Глава 13. Она моя

Восторженные возгласы посетителей, доносящиеся из банкетного зала, привлекали внимание, но их заглушали восхитительные звуки рояля. Я сидел у окна в одном из кафе Флоренции в окружении братьев и отца. В воздухе царила спокойная атмосфера. Мы пришли сюда всего пару минут назад.

Меня всё ещё беспокоит разговор с Офелией по телефону. Она рыдала навзрыд. Но почему? Не то чтобы меня это сильно беспокоило... Я что-то чувствую к ней, но что именно — не могу понять.

— Изволь спуститься с небес на землю, — с негодованием воскликнул Маттео.

Я, казалось, не слышал его слов.

Или, возможно, просто не желал их слышать.

— Что тебе? — спросил я.

— Не будь таким грубым. Может быть, ты уже сделаешь заказ или хотя бы взглянешь на меню? Официантка ожидает.

Я поднял взгляд своих холодных глаз, доставшихся мне от матери, и нахмурился. Глядя на образ официантки в облегающем чёрном платье, которое мне кажется очень знакомым, выше колен и белом фартуке, я перевёл взгляд выше, к её лицу.

«Что за хрень?» — пронеслось у меня в голове.

Никакого возбуждения.

Никаких положительных эмоций.

Только неприязнь.

И презрение.

— Да, двойное эспрессо, минестроне без макарон и риса и, собственно, говяжий стейк, — произнёс я, делая паузу после каждого слова, чтобы официантка успела записать.

Я сжал ладонь в кулак и упёрся в него губами, поставив локоть на подлокотник дивана. Я продолжал смотреть на официантку с явным неодобрением. Она закончила принимать заказ и спокойно ушла, и я с облегчением выдохнул.

— Ты был готов её взглядом испепелить, — пробурчал Стефано, откинувшись на спинку серого дивана и поправив воротник рубашки.

— Эта девчонка — та ещё cучка, — я схватил бутылку воды и сделал глоток. В горле пересохло.

— Вы знакомы? Расскажи подробнее! — с энтузиазмом воскликнул младший брат.

Я закатил глаза.

— Её зовут Тина, она выглядит милой, но, к сожалению, она похожа на мою бывшую Поллианну. Изменщица, которая любит пользоваться людьми ради собственной выгоды.

— И кому она изменяла? 

— Своему мужу со мной. 

Они переглянулись. Я только усмехнулся их реакции. 

— Я не знал об его существовании. Они достаточно быстро развелись. 

В кафе воцарилась глубокая тишина. Это безмолвие не было тягостным, напротив, для меня эти мгновения были исполнены блаженства. Возможно, я просто устал. Устал от всей суеты, которая окружает меня с самого детства. С рождения.  Стрельба, груши, пистолеты, домашнее обучение всем наукам и искусствам. Кому-то это может показаться забавным, ведь круто же быть богатым, уметь буквально всё и иметь всё, что только душа пожелает.

Однако есть и обратная сторона этой медали. Иметь всё — значит не иметь ничего. Наша семья наполнена кровью, страстями, ненавистью, врагами, опасениями. Отец всегда говорил: «Никогда не показывайте свою слабость и эмоции на людях, это может привести к гибели всех нас». И мы слушали его. Проявив слабость, мы подвергнем опасности тех, кто нам дорог: маму, Ливию, наших девушек.

Никто не знает и не должен знать о нашей жизни. Папарацци преследуют нас едва ли не на каждом шагу. Интервью, встречи, работа — и никакой любви.

Да, я любил Поллианну. Хотя я не могу назвать наши отношения, приближающиеся к браку, любовью. Потому что никакой любви не было. Была привязанность, был секс, был комфорт — и ничего более.

А что насчет Офелии?

Ничего. 

— Ваш заказ, господа, — голос Тины вывел меня из задумчивости. — Доминик, это вам подарок, — произнесла она.

Её распущенные волосы, окрашенные в карамельно-розовый цвет, коснулись моего лица, когда она наклонилась и улыбнулась. А в руках она держала небольшую коробку с небольшой надписью: «Per un sexy Dominic»*

Глупо, очень глупо.

Я непроизвольно оттолкнул Тину, раздражённый её присутствием.

— Ну, До...

— Иди работай и не попадайся мне на глаза, — перебиваю.

— Иначе что?

— Убью, — я часто угрожал этим и иногда выполнял свои обещания в том случае, когда не слушали меня. — Убью без малейшего сожаления.

Тина, зная мои способности через Поллианну, поспешила удалиться.

Взяв в руки столовый прибор, я едва слышно вздохнул. В тишине мы приступили к трапезе перед предстоящей важной встречей, которая должна была открыть нам новые горизонты в финансовом плане.

Кроме того, все вопросы необходимо было решить в течение недели, поскольку на следующей неделе у Ливии намечались соревнования по парному фигурному катанию. Её партнёр — Орацио — был неплохим парнем и приятным собеседником. Однако я бы ни за что не рассматривал его для Ливии более чем друга. Она заслуживала большего.

— Это же они! Они! Они, они, они!

Я услышал трепетный возглас подростка. Обернувшись, я увидел двух девушек лет шестнадцати. Они робко подошли к нам.

Чёрт, я только начал наслаждаться трапезой.

— Здравствуйте.

Маленькие незнакомки робко произнесли приветствие. Они смущённо переглянулись, и одна из них, со светлыми волосами, заговорила:

— Можно с вами сфотографироваться?

Сфотографироваться? Что ж, звучит заманчиво. Я едва заметно усмехнулся и посмотрел девочкам в глаза:

— Конечно. 

Девушки обменялись счастливыми взглядами и, осмелев, приблизились к нам. Они расположились на диване, который мы им любезно предоставили, и, прикрепив телефон к селфи-палке, выставили его таким образом, чтобы каждый из них был отчётливо виден в кадре.

Это не первая наша совместная фотосессия с кем-либо из подражателей. Подростки улыбаются искренне и радостно, словно выиграли в лотерею миллион евро.

На одной из фотографий мы запечатлели, как мы приобняли их за плечи, не придавая этому жесту никакого подтекста. Кажется, от этого простого прикосновения они стали ещё счастливее.

— Боже, я теперь никогда не сниму этот свитер, — в унисон шептали они, смеясь.

Я мысленно улыбнулся. Мне хотелось бы и самому быть таким беззаботным.

— А можно ваш номер телефона? — уверенно спросила одна из них.

— Возраст? — усмехнулся я. — И лучше не врать. Не увеличивать и не уменьшать. Правду.

Она закатила карие глаза.

— Мне шестнадцать, а моей младшей сестре Лие пятнадцать, а я Люси.

Я приблизился к Люси, сократив дистанцию до неприличия, словно собирался сделать что-то. Поцеловать. Но этого не произошло. Это была лишь надежда. Ложная надежда. Её глаза блестели от предвкушения.

— Тогда категорически нет, — резко отстранился я от Люси, ухмыляясь.

— Почему?

Люси печально опустила уголки губ.

— Ты несовершеннолетняя, и нам не о чем разговаривать, кроме твоей учёбы.

— Даже дружить?

— Даже дружить.

— Но мы умные!

— Возможно, для своего возраста да, но меня не интересуют дети. 

Она печально вздыхает.

— Неужели только из-за возраста? — спрашиваю я.

— Нет, не только, — отвечаю я, откидываясь на спинку дивана. — Я не ищу ни новых знакомств, ни отношений.

Я видел их разочарование, но меня это не трогало. Холод, отстранённость и никакого сожаления. Девушки уходили, вежливо попрощавшись. Я потёр глаз, мечтая закрыть его и уснуть, и продолжил обедать.

— Ну, ты отшил двух потрясающих сексуальных девчонок? — усмехнулся Аид. И тут же получил сильный подзатыльник от отца. — А-у, за что? — брат зажмурился и потёр место удара.

— Вправляю мозги, я тебя не так воспитывал, — ответил отец.

— Сам-то... — начал было Аид.

И тут же получил ещё один подзатыльник.

— А-у! А это за что?

— За то, что споришь с отцом. Язык тебе отрезать? — пригрозил отец.

Я едва сдерживал смех, глядя на братьев.

Это было забавно: наблюдать, как отец отчитывает Аида. Причём не в первый раз, Аид вечно делает не то, что от него ожидают, но он просто дурачится, как последний идиот.

И так было все двадцать пять лет жизни Аида.

— Открой коробку, — с любопытством произнёс Стефано, потягивая горячий чай.

Я бросил взгляд на простую коробку, лежащую рядом со мной на диване. Я знал, что в ней явно нет ничего, что могло бы меня заинтересовать. Чёрт, у меня было столько связей с девушками, но Поллианна и Тина оказались назойливыми, как клещи. От клещей избавиться проще, чем от них.

Младший брат Стефано подошёл ко мне и с интересом наблюдал, как я открываю коробку.

— Чёрт возьми... — я схватился за переносицу и потёр её, а Стеф присвистнул. Этого и следовало ожидать от последней проститутки. В голове только одно и ничего больше.

В коробке находится около пятнадцати или двадцати распечатанных интимных фотографий Тины. В белье, без белья, в разных позах, с секс-игрушками и подручными предметами.

— Отличный подарок для холостяка, — брат рассмеялся.

Я раздражённо разорвал все фотографии, кинул их обратно внутрь и захлопнул коробку.

— Если понадобится, я найму проститутку и заплачу ей в три раза больше, чем буду мастурбировать на бывших. Хочешь, забирай коробку себе и занимайся этим до смерти.

— Благодарю, но вынужден отказаться, — отвечал он со смехом, подобным дьявольскому. 

— Это было ожидаемо, — отец усмехнулся, слушая разговор, и не решался заглянуть в коробку. Во-первых, ему это неинтересно. Во-вторых, он, как пёс, верен маме и даже не посмеет посмотреть на другую женщину. И мы такие же. Когда есть та, кого мы любим, мы не смеем смотреть на других.

Тот же Маттео. Он безумно влюблён в Софию уже много лет, и она не отвечает ему взаимностью. Однако Маттео не теряет надежды, терпеливо ждёт её согласия, добивается её и не собирается смотреть на другую женщину. Он любит Софию. И будет ждать её всю жизнь.

Остальные пока не нашли свою настоящую любовь.

А может быть, я уже нашёл...

Я обратил внимание на профиль Офелии в Telegram. Её аватарка так и не появилась, и это вызывало чувство грусти. Она была онлайн совсем недавно, но не указала статус последнего захода в сеть. Неужели она до сих пор не доверяет мне?

Мне было известно, что Офелия — это холодная и неприступная дева, за ледяной стеной которой нелегко пробиться. Но я не собирался отступать. Я был намерен добиться её расположения, как Маттео добивался Софии.

Я мысленно усмехнулся.

Войдя в дом, Маттео сразу же ощутил, как на него запрыгнула Апа — его кошка, появившаяся совсем недавно, но уже успевшая стать единственной и любимой в его жизни.

За исключением Софии.

Их связь была слишком интригующей.

Я перевёл взгляд на девушку в шёлковом кимоно. Изящное тело. Прекрасные волосы.

— Мать твою... — прошептал я.

Братья, словно проникшись моими чувствами, быстро сняли верхнюю одежду и отправились вглубь дома. Я остался наедине с Офелией.

— Привет, — едва слышно произнесла она первая.

Я не ответил. Она нервно закусила губу и подошла ко мне с каким-то странным выражением лица. Офелия сократила дистанцию между нами до неприличных миллиметров. Я нервно вздохнул и склонился над ней, глядя прямо в глаза.

Офелия тяжело вздохнула. Я резко схватил её за талию и притянул к себе. Она ахнула и положила нежные ладони мне на грудь, словно пытаясь сохранить хотя бы минимальное расстояние.

— Доминик, — прошептала она, пытаясь отодвинуться и восстановить дистанцию.

— Не отпущу, — ответил я шёпотом.

Я был в бежевом пальто, она — в шёлковом наряде. Эти вещи выглядели на ней чертовски сексуально, и мне захотелось поскорее сорвать их и осыпать её кожу ласками.

— Прекрати меня трогать, — Офелия попыталась вырваться из моих объятий, но я лишь покачал головой.

Грубым движением рук я повёл её на пару этажей выше и втолкнул в свою спальню. Дверь захлопнулась, и мы оказались прижаты друг к другу.

Соприкосновение наших тел было гораздо интимнее, чем миссионерский секс. Офелия, понимая, что я не собираюсь её отпускать, начала медленно расстёгивать темно-коричневые пуговицы на моем бежевом пальто. Я тяжело вздохнул и посмотрел на её руки, которые торопливо раздевали меня.

— Жемчужина, что ты делаешь? — спросил я взволнованно, чувствуя, как кровь приливает к паху.

— Помогаю раздеться, — тихо ответила она.

Ухмылка тронула мои губы. Ох, черт, мне воспринимать посыл ее слов до конца, или она имеет в виду только пальто? 

— Хочешь поскорее увидеть меня обнаженным?

— Не льсти себе, — буркает та.

Я наблюдал за ней. Пальто непроизвольно рухнуло прямиком на застеленную постель. Офелия хватается за светлую жилетку, надетую поверх белоснежной рубашки, и снимает ее идентичным образом, как и пальто. Она водит ладонями по моей груди и расстёгивает верхние несколько пуговиц.

Я сжимаю зубы до скрипа.

— Блять, — ругаюсь. — Жемчужина, ты сводишь меня с ума. Ты та, кто заставляет чувствовать себя счастливее.

— Похоть, — отвечает она.

— Что?

— Тебе нужен только секс. Секс. Секс. И ещё раз по сто секс.

Офелия резко отстраняется. Вырывается. Открывает дверь и уходит. 

— Офелия! — я зову ее, а в ответ тишина. — Дьявол!

Я отправился за ней. Её след уже простыл в глубинах дома. Чёрт, и куда могла подеваться эта девчонка? Не успевает пройти и двух минут, как я замечаю её силуэт в столовой. В ней уже собралась вся семья, включая друзей и кузину.

— Доминик, давно не видела тебя, где ты был? — обращается ко мне Диана, подходя и крепко обнимая. Я выше её сантиметров на тридцать-сорок.

— По-твоему, две недели — это давно? — усмехаюсь я.

— Не будь нудным, как отец. Твоя Офелия — замечательная девушка, я жду не дождусь приглашения на свадьбу и фотографии УЗИ, где чётко виден ваш сын или дочь.

Внезапно послышался резкий кашель. Я перевожу взгляд на Офелию, которая давится чаем. Мама сразу же подаёт ей салфетку и по-матерински проводит по спине.

— Осторожнее же, — причитает мама хмуро.

— Мы простые знакомые. Нас пытаться свести не стоит, ясно? — Офелия вытирает запачканные влажные губы и продолжает пить чай.

— Ох, как София, точь-в-точь, — отпускает меня Диана, возмущаясь.

Сейчас начнутся споры о независимости маленьких девочек со взрослыми.

И так каждый раз.

— Как София? Почему? — спрашивает Офелия, вновь делая несколько глотков горячего напитка.

— Я считаю, что Маттео, — Диана указывает на моего старшего брата, — прекрасный кандидат в мужья для Софии, при этом он её любит, ухаживает, делает для неё всё. Но София отказывается.

— Ну, мам!

София, сидящая в длинной ночнушке до колен, скрестила руки на груди, демонстрируя недовольство своей маме. В районе груди украшено голубыми кружевами, что не скрылось от проворного взгляда Маттео.

Чувствую, этой ночью я услышу стоны. Если их не заглушат стоны Офелии или мои вздохи от минета.

— Что «мам»? — вопрошала Диана, закатывая глаза. Она села за стол и придвинулась к нему на стуле. — Маттео — хороший парень. Почему ты его отвергаешь? Он же знает тебя с самого детства.

— Потому что мы друзья, и он, между прочим, старше меня на тринадцать лет!

— Твой папа тоже старше меня на тринадцать лет. Повторишь мою судьбу.

— Не стоит полностью повторять её, — одновременно сказали папа и Аарон.

По какой причине не стоит полностью повторять — я уже не знаю.

Я устроился рядом с Офелией. Она решила сделать вид, что меня вовсе не существует ни в ее мире, ни в жизни в принципе.

— Включите музыку, скука смертная! — воскликнул Демьян, обращая на себя внимание. — Натан, потанцуем?

— Не откажусь, любимый Демьян, выходи за меня замуж, — второй вечный шутник гейских шуток улыбался и смеялся. 

— Мой ответ всегда «да». Значит, разводимся с женами и сразу же женимся.

— О да, то прекрасный план! 

Они в унисон засмеялись и моментально получили пощечины и подзатыльники. Натан от Аннабель, а Демьян от Оливии.

— Черт, за что? — они оба заныли.

— У вас есть жены и дети, нечего было жениться на нас, раз любите друг друга!

Я выдохнул через губы, заставив их легонько вздрогнуть. Оставив шутников разбираться с женами, я перевел взгляд на Офелию. Она молчала. 

— Тебе скучно здесь? — поинтересовался я и схватил ее талию, словно собственник притянул к себе.

Я и есть гребаный собственник.

— А что? — ее взгляд полон отвращения ко мне.

— Отвечай на вопрос, Офелия.

Я схватил ее грубее. До боли сжал талию и заставил чувствовать себя как птица в клетке. Она подвела меня к самому эпицентру ярости.

— Не хочу! Отпусти меня!

Явно будучи недовольным ее ответом, она замечает злость по моему напрягшемуся телу. Злость охватила мое тело, словно волна, угрожая вырваться наружу. Мышцы туловища и рук напряглись, руки сжались чуть ли не в кулаки, дико хотели причинить боль тому, кто посмел испортить настроение моей Офелии. 

— Нет, — хмурюсь. — Отвечай, если не хочешь, чтобы я тебя пытал. Я добьюсь своего любым способом, и, блять, мне плевать, каким образом. Только если я прибегну к крайним мерам, тебе это пиздец как не понравится.

Я продолжаю хмуро смотреть на девушку. Губы сжаты в тонкую полоску, глаза выглядят чрезмерно холодными, что значительно пугает. Я не хочу слышать никаких оправданий, никакого блядского вранья. Я ненавижу ложь и убью за нее. Она ощущает волну ярости, сходящую от меня болевым потоком, она проникает глубоко в нее.

— Отпусти, — тихий голос скулит, моля о небольшой пощаде.

— Я хочу слышать правду. И только, сука, правду.

— Ночью. Всё расскажу ночью, — хнычет Офелия. — Отпусти, твоя хватка слишком болезненная.

Я сжалился.

Идиот, блять, причинил ей боль.

Отпустил ее и провел жесткими пальцами по талии, которую сжимал.

— Прости, — я прихожу в себя и извиняюсь. Офелия только кивает, прощая.

Проходит час.

Два.

Три.

И больше.

Аромат изысканного и благородного коньяка, он ощущается мгновенно, едва проникая в гортань. Он обволакивает нёбо, а затем опускается в горло. Коньяк согревает горло от нёба до самого низа. Он оставляет послевкусие, ощущаемое как тяжесть в груди и тепло в животе. Давно я не пробовал ничего подобного.

В доме пробило полночь. Весь вечер мы провели не только за столом, но и в непринуждённой беседе в гостиной, предаваясь игре в настольные игры. Да, мы состоятельны. На людях мы — серьёзные люди в строгих деловых костюмах. Но дома мы надеваем простую одежду, забываем о делах и предаёмся детским забавам.

В каждой семье есть две стороны: та, что обращена к миру, и та, что открывается только в кругу близких.

И наступил момент, когда мы разошлись по своим комнатам. Вегас побежал за мной и Офелией, и теперь мы втроем в моей спальне.

Я был достаточно пьян.

Это чувство, когда мозг начинает отрубаться, а тело слабеет и его покидает полный контроль. Оно как будто бы отдаляется от меня и начинает жить своей жизнью, а я чувствую только тяжесть во всем теле и легкость в голове, и в ней словно туман. Хочется расслабиться, глаза не могут сфокусироваться, и уже даже трудно сконцентрироваться на чем-то одном.

— Рассказывай, жемчужина, что произошло с тобой? 

На висках начинает немного давить, я вижу так размыто, вдали уже не так отчетливо, хоть у меня и стопроцентное зрение, а если в темноте — то вообще ничего не видно, даже силуэта. 

— Я сомневаюсь, что стоит рассказывать об этом, — включая яркое освещение светильников, честно призналась она.

Офелия села на постели и скрутилась, подобно замороженной креветке. Я приблизился к ее хрупкому телу. Встал вплотную, возвышаясь над ней, показывая собственное господство и власть над невинным сокровищем.

— Расскажи, — приказываю ей.

Я хватаю ее за подбородок и не жалею сил, я сильно сжимаю ее челюсть пальцами, хватка достаточно больная, но я не собираюсь отпускать. Не хочу. Не сейчас. Я хочу, чтобы она сказала то, что я требую, и то, что избавило бы меня от нарастающего гнева. 

— Ну? Я жду, Офелия.

Я сжимаю подбородок, на котором уже могут остаться синяки и покраснения из-за чрезмерной силы, однако я в состоянии контролировать мощность сжатия, лишь бы не оставить болезненных следов на фарфоровой коже девушки.

— Я устала, Доминик. Устала чувствовать себя лишней.

Офелия сразу же начала давиться слезами, которые горячими дорожками стекают по ее щекам. У нее дрожат губы, она часто моргает, пытаясь хоть как-то остановить поток слез, но никак не может. Офелия громко всхлипывает, чтобы вдохнуть воздух, но вновь начинает задыхаться. Она закрывает глаза и дрожит.

— Тише-тише, — я ошеломился ее слезам.

Черт, кто посмел навредить этому маленькому беззащитному созданию?

Я сел на кровать, придвинулся к ней и заключил в объятия, прижав к своей широкой груди. Моя рука сама собой легла на её голову, ласково поглаживая распущенные волосы. В моих объятиях она перестала дрожать так сильно.

Она нуждается в поддержке.

Очевидно, она никогда её не получала.

— Здесь вы любите друг друга. Эвелина любит каждого из вас, вне зависимости от возраста, поведения. А Данте, на вид такой холодный и грубый, но на самом деле безумно любит свою дочь! Он обнимал ее весь вечер, поддерживал перед предстоящими соревнованиями!

Голос Офелии срывался на крик. Крик боли, которую она копила в себе долгие годы. 

— Моя девочка, моя жемчужина, — успокаивал ее как мог.

При виде её слёз моё сердце сжимается от сострадания. Она пытается взять себя в руки, но её нежная девичья душа не может справиться с нахлынувшими чувствами.

— А как же я? Мою сестру и брата любят, а я словно ненужная вещь, словно ребёнок из детского дома! — восклицает она.

Слёзы льются по её щекам, она крепко сжимает губы, глаза закрыты. Дыхание тяжёлое, частые всхлипы почти не слышны из-за рыданий. Офелия пытается успокоиться, но тщетно — мысли в голове путаются, не давая ей сосредоточиться.

— Офелия, жемчужина моя, посмотри на меня.

Она услышала меня и вняла моим словам. Превосходно, Офелия внимает мне. Уже хорошо. Я должен не допустить, чтобы её мысли разрушили её душевное здоровье. Ее хрупкую психику.

— Я знаю, что тебе больно. Но сейчас, сегодня и во все последующие дни ты будешь здесь, в моей семье. Тебя все любят, и эта любовь так сильна, что ты даже представить себе не можешь. Ты нужна мне, Офелия, как воздух. Нужна нам.

— За один день невозможно полюбить человека...

— Ты ещё не знаешь мою маму, — я усмехнулся. — Она настолько добрый человек, что полюбит любого за мгновение.

— Правда?

— Правда.

Я усаживаю ее к себе на колени, чтобы быть к ней чуточку ближе. Я успокаиваю ее, тихо повторяя ей в ухо успокаивающие слова и поглаживая по спине и мягким волосам. Она слышит меня, от этого ей на душе становится спокойнее.

— Спасибо тебе, — негромко произнесла Офелия.

Боже мой, она успокоилась!

Прекрасно.

— За что? — спросил я, заправляя белокурые пряди за её ухо.

— За то, что ты поддержал меня и выслушал. Мне это было очень нужно. Я... мне правда не хватало этого.

— За поддержку не благодарят, моя дорогая жемчужина.

Улыбка скользнула по моему лицу.

— Почему ты вообще поддержал меня?

— Глупый вопрос.

— Скорее риторический, — хихикает она, что радует.

— Ради тебя, моя жемчужина. Всё это было ради тебя. Я хочу, чтобы здесь, — кладу ладонь ей на грудь ближе к сердцу. — Было спокойнее, а здесь, — рука перемещается с груди на горло. — Не было удушающего кома.

Офелия задыхается в переполненных чувствах.

Я смотрю на ее приоткрытые губы. Они приманивают к себе как магнит. Блять, не могу сдерживаться. Не могу...

И не хочу.

В то же мгновенье ока я накрываю ее губы своими. Губы соприкасаются в крепком поцелуе. Она не отвечала, будучи шокированной, но и я не отступал, и наконец она позволяет себе целоваться со мной. Погрузилась в эти трепетные касания. Я сжимаю ее в цепких объятиях, руки блуждают по телу, не знаю, где остановиться, я хочу изучить ее всю. Вдоль и поперек. Она мягкая и теплая.

Черт, ее губы настолько сладкие. Ощущение, будто это новый вид наркотика. Попробуешь и не захочешь остановиться.

Сладкая, манящая. Офелия, как же я не хочу отстраняться, не хочу прекращать эти секунды...

Неожиданно я ощутил сильный удар в грудь. Офелия оттолкнула меня. Не позволила больше прикоснуться к ней. 

— Блять, что ты творишь?! — я ругаюсь на нее, а глаза сужаются в злости.

Офелия отошла от меня как можно дальше.

— Ты не имел права меня целовать! Это было ошибкой! Ошибка!

— Какая, нахрен, ошибка?!

Я поднял на нее взгляд, но Офелия...

Она подорвалась с места, открыла дверь и выбежала подальше отсюда.

— Офелия!

И я ринулся за ней...

***

Per un sexy Dominic (итал.) — для сексуального Доминика