Глава 19

Прошедшая ночь была явным толчком к умным мыслям. Иногда бывает просыпаешься и кажется, что стал умнее в несколько раз. Так, проснувшись, я увидела все уже без того странного тумана, который запускали мне в глаза. Все стало реальным. Страшным.

Люк со своей боязнью любить стал реальным и Кевин со своим страхом открыться миру душой, а не музыкой. И я знала, что это был тот пик для меня, на котором я приняла важное решение, поделиться которым я должна была с самым близким мне здесь человеком.

Умывшись и одевшись, я направилась в комнату к Кевину. Часы уже перевалили за полдень, но я была уверена, что он все ещё спал. Тем не менее это не останавливало меня. Где-то на уровне клеток мне хотелось увидеть его, изучить закрытые спящие веки, острый нос, вдыхающий воздух, сжатые губы светло розового оттенка, острый подбородок, шею, на которой ясно виднелась внутренняя косточка, мужественные плечи и такое спокойное, тихое дыхание, заставляющее грудную клетку подниматься и опускаться.

Я оказалась права. Увидев его мне снова стало тепло на душе. Будто вот: я принадлежу этому месту, этому моменту, этому человеку.

Не удержавшись, я легла возле парня. Сейчас, при свете дня, все казалось не таким, как ночью. Тогда мы были так раскованы, так честны.

Я всматривалась в комнату. Она не была такой живой, как, к примеру, их гараж для репетиций там, дома. Кевин не принадлежал этому месту. Поэтому комната и не обрела душу.

Я обернулась, оглянувшись на полочку с ночной лампой. Возле лежал достаточно большой конверт, который Кевин еще не открыл. По середине был изображен большой синий герб с надписью "In lumine tuo videbimus lumen". Я на память знала этот слоган, значил он "Во свете твоём увидим свет". И относился он к учебному заведению моей мечты - после Оксфорда, конечно, - Колумбийскому университету.

Я боялась притронуться к письму, но мое сердце вдруг яростно застучало. Я не знала, каков был шанс того, что письмо было адресовано Кевину, так как имя получателя, по видимому, изображались на другой стороне.

Но кому, как не ему? Почему же он тогда не открыл письмо?

Парень вдруг зашевелился, и, повернувшись к нему лицом, я заставила наши глаза встретиться. По его губам скользнула едва заметная улыбка, после чего он мило сказал:

- Доброе утро.

Я улыбнулась в ответ, чувствуя, как теряю дар речи. Внутри все сжалось, и я не знала, как себя вести. Понимание того, что Кевину возможно выпал шанс, о котором мечтают сотни, тысячи учеников, чем-то пугал. Где-то подкрадывались маленькие чертики обиды на то, что он ничего мне не говорил.

Но больше меня пугало то, что он мог отказаться от Колумбийского. Кевин заслуживал чего-то великого. Он нуждался в новых людях, новой обстановке, которая вывела бы его из глубокой подсознательной депрессии. Это было бы его спасением.

- Я хотела кое-что сказать, - садясь в позу лотоса, сказала я как можно медленнее.

- Так рано? - удивился он.

- Главное, чтобы не слишком поздно, - опустив глаза, попыталась улыбнуться я.

Кевин кивнул, ожидая. Я же перебирала пальцами, не зная, как правильно изложить свою мысль.

- Мне кажется, что все зашло слишком далеко, - начала я. - Не пойми неправильно, но я думаю я уже взяла все возможное с этого путешествия.

- Решила нас вот так бросить? Попользовалась - и хватит? - с иронией сказал Кевин.

Я посмотрела парню в глаза и заметила там только спокойствие и понимание. Я улыбнулась.

- Никогда не думала, что у кого-то будут весомые причины так обо мне говорить.

Несколько секунд мы молчали, после чего я наконец сказала:

- Послушай, мне просто кажется, что это место не для вас. Зачем возвращаться к месту, которое вас погубило? Вы не становитесь сильнее. Вы снова тоните в своих мыслях, страхах, и это...

Но я не смогла закончить свою речь. В комнату вдруг ворвался Люк с криками:

- Дин пропал. Это начинается снова.

Углубляться в детали было совсем неуместно.  Пришлось следовать действиям парней, которые вдруг стали напряженными.

Мне хотелось узнать из-за чего вся суматоха: Дин ведь просто мог пойти в магазин, в парк или кино. Но в головах Люка и Кевина строилась пирамида из всех возможных бед, которые могли произойти с их другом. Конечно, они  не делились своими предположениями, но обеспокоенные молчаливые лица все выдавали.

- Я знаю, где он, - констатировал Люк.

Кевин, обуваясь в прихожей, серьёзно взглянул на друга стоящего у дверей.

- Мы должны туда пойти. Ты и сам знаешь.

Кевин не выдавил ни слова. Мы отправились в дорогу и вокруг царила тишина. Они не считали нужным делиться своими мыслями или заставлять себя слушать мысли друг друга.

Их дружба была аксиомой, которая не нуждалась в подтверждении. Но что если именно она не давала им отпустить прошлое? После смерти Жаклин и Эндрю они ограничили себя от общества, стараясь уберечь свою и без того плачущую душу от лишних возбудителей. Так, "The Black Ties" было только иллюзией, которую они создали. Может, они боялись отпустить свою боль? Поэтому, как те ёжики скрутились в одно целое, защищая её.

Они помогали друг другу целых два года, но теперь-то они были готовы, чтобы правильно воспользоваться своей внутренней силой. Я не хотела их осуждать, но не могла прекратить анализировать происходящее. Кевин, Люк и Дин заслуживали быть свободными. 

Я с некой радостью осознала, что потеря родителей перестала быть той бедой, которая не давала мне жить дальше. Да, она делила мою жизнь на "до" и "после", но не больше того.

Я легко могла вспомнить лица и голоса родителей. Мне жутко не хватало объятий отца и советов матери. Я чувствовала, как слезы наворачивались каждый раз, когда я слишком долго о них думала, когда буквально начинала видеть их перед собой. Мне становилось жутко неприятно. Это была уже другая боль: она помогала двигаться вперёд.

- Знаешь, у меня настойчивое чувство, что мы во всем виноваты, - замедлив ход, сказал Люк Кевину.

- Мы - просто глупцы, - ответил тот, не сводя взгляда с дороги.

Конечным пунктом оказалось не такое уж и старое кладбище. Они не сильно отличалось от того, на котором покоились мои родители, и в памяти сразу всплыл тот день, когда я в последний раз их там навещала.

Я вспомнила свою речь, закопала где-то под землю, вспомнила свои слёзы и казалось, что вот-вот все схлынет вновь. Но нет, моя душа спокойно отпустила страдания. Я была готова двигаться вперёд, пусть для этого и придется вернуться в Мичиган.

- Странно да, мы тут не были после похорон, - сказал Люк.

Я взглянула на их лица, на которых читалось угнетающее смятение. Они не знали как себя вести, что делать.

- Ты уверен, что он здесь? - серьёзно спросил Кевин.

- На более чем пятьдесят процентов.

Этого было достаточно, чтобы мы, проходя мимо многих могил, отправились на поиски Дина. Я все еще терялась в догадках, что же все таки произошло. Дин всегда выглядел самым спокойным и уравновешенным среди парней. Хотя, если вспомнить тот случай на показе, когда он кого-то ударил, можно было предположить, что от Дина ожидать стоило все, что угодно.

И это было так. У камня, на котором большим шрифтом было выгравировано имя Эндрю Лейкфилда, верного друга, сына и внука, скомкавшись с пустой бутылкой водки, на зеленой высохшей траве под светом жаркого калифорнийского солнца лежал Дин в светло голубой пижаме.

А дальше все произошло слишком быстро и туманно. Люк и Кевин набросились на друга, поднимая его с земли. Кевин вызвал скорую, и через пол часа мы уже ждали результатов анализа в приемной больницы.