и улыбаюсь.

Вдруг перед глазами появляется знакомое лицо. Те самые бездонные зеленые глаза, которые смотрят на меня. Но теперь даже как-то испуганно. Мужчина проходит мимо так быстро, что я и не успеваю опомниться. Когда выхожу из бутика, его и след простыл. Вот же чертовщина!

Но я четко помню его широкие скулы и густые короткие волосы, которые блестели так, словно намокли, хотя на улице ни капельки. А глаза... Они выводят меня из колеи. Что это за мужчина и почему мы снова сталкиваемся? Он меня узнал. Точно узнал...

Я решаю отбросить эти мысли — слишком тревожные и похожие на паранойю.

Поэтому дальше полчаса я разбираю новые вещи — и все готово. Не знаю, зачем Глория это приобрела, но все платья и юбки кажутся мне убогими — лишь черное платье с вырезом могло бы мне подойти. Но, кажется, никто со мной не согласен, потому что в течение дня, наверное, человек десять засматриваются в этот угол и меряют новые вещи. Одна девушка с очень тонкой талией взяла померить то черное платьице, на которое я положила глаз. Но уверена, что на ней оно будет висеть как на вешалке — ее фигура совсем не для таких платьев. И к сожалению, эта девушка покупает его, широко улыбаясь.

Черт! А оно так мне понравилось. И о чем только думала это тонконогая, размышляю я и даже не понимаю, как начинаю ревновать к очередной вещи в бутике. Кажется, это уже ненормально, поэтому, проводив еще одного покупателя, в обед звоню маме, держа в руках горячий кофе и сидя на скамейке на углу здания в окружении легкого ветра, который гоняет некоторый мусор по улице.

Мама отвечает почти сразу:

— Венера! Думала, не позвонишь, — раздается мамин тонкий голосок из трубки.

Я улыбаюсь. Давно не слышала этого акцента — мама родом из Англии, поэтому иногда меня забавляет ее речь.

— Ну, если вы живете в Бостоне, это не означает, что я забыла про вас. — Слышу смешок в трубке. — Ладно, я звоню по поводу сумки. Цену и фотографию выслала на почту, ты видела?

Рядом со мной садится голубь с крупной шеей, который смотрит на меня так пронзительно, что мне становится страшно, и я отодвигаюсь от него, пригубив стаканчик кофе.

— Да, мне все нравится, дорогая.

— Тогда я пришлю по почте, — протягиваю я, взглянув на голубя, который резко улетает, словно испугался моего недоверчивого взгляда.

Я смотрю вперед, наслаждаясь видом города, к которому так привыкла. Голые деревья украшают аллею, летом — когда они в зеленых густых шубах — укрывают листьями всех прохожих, которые восхищаются здешней красотой. Даже местные часто ходят с сияющими глазами, как впрочем, и я. Потому что этот город нереален. Наверное, единственный, к которому меня так тянет.

Помню, как я жила в Лос-Анджелесе. Согласна, красивый город с нереальными закатами. Но жить там мне не нравилось. Я не любила свою работу, свой дом и друзей. Даже с парнем я общалась ради вечерних поцелуев и регулярного секса — хотя на тот момент думала, что это любовь всей моей жизни. Я часто утопаю в эмоциях, не понимая, что их нет. Жизнь там не доставляла мне удовольствие, поэтому какое-то время я просто разъезжала по штатам в поисках новой жизни. Помню мое разочарование. Думала, что Америка не для меня. Но по чистой случайности приехала в Сиэтл и поняла — случайностей не бывает.

Становится холодно, поэтому я встаю со скамейки и прохаживаюсь вдоль улицы, постоянно оглядываясь на красивые вывески магазинов и собак, за которыми следуют их хозяева.

— Как у вас дела? — спрашиваю я, решив, что пауза затянулась. К тому же мы давно не разговаривали с мамой о жизни.

— Да все как обычно. Твоя сестра ищет работу, хотя ей ничего не нравится.

— Она же официанткой работала, — вспоминаю я мамины рассказы. Полгода назад она говорила, что Сара работает в каком-то кафе, где хорошо платят.

— Венера, это было год назад. Она давно оттуда уволилась, — вздыхает мама.

Кажется, я и вправду давно не разговаривала с мамой...

— Сейчас она пробует себя во всем. Ну, пусть ищет себя. — Я улыбаюсь. Надеюсь, Сара найдет себя быстрей, чем я. — Кстати, папа опять в клубе рыболовов. У них там какой-то марафон. Теперь дома не сыскать.

Я смеюсь. Обожаю папину страсть — рыбалку. Раньше мы часто вместе рыбачили с палатками. Помню, как сидела в тишине несколько часов, наслаждаясь природой вокруг. Наблюдая за птицами и некоторыми животными, которые забегали за пределы леса. Помню утренний свежий воздух, отрезвляющий легкие. И даже густой туман, сквозь который я так хотела что-то увидеть — что-нибудь волшебное, нереальное. Но каждый раз, когда он исчезал, оставлял после себя только росу. Я любила такие походы — только мы вдвоем и наше рвение поймать огромную рыбу; только мы и наше отчаянное желание привезти что-нибудь маме и малышке Саре.

— А я... Знаешь, домохозяйкам нечем похвастаться. — Можно подумать, что мама говорит это с огорчением, чувством упущения чего-то интересного и захватывающего, с болью от потери несуществующего. Но нет. Я знаю ее всю жизнь и понимаю, насколько она любит свою семью и все, что с ней связано. Она любит быть домохозяйкой, хотя иногда и набивает себе цену. — Ну а ты? Как твои дела?

Не люблю такие вопросы. С недавних пор у меня все стабильно — ничего старого и ничего нового. Не то чтобы меня напрягает это — наоборот, я люблю свой статус жизни, который сейчас имею. Иметь стабильность намного лучше, чем те времена, когда я не знала, смогу ли попасть в свою же комнату.

— Все замечательно, правда. Единственное, я снова теряю свою способность пунктуальности! — восклицаю я, остановившись у мостика, за которым виднеется непроглядная гладь воды. Я смотрю на нее и, кажется, забываю о времени, словно впадаю в гипноз.

Слышу мамин смех.

— Венера! Кажется, у тебя и вправду все хорошо.

— Более чем.

— Помню, как звонила тебе пару лет назад и ты таким уставшим голосом говорила: «Мам, у меня все ужасно, но я справлюсь. Всегда справлялась». Ты ведь знаешь, что у тебя получилось?

— Всегда получалось, — улыбаюсь я.

Эти времена были уже несколько лет назад, но ощущение, словно только вчера я пришла почти замухрышкой в элитный бутик, где женщина со статным взглядом и прямой осанкой сказала мне, что во мне что-то есть.

— Ладно, мам, кажется, мой обед уже заканчивается.

— Давай, Венера. Целую.

— И я. Пока, — прощаюсь я и с улыбкой на лице возвращаюсь в бутик, не заметив, как выпила весь стакан крепкого кофе.

***

Возвращаюсь я с работы уставшей, но как ни странно, удовлетворённой. Работа в бутике знатно выматывает меня, но я рада этому — только так чувствую, что чем-то занимаюсь и что наконец-то нашла себя в чем-то. Лишь ощущение ватных ног придает мне сил.

Когда я захожу в квартиру, понимаю, что она совершенно пуста. Странно, думаю я, казалось, что сегодня подруга не работает. Только через минуту вижу клочок бумаги, на котором написано, что Эми уехала в центр по магазинам. Я обреченно пожимаю плечами, понимая, что подруга придет не скоро. Даже на ночь глядя она умудряется найти рабочие магазины с товарами, которые ей нужны.

Иду в кухню, ожидая, пока заварится чай. Обожаю по вечерам согреваться этим горячим напитком. Словно вокруг метель и лишь внутри находится солнце. Еще одна страсть — люблю наблюдать за прохожими в окне. Именно в кухне окно выходит на замечательный парк, в котором туда-сюда снуют люди, гуляют собаки и красиво уходит солнце, прощаясь до утра. Даже ветреные и мрачные вечера украшает мое собственное чувство любви к этому городу. Кажется, с этим чувством можно преодолеть все что угодно — даже цунами.

Мой сентиментализм прерывает звонок в дверь. Я иду открывать с улыбкой на душе, думая, что это Эми — наверняка принесла чего-нибудь вкусного. И меня совсем не смущает, что подруга зашла бы без звонка...

На пороге стоит мужчина. Пепельные волосы собраны в аккуратную укладку — чистые и такие ухоженные, аж противно становится. Одет он в обычную повседневную одежду, хотя и довольно прохладную — кажется, под легкой курткой виднеется полупрозрачная футболка. От него пахнет очень приятно — впрочем, как и всегда. Роберт. Его еще не хватало.

— Привет, Венер, — говорит он, протягивая мне букет розовых роз.

Ненавижу розовые розы!

— Роберт! — удивляюсь я, пряча в этой «дружелюбной» нотке раздражение.

Я уже совсем и забыла о нем. Кажется, в последний раз мы виделись недели две назад. Именно тогда, когда я в последний раз оставила в его постели кружевное белье, поняла, что это не мое. Помню, как мне нравились его пепельные волосы и зеленые глаза, в которые я по уши влюбилась. Мне нравились его заумные речи, которыми он околдовывал меня. Я любила его ласковые руки, которые всегда знали, как меня удовлетворить. Его сладкие губы... Но, кажется, я опять забылась, отдав всю себя человеку, с которым была ни один год. Сраный ни один год, в течение которых я снова теряла себя, совсем не понимая, что опять — просто хочу отвлечься. А Роберт этим пользовался — искусный манипулятор. Хотя только сейчас понимаю, что, возможно, сейчас мне просто выгодно думать так... Но в любом случае, я его не виню и никогда не винила, потому что на самом деле он хороший человек, но иногда просто слишком «человек» со своими недостатками...

— Давно не выходила на связь, — продолжает он, зайдя на порог, пока я борюсь с желанием выкинуть этот букет из окна. — Не отвечаешь на звонки, сообщения. Я подумал, что-то случилось.

Я стыдливо поджимаю губы. Конечно, я специально не беру! Но смелости сказать о том, что все кончено, у меня нет. И я не знаю, сколько еще буду оттягивать этот момент.

Роберт притягивает меня к себе и целует — я покорно отдаю ему свои губы. Внутри в этот момент кричу на себя, но снаружи лишь улыбаюсь, словно все нормально. Но ничего не нормально.

— Прости, Роб, я просто замоталась. Ну, знаешь, работа и все такое, — оправдываюсь я.

Роберт понимающе кивает. Боже, думала, что он достаточно умен, чтобы понять, что что-то не так. Но видимо, я переоценила его.

— Ну так что? Может, пойдем прогуляемся там... Поедим? — предлагает он.

Я голодна. Очень голодна. Но так же сильно я не могу терпеть его.

Но кажется, чувство голода и скуки намного сильней.

— Хорошо, подожди секунду, — улыбаюсь я и выключаю чайник. Кажется, я снова делаю неправильный выбор.