Глава 14: Шрамы на душе

Мия лежала на кушетке, сжав пальцы в кулак. Воздух в кабинете был тяжелым — пахло краской, кожей, и чем-то необъяснимо интимным.

Рафаэль молча подошёл к столику, взял машинку для татуировки. Она тихо зажужжала в его руке. Его пальцы были уверенными, ловкими — они не дрожали, будто он делал это сотни раз. Впрочем, так и было. Всё его тело — от шеи до кистей, от груди до лопаток — было покрыто тату. На спине у него — падший ангел, будто отражение самого Рафаэля. Кто-то слишком жестокий для неба и слишком живой для ада.

Он присел рядом, на край кушетки, и, обхватив ладонями её талию, осторожно развернул её к себе. Её кожа дрожала — от волнения или страха, она и сама не понимала. Её талия почти утонула в его хватке. Она казалась такой хрупкой на его ладони, как будто он мог сломать её одним движением — но не стал.

— Готова? — его голос был тихим, но в нём звучала угроза, словно тень улыбки.

Она кивнула. Он принялся за работу. Его лицо было сосредоточенным, серьёзным. Ни одного слова, ни одного случайного взгляда. Только шум машинки, прикосновения и нарастающее жжение под кожей.

Это была её первая татуировка. И она навсегда станет её клеймом.

Когда он закончил, Рафаэль выключил машинку, отложил её, провёл по коже влажной салфеткой.— Вставай, — сказал он спокойно.

Она медленно поднялась с кушетки, чувствуя лёгкое головокружение. Подошла к зеркалу. На коже сбоку, чуть выше бедра — тату. Её изгиб подчёркивал линию талии, а в центре каллиграфическим шрифтом было выбито:"Appartenente a Raffaele Vincenzo" — Пренадлежащая Рафаэлю Винченцо.

Он встал позади. Смотрел на неё через зеркало. Его ладонь легла на её кожу — туда, где теперь была метка. Он медленно провёл пальцами по свежей татуировке. Его прикосновения были едва ощутимыми, почти ласковыми. Почти.

— У тебя ещё есть сомнения, что ты не принадлежишь мне? — прошептал он, склонившись ближе.

Она не ответила. Только встретилась с ним взглядом в зеркале — и в этих глазах было всё: страх, боль, признание... и преданность.

Потому что она знала: с этого момента пути назад не будет.

***

Рафаэль ушёл, оставив за собой ту самую тишину, которая звенит в висках. Я долго сидела в кабинете, пока боль от свежей татуировки не сменилась тупым, но постоянным жжением — напоминанием о нём. О его власти. О его решениях.

Мне нужно было... выдохнуть. Хоть немного.

Я вышла и направилась на кухню. Хотела просто чашку чая. Или голоса. Или... иллюзию нормальности. Но когда подошла ближе, остановилась. Услышала.

— Не знаю, милочка... жаль этого бедолагу, — тихо, с горечью говорила Виола.

— Тётя Виола, может они его и вовсе убили?.. — это была Анна. Новенькая. Я познакомилась с ней недавно, но сейчас она звучала по-другому. Честно. Настояще.

— Как рассказывал Энцо, не убили. Но... не думаю, что он просто отделался, — Виола вздохнула. — Такие, как Рафаэль, не прощают. Особенно если это касается женщины, которую он считает своей.

Я сжала руками край стены. Они говорят о Марко. Только его могли обсуждать. Сердце в груди стучало с каждой секундой всё громче.

— Почему они так поступают? — продолжала Анна. — Разве у них был повод? Он ведь не из мафии...

— Иногда жизнь складывается так, что человеку приходится быть жестоким, — тихо сказала Виола, будто оправдывая.

— У Рафаэля было такое? — голос Анны стал осторожным, как будто она боялась спрашивать.

И тут тишина. Я сделала шаг вперёд — и их взгляды сразу метнулись ко мне. Виола вздрогнула, Анна вскочила с места.

— Миссис Винченцо... вам что-нибудь нужно?

Я поймала себя на том, что впервые за долгое время не почувствовала страха в этом доме.

— Можешь звать меня Мией, — машинально сказала я. Потом перевела взгляд на Виолу. — Виола?.. Могу ли я узнать... про его жизнь?

Виола опустила глаза. Несколько мгновений — и она, не говоря ни слова, указала на стул. Я села. Анна села рядом, осторожно.

Виола посмотрела мне в глаза. Её голос был тихим, ровным, но с каждой фразой в нём чувствовалась боль, будто она рассказывала не чужую, а свою судьбу:

— Меня наняли работать здесь... ещё до того, как Рафаэль родился. — Она говорила спокойно, но в голосе звучала дрожь. — Я помню его мать. Тихая, изящная женщина. Слишком добрая для этого мира. А его отец... — Виола сжала руки. — Он не любил её. Никогда. Он бил её. Даже когда она носила под сердцем Рафаэля.

Я замерла. Анна тоже. Мы обе будто перестали дышать.

— Между ними не было любви. Ни понимания, ни нежности. Только власть и страх. И когда Рафаэль родился, я видела в его глазах... жажду тепла. Он тянулся к каждому, кто мог бы подарить хоть крупицу ласки. Но никто не давал. Все боялись идти против дона.

— И вы...? — прошептала я.

— Я пыталась. Пыталась стать для него хоть кем-то. Он замкнутый был, с самого детства. Но всё же... позволял мне иногда быть рядом. Он стал мне как сын. — Голос Виолы дрогнул. — А потом... та ночь.

Она замолчала. Лицо побледнело, и в глазах мелькнуло что-то глубокое, страшное.

— Я спала в комнате для персонала. Как обычно. И вдруг — крик. Пронзительный, до боли в костях. Я думала, он упал, испугался, приснился кошмар... — Виола сглотнула. — Но когда я прибежала — я увидела это.

Я сжала ткань платья в руках. Сердце билось глухо.

— Его мать... — Виола медленно произнесла, — лежала на полу. Вся в крови. А рядом с ней... Рафаэль. Маленький мальчик весь в крови, прижимал её к себе и кричал. Кричал как раненый зверёныш.

Я закрыла рот ладонью. Слёзы подступали к глазам.

— Его отец стоял рядом. Спокойный, холодный. Он оттащил Рафаэля и приказал мне: «Уложи его спать». Словно ничего не случилось.

— Боже... — выдохнула Анна.

— Но Рафаэль... он любил свою маму. По-настоящему. И он сопротивлялся, кричал, дрался, как мог. Тогда его отец ударил его. Сильно. Снова и снова. А я... я не выдержала. Я увела его. Прижала к себе, и он... — Виола на миг прикрыла глаза. — Он просто тихо плакал. Без слёз. Без крика. Только стиснув зубы, вцепившись в меня, как будто я — его единственный спасательный круг.

Она замолчала.

— С того момента он изменился. Перестал доверять. Перестал просить любви. Он стал молчаливым. Сильным. Но... внутри остался тем же ребёнком. Одиноким. Сломанным.

Виола молчала какое-то время. Лишь её сжатые пальцы выдали внутреннюю бурю.

— После смерти матери, он стал другим. Ему было всего шесть. Но в глазах... уже тогда не было детства. Только безмолвная злость и боль. Его отец видел это. И начал использовать.

— Использовать?.. — повторила я почти шёпотом, уже догадываясь.

— В одиннадцать лет Рафаэлю дали первое задание. Настоящее убийство.

Я вцепилась в край стола.

— Он должен был расправиться с предателем семьи. А чтобы "научился", его заставили не просто убить. Его научили пытать.

Анна ахнула. А Виола продолжала:

— Сначала он отказывался. Несколько дней не ел, не спал. Его закрыли в подвале. Без света, без еды, с запертым человеком, который плакал и молил о пощаде. А потом... он сломался. Не потому что хотел, а потому что понял — у него нет выхода. Никто не придёт спасти. Никто не пожалеет.

— Как можно... — Анна дрожала.

— После этого его больше не наказывали. Он делал всё, что прикажут. Холодно, точно, без следа сомнений. Он стал машиной. Но я знаю... — Виола перевела взгляд на меня. — Его сердце не исчезло. Оно просто закрылось. Забетонировалось болью, страхом и одиночеством. Рафаэль не родился монстром, Мия. Его таким сделали.

Я не могла произнести ни слова. Горло пересохло. Перед глазами вставал образ того мальчика — запертый в темноте, рядом с умирающим человеком, сломленный.

Теперь его грубость, ярость, даже жестокость — имели другое лицо. Не оправдание. Но корни.

***

привет мои девочкии! 🤍как ваши дела?сегодня пришла к вам с такой грустной главой.пишите свои мысли, идеи и как вам пара «Рафаэль и Мия» — мне безумно интересно читать каждые ваши комментарии! 😚кстати, тату Рафаэля — та самая, про падшего ангела, которую я упоминала в тексте — можно увидеть на фото главы.

крепко обняла вас! 🫶🏼