Глава 4

Сила2 года назад(от событий, происходящих в настоящем времени)

Она стоит прямо передо мной.

Одна из самых симпатичных развратниц «Лома», имя которой может безостановочно вертеться на языках похотливых упырей, часто посещающих ночной клуб.

Кира Второва.

Моя навязчивая идея на протяжении последних месяцев.

Никогда не подумал бы, что меня потянет на восемнадцатилетнюю девушку. Это как минимум странно, учитывая нашу разницу в возрасте. Однако плевать хотел я на все предрассудки. Мне нужна она, остальное не имеет значение. Если речь заходит о Кире, я за себя не ручаюсь. Что это, если не ебаное помутнение разума?

Её карие глаза, озадаченно смотревшие на труп моего соперника всего каких-то пару минут назад, уже нацелены на мои, пытаясь выстоять в зрительном натиске с моей стороны.

А я, как подыхающий от мучительной жажды, не могу насмотреться на неё. Слишком красивая, дерзкая и имеет острые коготки, которые сегодня продемонстрировала мне лично, а затем что-то пошло не по плану, и Кира спряталась под образ невинной овечки.

«Не мог бы ты, пожалуйста, отпустить меня?»

С её стороны глупо верить в то, что я куплюсь на дешевый спектакль вежливости.

Хрен с два.

Уже знаю, что представляет из себя Кира. Её выдал взгляд, которым она мысленно поимела меня, и я с удовольствием ответил бы ей тем же.

А пока натура сучки притаилась за фасадом услужливой развратницы. Посмотрим, как долго протянет Кира, подавляя свою истинную сущность.

— В разные стороны, суки, расходимся, пока я не ушатал каждого из вас! — орёт один из вышибал, пытаясь разогнать начинающуюся потасовку бунтующих зрителей.

Для бойцовского сектора это уже обыденная вещь, часть системы. В отличие от ночного клуба, здесь место кровавого хаоса и мясорубки. Некоторые отморозки доходили до того, что стреляли в других зрителей из-за проебанной ставки. В остальных случаях устраивали мордобой, вплоть до смертельных исходов.

Сейчас назревает одна из таких ситуаций. Вышибалы стараются подавить заварушку путем применения физической силы. Как всегда в это ввязывается Малх, будучи отбитым на голову психом. Ему нравится ломать людей. В какой-то степени он получает от этого извращенное удовольствие.

Я бросаю взгляд на Киру, оценивая её реакцию на происходящее. Девушка остаётся безразлична к переполоху, царящему вокруг. Будто ей нет никакого дела.

— И что теперь? — сухо интересуется кареглазая, с едва различимыми намеками на резкость в тоне, швыряя полотенце на толстый канат ринга. — Поведёшь меня трахать?

Уголки моего рта дёргаются в намеке на усмешку, лишенной веселья. Я склоняю голову набок, скользя взглядом по женскому телу, облачённому в развратную униформу, что дерзко подчёркивает и не скрывает соблазнительные изгибы. В особенности незамысловатые татуировки, разбросанные в нескольких участках ее ребер и талии. Черные чернила, сплетающиеся в причудливые узоры.

Оторвавшись от созерцания ее тела, сосредотачиваюсь на лице девушки с бесстрастными чертами.

— Не терпится поскорее оказаться подо мной?

— Всего лишь любопытство, знаешь ли.

— И какие ещё занимательные вещи приходят тебе на ум?

— Не терпится поскорее влезть ко мне в голову? — парирует она с едкой сладостью, обращая против меня мои же собственные слова.

Продолжай в том же духе.

— Если бы хотел, использовал бы дуговую пилу. Это самый часто встречающийся вариант в морге, который используют для распиливания черепа, знаешь ли, — отвечаю я, сохраняя спокойствие в голосе, но ощущая, как мой язык приобретает остроту и колкость, достойные самой Киры.

Кареглазая отказывается отрывать взор от моего, глядя с той же обжигающей силой, что, кажется, исходит из меня самого. Воздух словно наэлектризовался, и в нем витает напряженность. Наш словесный поединок не оставил ее равнодушной, как бы старательно она не пыталась нацепить на себя облик безразличия.

Киру выдает ее же тело.

С высоты своего роста отчетливо улавливаю подергивание сонной артерии на ее тонкой шее и как вздымается грудная клетка, выдавая учащенное дыхание девушки.

— Волнуешься, ненаглядная моя? — усмехаюсь, большим пальцем лаская нижнюю губу девушки, невесомо надавливая, а затем медленно скользя к подбородку, пока Кира замерла на месте.

— С чего бы? — вздергивает подбородок, отталкивая мою блуждающую руку, и в карих глазах плещется вызов.

Я смеюсь, забавляясь ее маленькой бравадой.

— Лгунья, — придвигаюсь ближе, склоняясь над ее ухом, чтобы поддразнивающе прошептать: — Могу поспорить, ты успела стать мокрой.

Кира отворачивается, но я успеваю заметить вспыхнувший на её щеках румянец.

— Смотри мне в глаза, когда я разговариваю с тобой, — хватаю её за подбородок, вынуждая посмотреть прямо на меня.

Она упрямо сжимает челюсть, прожигая раздражённым взглядом карих глаз, и цедит сквозь зубы:

— Могу поспорить, твои пальцы "случайно" окажутся сломанными, если ты прикоснешься ко мне.

Вот оно.

То, что мне было крайне необходимо увидеть снова воочию.

То, что Кира так рьяно хочет спрятать от меня.

Свирепость, с которой она выдает это предупреждение, заставляет внутри что-то щёлкнуть, а сердце забиться быстрее. Адреналин обжигает кровь, разбегаясь по венам, и темные желания пробуждаются на задворках сознания. Я бы не отказался испытать на себе ее ярость, позволив ей причинить мне боль, но только для того, чтобы потом подчинить ее себе, утолив нездоровую жажду обладания.

— Сломай, — хищно оскалившись в ответ, хватаю Киру за оголенные бедра и дергаю на себя, отчего наши тела врезаются друг в друга. — Сделай это, потому что я не люблю пустых обещаний. Выломай каждый и я покажу тебе, что станет с тобой после.

— Ты больной? — слова вырываются из неё в дрожащем смехе.

— Несомненно.

Мои руки продолжают исследовать каждый сантиметр оцепенелого тела, поднимаясь к упругим ягодицам и сжимая их до боли, ожидая от неё обещанную реакцию. Под спортивными шортами член начинает твердеть, требуя немедленного освобождения. Я никогда не испытывал чего-то подобного и оттого не могу понять, почему Кира влияет на меня, как гребаный наркотик.

Бездействие с ее стороны начинает бередить мне нервы, и я, теряя терпение, решаю надавить посредством далекого прошлого, которое Кира, вероятно, не помнит:

— «Не давай ложных обещаний, если не сможешь их сдержать» — мудрые слова, не так ли?

Моя ухмылка становится шире при виде обескураженного лица кареглазой.

Она прекрасно знает, кому принадлежит эта фраза.

— Откуда ты..? — пораженно шепчет Кира и не в состоянии завершить предложение, отшатывается от меня, создавая приличную дистанцию, разделяющую нас.

7 лет назад(от событий, происходящих в настоящем времени)

Внедорожник сворачивает на ухабистую дорогу и прибавляет скорость, оставляя позади себя поднявшуюся столбом пыль. Сельская местность встречает скромными домами, основная масса которых пребывает в полуразрушенном состоянии. Однако нас интересуют вовсе не постройки или деревенские пейзажи. Место назначения — больница.

В багажнике раздается приглушенный стон мразеныша, который, по всей видимости, страдает от боли из-за сломанных ребер. Кляп у него во рту особо не способствует созданию тишины. Наум, раскинувшийся на заднем сиденье, раздраженно бьет кулаком по спинке соседнего кресла и раздраженно рявкает:

— Заглохни там, блядь! Или я тебе помогу!

После его резкого предупреждения в салоне, наконец, воцаряется тишина, нарушаемая лишь мерным рокотом мотора и шелестом шин, рассекающих пыльную дорогу.

Донат включает поворотник и направляет машину в правую сторону к территории сельской больницы, где работает его жена медицинской сестрой. Он должен забрать у неё перевязочный материал, чтобы обработать себе руку. Буйный товарищ успел полоснуть его ножом, оказывая нам сопротивление. Обращаться за помощью в самом учреждении Донат не захотел, дабы не привлекать внимание посторонних людей, ведь вопросы возникнут моментально и повлекут за собой неприятности. Приезжие в здешние места всегда находятся под пристальным надзором жителей, а мы как раз таки редкие гости.

— Точно ли нам стоит возить с собой этого придурка? — уточняет Донат, поглядывая в зеркало заднего вида, чтобы убедиться в отсутствии хвоста. — Может в лесу прикончим и там же закопаем?

— Старик, полностью поддерживаю, — ухмыляется Наум. — Если согласитесь, я даже готов яму копать.

Моя голова, откинутая на подголовник, поворачивается в сторону Доната, и я лениво разглядываю самодельную повязку у него на левом предплечье, из которой медленно сочится кровь.

— Отец сказал, а наше дело выполнить, — криво усмехаюсь, неохотно вспоминая последствия его наказания за непослушание. — Поверь, ты не захочешь его разозлить.

Не то, чтобы я боялся отца. Нет. Он жестокий и деспотичный. Иногда его жестокость выходит за рамки любого здравомыслия, однако в этом и заключается метод его воспитания. Меня и Малха. Несмотря на то, что брат младше меня на пять лет, он получает наравне со мной. Иногда бывает больше из-за своего неуправляемого характера. Отец мягок только с нашей матерью и сестрой, которой не так давно исполнилось тринадцать. Божена даже не подозревает о существовании этой стороны отца. Для неё он всегда добрый, любящий и исполняющий все её пожелания, какими бы они не были.

Я не из числа тех братьев, которые стараются проводить свободное время с младшими и проявлять заинтересованность к их увлечениям или к тому, что происходит у них в жизни. Малх — тем более. В семнадцать лет у него совершенно другие интересы, и наша семья это последнее, о чем он может беспокоиться.

Но если кто-то рискнет обидеть Божену или какой-нибудь недоумок решит притронуться к ней, я и Малх без раздумий сравняем его с землей. Она неприкосновенна, и мы обязательно напомним об этом, чтобы абсолютно все знали о последствиях, перед тем, как в их черепной коробке успеет созреть мысль сделать ей больно.

— Знаешь, в твои двадцать два я семью создавал, а не руки марал об уродов всяких, — Донат обращается ко мне, решив воспользоваться моментом для чтений очередных лекций.

Ему повезло, что с подростковых лет я воспринимаю его как своего приятеля. Полезный, находчивый, да и не вымораживает. За исключением подобных случаев. Старик любит вычитывать нотации о морали, однако это гиблое дело. Отец давно позаботился и переломил черту между «хорошо» и «плохо». В моем восприятии не существует подобных понятий.

— Ему без разницы: пачкаться в сперме или в крови, — Наум посмеивается, заложив руки за голову. — Он сохраняется для особенной.

— Херовый способ убедить меня присоединяться к вашим блядкам, — невозмутимо произношу. — Но сделаем вид, что я очень оскорбился.

— Ты многое упускаешь. Бери пример с Малха — жеребец наслаждается жизнью, как только может.

— Надеюсь, восхищение образом жизни моего брата не вызвано тем, что ты постоянно видишь его член, когда трахаете девушек в присутствии друг друга.

Наум смеется и небрежно взъерошивает свои черные кудрявые волосы.

— Парни, разговор не для моих старческих ушей! — недовольно морщится Донат. — Иначе меня хватанет инфаркт.

— По-твоему зря я учусь в медицинском? — насмешливо приподнимает бровь Наум.

— Ты же в курсе, что я отказываюсь быть твоим подопытным?

— Не переживай, Малх главный кандидат на эту роль.

— Пожалей парнишку.

— В этом нет необходимости — у него девять жизней, — усмехаюсь я. — Хрен уложишь.

— Обязательно передам ему твои лестные слова, — зубоскалит Наум.

***

Донат заезжает на территорию больницы обходным путем и паркуется на пустой стоянке около заброшенного корпуса. Неподалеку стоит старая иномарка, а так здесь ни единой души.

— Скоро вернусь, — старик бросает напоследок перед тем, как вылезти из внедорожника.

Наум выходит на свежий воздух через пару минут, чтобы узнать, жив ли наш пассажир. Я в это время проверяю сообщения на телефоне. Три запроса на оформление заказных убийств в ближайшее время. Моя карьера киллера началась недавно, а спрос неумолимо ползет вверх.

С другой стороны, постоянная практика и отработка навыков. Оставляю их непрочитанными, решив разобраться с ними позже. Увидев среди всех уведомлений несколько сообщений от Малха, во мне поднимается интерес — пишет этот кретин редко.

Малх: Я человека убил.

Малх: Об этом узнал отец.

Малх: Скинь косарь на поминки.

Малх: По-братски.

Я: Сходи на хер.

Я: По-братски.

Убираю телефон обратно в карман штанов, не забывая перед этим выключить уведомления на мелкого засранца.

Наум возвращается через пять минут, и раздраженным тоном заявляет:

— До «пункта выдачи» не доедет. Живым уж точно.

В зеркале заднего вида вижу, как он стирает влажными салфетками кровь с костяшек пальцев.

— Не говори, что угандошил его.

— Хотелось, но пришлось воздержаться.

— Похвально, — с сарказмом бросаю я.

Внезапный грохот металлической двери, являющейся одним из запасных выходов в больнице и открывшейся неподалеку от заброшек с пронзительным скрипом, привлекает внимание. Вглядываюсь, ожидая увидеть Доната, но хер бы там плавал. Вместо него появляется полный мужик, лицо которого отдаленно знакомо, словно где-то мы с ним уже пересекались. Он тащит за собой малолетнюю девчонку, а она брыкается и пытается вырваться.

Наум поддается вперед, упираясь локтями в свои колени, наблюдая за разворачивающейся сценой с легким прищуром.

— Рожа у него знакомая, — подмечает он.

— Заметил уже.

Девчонка продолжает бороться, вырываясь и крича о помощи, но мужик затыкает ей рот, подталкивая к старой иномарке.

— Вспомнил! — Наум щелкает двумя пальцами. — Расим. Из татарской мафии. Он сутенером подрабатывает в их конторе. Не думал, что они решили и мелких отловить. Этой на вид тринадцать или четырнадцать.

Пока Расим не затащил ее окончательно, вылезаю из машины, не думая о том, какого хера вообще делаю, и бегу в их сторону. Девчонка, оказавшись на заднем сиденье, замечает меня, в отличие от тупоголового олуха, что стоит ко мне спиной и пытается угомонить ее. Карие глаза нацелены на мои с надеждой.

— На кого ты там пялишься, негодница? — раздраженно рявкает Расим.

Я вцепился в его куртку, оттаскивая от машины, и прямым ударом бью ему в рожу. Несколько раз, пока наша кровь не смешалась в единую багровую массу из-за силы, с которой я наношу увечья. Каждый удар отдается гулом в ушах. Расим рухнул на асфальт, корчась и сплевывая сгустки алой жижи. Стоя над ним, тяжело дышу с ощущением темного удовлетворения. Поворачиваю голову в сторону перепуганной девчонки и хрипло говорю:

— Вылезай. Не трону.

Она не сводит глаз с меня, осторожно выбираясь наружу. Ее тощее тело дрожит при виде кровавого бардака, который я устроил, а лицо побледнело.

— Меня сейчас стошнит, — сдавленным шепотом предупреждает и зажмуривается.

— Обратно возвращайся.

Она замялась, отворачиваясь от кряхтящего Расима. Бестолковая нерешительность раздражает, и мой вопрос звучит грубо:

— В чем дело?

— Их всего двое, — робко отвечает девочка. — В больнице ещё один.

Кидаю взгляд на запасной выход, а затем на валяющегося татара. Нужно запихнуть его в машину, чтобы не привлекал внимание.

— Иди. Догоню, — не глядя на нее, отдаю распоряжение командным тоном, который не оставляет место для возражений.

И как только она повинуется, шагая к больнице, хватаю за шкирку Расима, рывком поднимая его с земли и ударяя о поверхность машины.

— Рыпнешься — прикончу, — предупреждаю, понизив голос.

Он не сразу понял мои намерения, и в момент, когда моя рука стальным жгутом обвивается вокруг его шеи, сжимая сонные артерии в смертельной хватке, Расим обмякает.

Осталось разобраться с телом.

***

Девчонка сидит на толстой плите возле запасного выхода и что-то пишет в небольшом блокноте. Так и не ушла, дожидаясь моего появления — мудаки зашугали ее конкретно.

Она поднимает карие глаза с покрасневшими белками, быстрым движением вытирает щеки рукавом джемпера и спешно засовывает блокнот в задний карман джинсов.

Оглядывая местность в поисках компаньона Расима, между делом спрашиваю:

— Зовут как?

Девочка встает, оттряхиваясь от пыли, тихо отзывается:

— Кира.

Перевожу на нее равнодушный взгляд.

— Сопли вытирай и не реви, иначе в привычку возьмешь.

— Обязательно так грубо? — хмурится она.

— В лобешник пропишу, тогда и будет грубо.

— На женщину руку поднимают слабые.

— Поумничай мне тут.

Кира затихает, но продолжает исподлобья глазеть, как затравленный волчонок.

Борзая.

Жизнь ей за каким-то хером спас, а она выкрутасничает передо мной.

Распахнув дверь, кивком указал ей на проход. Упрямиться не стала. Для своего же блага. Возиться с малолеткой — последнее, чего бы я хотел. Старый коридор зияет полумраком, заваленный мешками и вышедшей из срока эксплуатации медицинской мебелью. Из всех светильников горит лишь один, едва выхватывая из темноты обшарпанные стены. Пока достаю телефон, чтобы включить фонарик, Кира на удивление не струсила и смело шагнула вперед, растворяясь во тьме.

— А что вы сделали с тем мужчиной?

Вопрос сорвался с ее губ неожиданно, но не произвел никакого впечатления — по интонации голоса понял: девчонка догадалась сама.

Ей не нужны подсказки, лишь подтверждение.

Решила проверить меня на прочность?

Не выйдет.

— Под ноги смотри, — сухо произношу, направляя фонарик повыше. — Ударишься головой об кафель и закончится летальным исходом.

— Если вы специально не толкнете меня, то ничего не произойдет, — парирует Кира.

Я усмехаюсь, находя ее сообразительность забавной.

Достигнув конца коридора, убираю телефон в карман. Кира дергает дверную ручку и, словно ужаленная, отпрянула назад, врезаясь своим костлявым телом в меня.

— Это он! — испуганно выпаливает Кира, указывая на мужчину, который возник перед нами.

Рефлексы срабатывают молнией, опережая компаньона Расима: одним рывком я отшвыриваю девчонку за спину и перехватываю стальной хваткой руку ублюдка, занесшую нож для удара. Выбиваю оружие, и оно с лязгом падает на пол. Не медля, обрушиваю кулак ему в живот, в самое сплетение солнечных нервов, отчего воздух с хрипом вырывается из его легких. Отморозок согнулся пополам, как сломанная трость. Ярость захлестнула меня, и я продолжил вколачивать удары, пока собственные костяшки не взмолились о пощаде, пульсируя от боли.

— Вы его прикончите сейчас! — восклицает Кира за спиной от ужаса.

Тяжело дыша, отталкиваю от себя обмякшее тело. Оглядываюсь на девчонку. В ее карих глаза смешались тревога и благодарность.

— Уходи отсюда. Живо, — приказываю ей охрипшим голосом.

Кира торопливо пробегает мимо, успевая бросить на прощание:

— Огромное спасибо!

Нависнув над мужиком, который развалился на полу полным беспорядком, я дергаю его за шкирку, рывком поднимая на ватные ноги. Он смотрит на меня помутненными глазами и судорожно сглатывает.

— Если узнаю, что кто-то из вас снова кружит вокруг нее — глотку перережу, — со зловещим оскалом предупреждаю я. — А я обязательно узнаю. Остальным передай.

Отпихнув его, прихватываю с собой отброшенный в сторону нож и возвращаюсь обратно. По пути проверяю телефон. Наум не писал. Не звонил. Счёл нужным не вмешиваться в мои дела, зная, что я в состоянии самостоятельно разобраться с ними. Если кто-то пытается влезть, меня вымораживает это.

Уличный свет с неприятной резкостью бьет по глазам. Морщусь от яркого солнца и замечаю на плите, где ранее сидела Кира, серый блокнот, который она, по всей видимости, случайно выронила и не заметила.

Вернуться назад, чтобы отдать ей? Нет. В голову приходит мысль выкинуть в урну, и я собираюсь сделать это, как позади меня раскрывается дверь и выбегает запыханный Донат с пакетом в руке. Прежде чем я успел что либо сказать, он с особой срочностью выпаливает:

— Там копы. Валим.

Блокнот оказывается забытым, но не выброшенным.

***

В гараже стоит удушливый запах моющего средства, содержащего хлор. Малх и Наум вымывают багажник от крови, пока я с помощью керхера очищаю снаружи внедорожник от прилипшей грязи. Мощная струя воды срывает комья земли, обнажая тусклый, почти металлический блеск краски. Донат ворчит что-то про въевшуюся кровь, проклинает себя за то, что не настоял на использовании другой машины. Наум рассмеялся, сдувая прядь черных волос со своего лба, и ехидно произносит:

— Старик, имей совесть. Малх тут практически раком корячится, тачку твою отмывая. Тебе клининг мировых масштабов Левины устраивают за бесплатно. Или надо было фартуки горничных нацепить? Ты только скажи, пока не поздно.

— Если бы мелкий паршивец не перерезал глотку этому мужику, не пришлось бы ничего мыть, — огрызается Донат, баюкая свою перевязанную руку.

На долю минуты повисает тишина, а затем его громкий вскрик:

— Блядь, Малх, смотри куда ты эту херь химическую льешь! Я из-за тебя ожог не собираюсь заработать!

— Да, Малх, не покушайся на моего приятеля, — веселится Наум с насмешливой ухмылкой, опираясь руками в специальных перчатках на край открытого багажника. — Он и так сегодня травму схлопотал. Извинись и поцелуй его в задницу в знак уважения.

— У меня еще половина канистры осталась, — намекает он, ухмыляясь.

— Попить захотел? Смочи горлышко, — поддразнивает его Наум.

Закончив с машиной, отключаю керхер, сматываю шланг, пока их перепалка набирает обороты. Подхожу к верстаку, чтобы надеть толстовку, а взгляд автоматически цепляется за блокнот, лежащий рядом с моей одеждой. Надо выкинуть эту херню. Вытаскиваю его из кармана, и одна смятая страница вылетает на землю. Подняв ее, пробегаюсь взглядом по буквам, выведенным аккуратным почерком в небольшой текст:

«10.01.2015: Как жить дальше, когда люди, которых я люблю один за другим покидают меня?»

Раскрываю сам блокнот с исписанными страницами и меня буквально затягивает читать каждую строчку.

«11.01.2015: Тетя Алла отвезла бабушку в больницу, у нее начались проблемы с сердцем. Мне страшно, что и она покинет меня.»

«11.01.2015: Меня забирают жить к тете, а еще моя кошка пропала. Я пыталась ее найти, но не нашла.»

«12.01.2015: Я знаю, что сегодня хоронили маму, но тетя Алла не взяла меня с собой, сказав, что мне лучше остаться дома.»

«13.01.2015: Мамочка, мне тебя так не хватает.»

«14.01.2015: Только сейчас я поняла, что боюсь одиночества. Тетя Алла с утра до ночи на работе и появляется через сутки, чтобы приготовить мне еду.»

«16.01.2015: Мамы нет, а он до сих пор на свободе. Почему?»

«17.01.2015: Бабушка все еще в больнице. Тетя Алла не разрешает навестить ее. Говорит, что сделаю только хуже, а я всего лишь хочу кого-нибудь обнять, чтобы эта боль утихла.»

«18.01.2015: Одиночество сводит меня с ума.»

«18.01.2015: Хочется, чтобы со мной поговорили.»

«19.01.2015: Я пыталась покончить с собой и мне стыдно за это.»

«21.01.2015: Бабушка наконец вернулась домой.»

«01.03.2015: Это мой первый день рождения без тебя, мамочка, и мне так плохо.»

«21.03.2015: Я перестану сюда писать, потому что, когда делаю это, то постоянно плачу. Мне стоит молчать и просто смириться — так говорит муж тети.»

«15.04.2015: Знаю, что не собиралась больше брать в руки этот блокнот, но сегодня отчима посадили. Надеюсь, он там и умрет.»

«20.05.2015: Муж тети сказал, что все будет хорошо и он постарается позаботиться обо мне, но я знаю, что это не так. Я ответила ему: «не давай ложных обещаний, если не сможешь их сдержать», потому что все вокруг только и говорят: «все будет хорошо, не переживай», «все наладится». Как раньше уже не будет. Никогда.»

«10.01.2016: Прошел год, как умерла мама, но в тот день умерла и я вместе с ней.»

— Мы закончили, — объявляет Малх, выкидывая использованные перчатки в мусорный бак. — Отец хочет нас видеть.

Я захлопываю блокнот, засовывая его в карман, передумав выбрасывать, и хватаю ключи от своей машины.

После прочтения в груди поселилось незнакомое чувство. Сожаление, или быть может, сочувствие?

— Тогда не будем заставлять его ждать.

***2 года назад(от событий, происходящих в настоящем времени)

Кира смотрит на меня, напряженно сжимая кулаки, и молчит. Запах ее духов сводит меня с ума — терпкий, сладкий, вызывающий. Идеальный аромат для такой игры. Провожу большим пальцем по контуру пухлых губ, размазывая помаду. Она пытается отстраниться, но я крепко обхватываю ее ягодицы, прижимая к себе. Наклоняюсь над ней и обвожу языком мочку ее уха, опаляя кожу горячим дыханием.

— Расслабься, веселье только начинается.

***

Мои хорошие, жду всех вас в своëм тг: Варвара Вишневская или же bookVishnevskaya 🍒

Там я публикую множество интересных постов, которые связаны с моими выходящими и будущими книгами 📚

А также там создан чат, где у нас происходит общение напрямую ❤

Если хотите, чтобы новая глава вышла как можно скорее, проявите активность, чтобы я знала, что вы ждёте 🫂