Глава 15

Захлебываясь личными слезами, я чувствовала лишь страшную ненависть к себе. Впервые я понимала, что мои действия противоречили всем моим принципам и я не знала, что же было тому причиной. Да и думать об этом не было сил. Все, что я продолжала твердить себе, были слова: "Ты никогда не станешь тем, кем мечтала. Ты потеряла последнюю частицу настоящей себя, в поисках спасения. Трусихи никогда не ощутят свободы, которую заслуживают". Я не могла этого прекратить.

- Одри, что такое? - тут-как-тут явился Кевин, садясь возле меня на скамейку. - С тобой все в порядке?

Я молчала. Не было смысла прикрывать свое лицо, я не боялась показать миру слезы. Мне было наплевать.

- Одри, это все Трэйси. Она добавила что-то в твою выпивку. Это пройдет, слышишь? - озабоченно твердил парень. - Прошу не молчи.

Он пытался посмотреть мне в глаза, но мой взгляд был направлен куда-то в пустоту. Мне становилось холодно, я чувствовала, как мною трусит.

- Поговори со мной, - сказал он, взяв меня за руку.

У него была теплая рука. Я наконец повернулась к нему.

- О чем? Со мной даже поговорить нет о чем.

- Что за глупость? - возразил он.

- Нет, не глупость Кевин, - истерично засмеялась я. - Всю жизнь люди только и хотели что извлечь из меня некую выгоду. У меня были подруги, но с ними я чувствовала себя не менее одинокой, чем без них. Я неинтересный собеседник, неинтересный человек. Людям не за что меня ценить или любить. А я все жду чего-то! А нечего ждать, Кевин. Потому что даже потеряв людей, которые любили меня просто так, я веду себя как последняя идиотка.

Я и не заметила, что уже вскочила с лавочки. Кевин вдруг тоже встал и подошел ко мне очень близко. Но меня не интересовало тепло, которое он излучал или его изумительный запах. Я была поглощена убивающими мыслями.

- Одри, ты тут сейчас потому, что ты пытаешься справиться с потерей. Это нормально. Мы все через это проходили. Твоих родителей больше нет. Извини, но ты знаешь, что это так, - говорил в очень сдержанном тоне. - Я продолжаю верить в Бога, а ты, прошу, продолжай верить в себя, хорошо? - он нежно погладил мою щеку, а я все так же опускала глаза.

Бог... Как ни странно, я ни разу не думала о нем после произошедшего. Если задуматься, то получается, он либо очень любит моих родителей, поэтому и забрал их к себе, либо слишком сильно не любит меня.

Я знаю, почему не углублялась в эти мысли раньше: скинуть все на Бога слишком просто и слишком банально. От понимания причины легче никогда не становиться. Интересно, конечно, какую причину смерти близких друзей нашел Кевин, раз уж продолжает верить в Бога. Он продолжает жить, пусть и каждый день борется с собой, со своими мыслями. Он нашел себя в музыке. В чем же я себя могу найти? Нет, я не борец. Я не умею чувствовать боль, не умею принимать её и ценить. Я б предпочла насыться морфием, если бы была уверенной в его воздействие.

- Кевин, я не могу. Я даже не знаю кто я. И я, наверно, надоела уже всем этими нервными срывами, - вздыхала я, вытирая слезы. - И пойми, не суть ведь в Трэйси, которая что-то там мне дала, - я заметила, что парень хотел возразить, но все же продолжила, - а во мне. Научи меня жить с этим, я не справлюсь по-другому. Все это не для меня.

При ярком свете уличного фонаря я, не утруждаясь, заметила понимание в глазах парня. Казалось, ему стало легче. Больше нечего скрывать. Наконец, он в может поделиться тем, что знал лучше кого-либо - болью.

Он предложил пройтись. Я согласилась, радуясь тому, что свежий воздух все же истребляет воздействие препарата Трэйси. Я возвращалась к спокойному восприятию мира, чувствуя, как где-то в области груди все так же пустует большая дыра. Радовало лишь одно: в компании Кевина пустота не поражала остальные участки.

- Как бы мерзко это не звучало, видя тебя, я понимаю, что мои страдания крайне мелкие.

Я не перечила, пусть и удивилась. Мы всегда ставим свою боль выше других, и на самом-то деле легче от того, что кому-то хуже нам не становиться. Вся проблема в человеческой алчности. Мы в любом случае желаем, чтобы нашу боль заметили, а появись на пути кто-то, кому хуже, все внимание однозначно будет направлено на него. Скажем, если солдат получит пулю в ногу его быстро госпитализируют. Боль утихнет еще не скоро. Он будет хромать, некоторое время не сможет даже встать с кровати. И это каждый раз будет напоминать ему о том, что в какой-то момент он был в неправильном месте, совершая неправильный поступок или дурное действие. Но вот вам главный пример: если солдату вдруг скажут, что его товарищ получил две пули в ногу, боль-то не утихнет. Да, конечно, в душе он, скорее всего, поблагодарит господа, что из двух зол ему досталось меньшее, но не более того. Солдат будет нуждаться в психологическом исцелении не меньше, чем его товарищ. Вот вам и вся фишка: мы все равны перед страданиями.

- Это не имеет значения, ты же знаешь, - говорила я, смотря на тротуар впереди. - Расскажи о них.

Кевин замолчал на несколько секунд. Я слышала лишь тихий шум деревьев. Даже машины проезжали тут очень редко, ослепляя нас ярким светом передних фар.

- Странно, - улыбнулся парень. - Я всегда думал, что когда кто-то попросит меня рассказать об Эндрю и Жаклин я смогу сочинить целый рассказ, но после встречи с тобой все мысли о них кажутся такими... Выдуманными. Да, словно и не было всего того, что заставляет чувствовать себя мерзким человеком теперь, - его слова превращались в монолог самому себе. - Словно тогда у нас была просто вечность, которая закончилась. Вечность ведь не бесконечна.

- Реальна только вечность? - добавила я.

- Возможно, - спокойно ответил он.

- Это ведь её слова, не так ли? - поинтересовалась я.

- Таков был её ответ, - задумчиво сказал парень, полностью углубившись в свои воспоминания.

И тут я наконец нашла ответ, который искала. Кевин любил её. Кевин любил Жаклин, девушку своего лучшего друга. Его боль скрывала что-то большее чем потерю друзей. Его боль скрывала вину перед близким человеком; она скрывала измену.

Кевин жил с тем, что любил ту, которая принадлежала вовсе не ему. Он чувствовал себя мерзким, ведь сейчас у него не было у кого просить прощения. Мы люди не терпим оставаться в должниках. А Кевин задолжал Эндрю любовь к Жаклин. И он не мог поделиться этим с Дином и Люком. Он не мог сказать об этому никому, желая справляться с этим в одиночку. Так смерть забрала у него не только товарищей, она забрала у него шанс жить с чистой душей. И проблема была не так в самом факте любви, а в том, что он чем дальше тем больше калечил свою душу, думая о ней. Так мы сами усугубляем свою боль, сыпля все больше соли на и так глубокие раны.

Я молчала. Мне не было что сказать. Мне вдруг показалось, что между нами возникла широкая стена. С одной стороны одиноко шла я, с другой - Кевин и Жаклин. Мы больше не были вдвоем, я продолжала чувствовать её присутствие.

Мне пришлось сдерживать слезы, почувствовав, как все вокруг глаз заболело, а пустота внутри все же начала заполнять всю душу. В ту секунду исчезла моя с Кевином придуманная вечность. Теперь мы существовали в разных реальностях.

Наполнив все вокруг нас молчанием, мы заметили, как уже подошли к дому. Свет нигде не горел. Парни, похоже, еще не вернулись.

Мы с Кевином остановились друг напротив друга в странном ожидании. Мы продолжали молчать. Я все сильнее застывала внутри.

- Спасибо, Одри. Прости за сегодняшнее, - едва улыбнулся парень.

Я сжала плечи.

- Тебе спасибо, - тихо выговорила я.

Мы не отпускали друг друга. Я словно ждала объяснения чего-то, а он... А я вот больше не могла понять, чего желал он. Я больше не знала Кевина.

Лицо парня вдруг приблизилось к моему. Я никогда раньше не ощущала его дыхание так близко. Я чувствовала приятный запах его тела, который наполнял мои легкие.

И тут что-то нежное притронулось к моим губам. Это были губы Кевина. Мое сердце застучало. Я на секунду застыла. Парень ждал. Только осознав, что происходит, я резко отскочила от Кевина, ощущая как слезы стекают по моим щекам. Он умудрился сделать еще больнее.

- Я не она, Кевин. Не она...

Быстро открыв дверь дома, я убежала в свою комнату, рыдая. Зачем он так? Разве я заслуживаю быть чьей-то заменой?