Глава двадцать третья

Глава двадцать третья

«Боль оказалась такой неожиданной, сильной и незаслуженной, что она даже не заплакала, а очень сильно удивилась.»

«Я никогда бы не подумала, что такое может случится со мной. Именно со мной и ни с кем больше.-Стефания посмотрела на проходящего мимо ее палаты врача и вновь обратилась к телефону, заменяющего ей ее дневник,-Я впервые почувствовала настоящую боль. И эта боль оказалась невыносимой и безумно сильной в сравнении с болью, которую я ощущала последнее время. Хотя это, конечно, глупо, ведь нельзя сравнивать боль физическую и душевную.

Но есть нечто особенное в том моменте, когда я слышала, как ломаются мои кости. Будто часть меня окончательно сломалась и ушла. Ушла навсегда. И этот хруст-хруст ломающихся костей-поделил мою жизнь на «до» и «после».

И это «после» стало таким равнодушным. В нем больше не осталось тяжёлых воспоминаний о Стасе и о его поступке, в прошлом остались и мои гулянья с друзьями. Все стало безразличным. После жуткого хруста, который до сих пор эхом отзывается в моей голове, первое о чем я подумала:-«А что будет дальше?»

В тот момент,в тот самый момент,когда все происходило,я смотрела на свою руку и слышала. Слышала свои кости и видела,как моя ладонь буквально входит внутрь руки. И глядя на свою руку я видела лишь синие бугры, выступавшие из разных сторон, обтянутые кожей.

Боль?Нет, боли не было. Долго не было. Было лишь осознание. Осознание того,что произошло. Перед собой я видела изуродованную руку,а в голове, словно на повторе, был хруст. Был такой звук, будто раскололи орех, но нет. Это были мои кости. Эта была моя рука,которая также как и я не ожидали такого столкновения. Все произошло так быстро,так неожиданно, как по щелчку.

И все, что меня окружало это испуганные глаза моих одноклассников, которые неотрывно смотрели на меня, пока я кричала. Крик как-то неосознанно сорвался с моих губ. Я кричала что-то о помощи. Да, мне нужна была помощь, но все стояли, а я лежала на холодном полу и смотрела на свою руку.

После перелома прошло минут пять, а боль так и не приходила. Это меня пугало. Мне было страшно представить, что меня ждет.

Я помню, что боль все же пришла, но с огромным опозданием. Когда я заставила себя встать, я поддерживала правую руку левой,и тогда боль настигла меня. Она ударила в руку и разнеслась по всему телу болевой судорогой. Перед глазами встала пелена неуверенности в том, что это действительно произошло со мной, что это реальность, а не сон.Но все было более чем реально. От боли, которая пульсировала в руке, я ощущала жуткий холод. Меня трясло, действительно трясло. И с этой дрожью я не могла совладать. Я помню, что жутко раздражалась из-за того, что не могла унять эту дрожь, потому что вместе с ней приходила мучительная боль. Она была настолько невыносимой, что сердце замирало в груди.

Меня укутывали в куртки, но это не помогало. Я просто не понимала, что происходит с моим телом. Оно было холодным, как лед, но самой мне не хватало воздуха. Мне было душно. Скорее всего от напряжения, которое исходило от всех учителей и моих друзей, в спорт-зале было жарко.В голове я кричала, чтобы открыли окно, что мне не хватает воздуха, но я просто молча сидела на стуле, который мне принес Андрей Аксенов, в куртках, который так и не смогли меня согреть, а позади меня стоял Андрей Павлов. Затылком я чувствовала его каменный пресс, а на плечах лежали его большие ладони, разгоняющие боль по всему телу.

А затем картинка сменилась машиной скорой помощи, в которой я ехала полураздетой в больницу в сопровождении своего классного руководителя.В больнице меня встретила встревоженная мама. Ее ошарашенный взгляд был самым чудовищным во всей этой ситуации.

Она ходила, поддерживая меня за здоровую руку. Она же сидела со мной в кабинете хирурга и ходила со мной на рентген.Я боялась смотреть на нее, чувствуя свою вину. Я не понимала,в чем я виновата, но мне хотелось извинится перед ней. Извинится,что принесла ей столько хлопот...

Боль прошла.Я не чувствовала руку, словно у меня ее и не было вовсе. Она болталась, как неживая, будто не моя..Я разглядывала ее с огромным любопытством и отвращением, на которое я только способна.

Бугры, выступавшие с разных сторон, говорили о наличии костей под кожей. Это было странно. Я могла прикоснуться к кости в моей руки, которая была обтянута тоненькой черной кожей. Из-за исковерканных костей кожа приняла из бледно синего оттенка черный цвет, ещё больше отпугивающий окружающих.

Сказать, что мне повезло, ничего не сказать. По счастливой случайности мне удалось избежать открытого перелома, но это вовсе не значит, что я родилась в рубашке.

Когда добродушный хирург сказал, что у меня перелом Коллеса со смещением, я глупо зыркала на него, ожидая объяснений. Как оказалось, у меня был перелом лучевой кости со смещением.Честно, я даже не знала, что у меня такая есть. Слова хирурга меня нисколечко не успокоили, а только больше вывели меня из равновесия. Мысль, что это все действительно происходит со мной, стала нереальной. Хотелось смеяться.

Мир рухнул лишь тогда, когда хирург сказал, что руку надо вправлять под анестезией. Я не знаю, чего я боялась больше. Скорее всего не проснуться.-Стефания накрыла ватным одеялом ноги и гипс, под которым скрывалась рука. Вытянув ноги, она попыталась устроиться на тесной кровати как можно удобнее, но из-за руки, с каждой минутой все разгорающейся от новой боли это было невозможно.- Но хирург успокаивал меня тем, что все будет, как в фильме «Бриллиантовая рука», мол все будет быстро и четко. Но фильм я не смотрела, а страх только усилился.

Мама тогда уехала домой за моими вещами, а я ушла в сопровождении полной медсестры на третий этаж «Хирургического отделения».Меня поместили в светлую палату с кислотно-желтыми стенами и белыми кроватями. Я выбрала кровать возле окна и посмотрела на часы, которые стояли на тумбочке. Время было только начало одиннадцатого.Я представляла, как сижу на уроке в школе, как смеюсь с одноклассниками, а потом еду домой счастливая и уставшая, ощущая на своих плечах ещё один день.

Но сложно было представить того, чего нет. И как бы я не закрывала глаза, представляя школу и друзей, открывая их, я видела жёлтые стены и белые кровати с окном, за которым был живой прекрасный мир.

Я просидела час, ожидая следующей страшной минуты моей жизни, но за мной так и не приходили. Врачи ходили туда и обратно, не обращая на меня ни малейшего внимания, а я продолжала сидеть на своей кровати и смотреть в окно, время от времени поглаживая больную руку, никак не отзывавшуюся на прикосновения.Чувство, что я провела вечность, сидя в палате, не покидало меня.

Спустя полтора часа полненькая медсестра принесла мне халат и помогла переодеться.Мы прошли по тусклому коридору к регистратуре, возле которой толпилось несколько человек-четыре женщины и два мужчины. Их имена я не запомнила, но мужчины были хирургами, а все остальные медсестры.Они сопровождали меня до самой реанимации, где помогли забраться на кушетку, и, обступив меня с двух сторон, стали о чем-то переговариваться.Точнее они обсуждали, как буду вправлять мне руку.

Я пыталась отвлечь себя от мысли, насколько серьезным был перелом, что шесть человек должны мне вправлять руку под анестезией, но все было безуспешно.Меня ослеплял холодный свет от множества ламп, светящих с потолка, а перешептывания врачей сводили меня с ума.

От их слов мое сердце билось так сильно, что я боялась, что оно просто-напросто выпрыгнет у меня из груди и честно, я ожидала этого. Но оно просто билось, говоря мне, как сильно я напугана.

Вскоре я почувствовала на своем теле руки врачей.Одна женщина держала мне правую ногу, другая правое плечо, третья должна был тянуть за больную руку, а четвертая собственно вправлять ее. Один из хирургов успокаивал меня тем, что я проснусь уже с гипсом на руке и все будет хорошо, мне только стоит закрыть глаза.

И последовав его совету, я закрыла глаза, затем почувствовала легкий укол в левой руке, а потом мои щеки запылали и я скорее всего уснула.Когда я открыла глаза, я увидела перед собой тех же самых медсестер, но лежала я уже в своей палате на кровати. Их лица озарились ободряющей улыбкой, а потом они просто ушли, оставив меня одну.

Рука уже была неподъемной и покрытой белым тяжелым гипсом.Я и по сей час с любопытством ее разглядываю, как что-то инородное и неизвестное.Я с облегчением поняла, что самое страшное позади и что в принципе все закончилось.

И так я лежала до семи часов, глядя в окно. Часы показывали двенадцать, а чувство, что я здесь уже несколько дней, так и не прошло.

Я смотрела, как садится солнце и ждала маму, которая должна была привести мне мои вещи. Первое, что я хотела попросить ее мне принести, это дневник. Я не сразу сообразила, что не смогу написать и слова. Это осознание ко мне пришло, когда в рюкзаке с вещами увидела бежевый ежедневник, но я не отчаялась, решив, что пока буду вести электронный дневник.

Под вечер чудеса так и не закончились. Помимо сломанной руки и понемногу возвращающейся боли, да такой, словно мне раскаленный металл заливают под гипс, я увидела своего отца.Когда я спустилась в зал посещений, где была не только мама, но и папа, я замерла на месте.

Он стоял рядом с ней с грустной улыбкой и огромным пакетом сладостей. Я никогда не видела его таким опечаленным и расстроенным, а точнее давно. Очень давно...Целых пять лет прошло с нашей последней встречи.Да, именно пять лет назад я видела его грустные серые, как у меня, глаза. Но даже тогда они были не настолько скорбными, чем сейчас.

В тот момент я даже не задумалась о том, почему отец больше не живет с нами. Я просто прыгнула к нему в объятия. Они были крепкими и сильными и такими сердечными.Я знала, что это единственный мужчина, которому я не безразлична.Мужчина, которого я несмотря ни на что люблю и буду любить вечно.

11 ноября.»