Я блядски желал ее

POV DANAG

Несмотря на все стереотипы о нечисти и преисподней, я очень любил тишину и спокойствие. Когда я получал их, это становилось событием. И события эти были столь редкими, что каждый раз я отдавался им, забывал обо всём и всех, наслаждался нечастыми моментами так, как только мог.

Вторая ночь договора, в который я вляпался. Вторая ночь, что я вынужден проводить среди людей. А они, как известно, вовсе не те существа, что привыкли дарить тишину и спокойствие. Даже вчерашним вечером Рене закатила мне истерику! Весь день я был добрым и терпеливым, но после тех слов не сдержался и сорвал злость, присущую мне даже в обычном расположении духа, на ней. Хотя, так или иначе, той же ночью я бы все равно испил ее крови, но из-за всплеска негативных эмоций это получилось больнее для нее, чем я планировал, как для первого раза. Но разве не она была виновна в этом?! Рене все время будто забывает кто я такой и разговаривает со мной, как с мальчишкой из церковного хора!

Но все же я был вынужден сдерживать себя и свои нечистые порывы, потому что это бы вовсе не вписывалось в характеристику ее идеального парня. По правде говоря, это не было невероятно трудным, потому что Рене являлась отнюдь не худшим вариантом из людей, с которым я должен играть в спектакль под названием «любовь». Рене была юной, утонченной и невероятно умной англичанкой, а не старой, неухоженной и толстой венгеркой. И ко всему, она была очень красива. Так что разговаривать с ней было, как минимум, приятно, и, как максимум, невероятно увлекательно.

К слову, той роковой ночью я упомянул, что нечисть физически не может любить, но это не было правдой. Так лишь принято считать. На самом деле, да, такой вид любви фактически искоренился у нас, но... Подобные случаи были. И их наказывал за это сам Люцифер. И никто не знал, что это были за наказания. Несчастные просто исчезали. Исчезали везде. Их не было в Аду, на Земле, в Раю. Нигде. Поговаривали, что это было нечто ужаснее, чем простое небытие. Ходило много слухов о том, что происходило с беднягами, и каждое шептание об этом по смыслу своему было столь безумным, что даже нечисть поражалась. Таких смельчаков было всего несколько за всю историю и они были самыми порочными пятнами на ней.

Так что, да. Влюбиться по-человечески практически невозможно для нас, учитывая, что вся нечисть избегала этого всевозможными способами, да и то, что чтобы так влюбиться, нужно сильно постараться, ведь сложно взрастить чувства в тех, кто их изначально никогда не имел.

И хоть я не испытывал каких-либо чувств к Рене, я дьявольски вожделел ее. С первой секунды, как увидел. Это было между нами изначально, как бы она этому не противилась и не корила себя, но я знал, что это есть и в ней. Я даже мог её понять. Ведь девочка всегда мечтала о белом принце, а сейчас сама себе удивлялась, когда по своей собственной воле танцевала с самим дьяволом.

-А мне повезло, - прошептал я, лежа рядом с ней и рассматривая красоту, в которой действительно было что-то девственное и чистое.

Я вовсе не был хорошим мальчиком и не хотел быть для Рене детской розовой влюбленностью. Я блядски желал ее. Развратно и во всех позах. Долго и жестоко. Я бы показал девочке, что такое настоящее наслаждение. Люди считают, что лучшие любовники темнокожие? Ох, они несомненно ошибаются. Обитатели Ада - вот настоящие короли разврата. Уж об этом мы знаем все. А как еще развлекаться в преисподней? Да, каким бы глупым это не было для людей, но мы лишь убивали и трахались вот уже больше вечности. Все грехи, предписанные чародейской книжкой, на веку которой две тысячи лет, служили рутиными развлечениями нечисти. Вопреки тому, что говорится в Библии, в Аду ни нечисть, ни грешные души не жарятся в котлах и не обречены на вечные страдания. Интересно, где в Библии вообще логика? Дьявол же король грехов, почему это он должен наказывать грешников?

Смотря на Рене, я вновь и вновь убеждался, что ее внешность была восьмым грехом. Безо всяких сомнений, даже по дьявольским меркам Рене была несомненно прекрасной. Поэтому вот уже вторую ночь я беспрерывно рассматривал её. В теории уже мог бы и нарисовать портрет за пару минут. Я прочти досконально изучил её лицо.

На треугольном, небольшом личике с привлекательным заостренным подбородком были размещены самые невероятные по своей совместимости черты лица. Миндалевидные ореховые глаза были отражением ее внутреннего мира: спокойные, нежные и добрые. Даже когда она смотрела на меня с ненавистью, это не отнимало ее очарования. Настроение глаз подчёркивали широкие соболиные брови с мягким изгибом, такие же каштановые, как и её прямые волосы, напоминающие карамельное капучино, что доходили ей до груди. Они были с лёгкими переливами: от бежевого и золотистого до ивового и перламутрового. Небесный нос, слегка вздёрнутый и тонкий, делал её лицо схожим с греческой дивой, а маленький, грустный рот со вздернутой верхней губой и тонкой нижней, будто бы влек к себе для жаркого поцелуя.

Всё её черты были столь уникальными и чарующими, что сколько бы я не смотрел, не мог всласть насладиться. Для меня это вовсе не было преступлением, а для самой Рене могло бы стать даже своего рода победой.

Но вот то, чего я желал воистину больше поцелуя, так это её тонкая шея и текущая по ней сладкая кровь. Человеческая кровь у каждого её представителя разная. У кого-то она горькая или острая, у иных - сладкая или даже ванильная, а у третьих и вовсе тягучая и будто пряная. Подобно снежинкам, кровь любого человека уникальна и неповторима.

Первая встреча с этой человеческой девушкой стала открытием для меня. Кровь Рене оказалось самой вкусной из всех, что я пробовал, и даже не будь я вампиром, всё равно бы предпочёл её кровь поцелуям. Ведь она, словно самый сильный наркотик, стала центром меня и моих мыслей. В первую секунду вкушения одной лишь капли ее крови я ощутил её бархатистость, ласково обволакивающую нёбо. Но сразу после она, будто бы защищаясь, становилась вяжущей, жадно сушила рот за пару мгновений. Это было невероятно. Я чувствовал, как каждая частица Рене сопротивляется через её кровь. И я побеждал её. Одна капля переносила в себе целый ансамбль эмоций и чувств. И от этой обжигающей, словно спиртуозной капли я сходил с ума.

Она была столь хороша, что я невольно задумывался, смогу ли держать себя в руках, не сорвусь ли, не выпью ее всю до дна...? Но я не маленький мальчик, у меня есть самоконтроль и я отлично владею своим разумом и желаниями. Я сдержусь, не убив Рене, ведь это будет, как минимум, неинтересно, а как максимум, очень быстро. Сдержавшись, я смогу растянуть наслаждение её кровью на каждую ночь.

Она красива, умна и её кровь - само великолепие. По этим причинам, и несмотря на то, что в голове у девочки все явно не было складно, я не жалел, что заключил договор именно с ней.

Я улыбнулся собственным мыслям, но ненадолго. Я услышал сонный полустон-полувздох рядом. Взгляд снова приковался к Рене. Она медленно моргала, явно с пробуждения, пыталась отогнать остатки морфея.

-Как пробуждение, тыковка? - надеясь с самого утра задать хороший тон её настроению, я улыбнулся и игриво ударил пальцем по кончику её носа.

Несколько секунд она смотрела на меня с каким-то отсутствием жизни. Улыбка самовольно спала с моего лица, когда я заподозрил что-то неладное. На ее лице отпечалась странная эмоция... Стальное спокойствие. Настолько жуткое, словно граничащее со срывом. И я, правда, абсолютно не понимал, что с ней происходит.

Не успела мысль пронестись в моей голове, как Рене, вкладывая всю силу в удар, вытолкнула меня ногами на пол. Я упал на ковролин, благодаря одному лишь мощному толчку, который сопровождался отчаянным, но вовсе не испуганным вскриком. По инерции я сразу же приподнялся на локтях, но от шока даже не попытался встать или что-либо произнести. Некоторое время я все ещё оставался на полу, опираясь на него руками, и бешено соображал, что происходит.

Это было неожиданно и вовсе не похоже на обычный каприз Рене. Это также не было удивление, появившееся от того, что я спал с ней в одной кровати. То являлось чем-то иным... Осознанное и невероятно враждебное поведение. Будто бы за ночь я стал её самым главным врагом, смотреть на которого ей ощущалось отвратным, а находиться рядом - и вовсе невыносимым.

За всё время моей прострации, а именно пару секунд, на кровати были слышны звуки какого-то метания и возни с одеялом, не сопровождаемые никакими словами или объяснениями самой Рене.

-Твою ж душу... - сбитый с толку, прошептал я.

Решив действовать аккуратно, я высунул из прикрытия голову и осторожно осмотрел кровать. Меня обескуражило то, что я увидел. Без всяких объяснений или стеснения, Рене нырнула под одеяло и, кажется, сжалась в комок.

Я медленно поднялся на ноги, лихорадочно рассуждая.

-Эй?... - мои слова затянулись и утонули в петле того шлейфа смертоносной депрессии, что распыляла Рене.

Она создала вокруг себя тишину, которую никакие слова не могли разрушить, и оставалась невозмутимой, словно в ее поведении не было ничего необычного.

-Что происходит?! - не выдержал я.

Я потянулся и аккуратно потряс её за напряжённое плечо. Но, стоит подметить, ни за что в жизни бы не стал делать этого, если бы знал, что за этим последует. Девушка тут же подорвалась с кровати, словно была готова к нежеланным прикосновениям, потревожившим ее, и быстро подбежала к столу. Она схватила из органайзера длинные ножницы, одним махом расправила их и бросилась на меня. В один миг пригвоздила меня, растерянного и не соображающего, к стене. Её рука попыталась в то же мгновенье вонзить острый предмет в мою щеку, но я из последних сил судорожно схватил её запястье и задержал его в воздухе, прикладывая к этому немало усилий. В тот момент она была невероятно сильной и яростной. Рене продолжала давить рукой, по каким-то неведомым причинам пытаясь сломать мою защиту и навредить мне.

Я посмотрел в её глаза. Распахнутые, обезумевшие... Буквально голые. Они завораживали своей бешеной энергией и неиссякаемой, искрящейся необузданной ненавистью ко мне. Впервые за всё моё существование кто-то так открыто и смело ненавидел меня... Прямо в глаза мои ненавидел. И, наверное, впервые мне было интересна причина...

-Прекрати. - с трудом выдавил из себя я и, приложив больше силы, выхватил ножницы, и бросил их на пол.

Я никогда не видел таких картин.

Из злых, красных глаз потекли слезы. Но вовсе не слезы слабости и отчаяния. Иные. То были слезы ненависти. И они вопреки всему были сильными. И делали её лишь враждебнее. Но я вовсе не понимал того, что происходило. Кажется, впервые я по-настоящему осознал, что такое растерянность.

-Чтоб я сдохла... - после этих слов она медленно опустилась на колени и принялась рыдать.

А я лишь смотрел в пустоту, позволяя ей сходить с ума.

Но в какой-то момент в голове что-то щёлкнуло. Неужели опять? Неужели она по-настоящему сходит с ума...? Да, признаюсь, были в моей практике случаи, когда особо ранимые и тонко-устроенные экземпляры заключали со мной сделки, а потом сходили с ума прямо на моих глазах. Но мне казалось, что Рене другая. Она казалась мне сильной. Неужто и она не выдержала...?

***

Один из худших дней в моей жизни.

Рене проплакала все утро. Плакала и молчала. Не произнесла ни слова за весь день, оставляя меня в пучине глупых догадок. К обеду заперлась в комнате. Делала вид, что не замечает, когда я приносил ей горячий чай или еду. Мне пришлось весь день бесцельно бродить по её пентхаусу, читать книги, которые я уже читал, и смотреть телевизор. Да, все эти вещи не были для меня новыми. В аду все всегда знали, что происходит на земле. Абсолютно всё. Ведь люди для нас, словно персонажи в sims. Но то, что такой персонаж, как Рене, смог так легко подчинить себе своего создателя... Это достойно бурных аплодисментов.

-Тук-тук, - произнёс я дурацкую фразу, стоя перед дверью спальни. - Можно?

Она не ответила.

Ну, конечно, идиот, ты что себе там думал? Что она скажет: "да, секунду, я только губы докрашу"?

Я вошёл в комнату и застал её под одеялом. Снова. Она лишь, должно быть специально, перевернулась, оказавшись спиной ко мне. В который раз поражаюсь людскому гостеприимству.

-Рене, так не может продолжаться весь день... Я ничего не понимаю, окей?

Меня на самом деле задевал тот факт, что она так упрямо игнорирует меня. И самое глупое в этой ситуации, что я даже не имел никакого представления, зачем она делает это.

-Можешь хотя бы объяснить мне это своё дебильное поведение?

Что же творится в этой маленькой глупой голове? Рене и впрямь сошла с ума? Обижается на меня? Может быть, это пафос? Протест? Решила показать, что я для нее пустое место? Или боится меня? Хотя едва она стала бы пытаться убить меня ножницами, будь это так.

-Да... Я могу... - пропавшим голосом ответила она.

Я некоторое время молчал, боясь спугнуть ее внезапный порыв смелости. Прошло несколько секунд и она скинула с себя одеяло.

-Хочешь узнать природу моих действий и решений, Данаг? - резко произнесла она. - Неужели? А ты уверен, что готов?!

Под её глазами виднелись мешки, волосы были растрепались, будто она провела весь день в джунглях, а губы и кожа побледнели, как при болезни.

-Я психически не здорова. - презрительно выплюнула она. - Ты счастлив? Всё ещё хочешь говорить со мной, да?

После недоброжелательного взгляда её ореховых глаз и моего ошарашенного кивка, она встала окончательно, подтягивая на бёдрах белые спальные штаны, накрылась одеялом и вышла прочь из комнаты. Обескураженный, я последовал за ней и меньше, чем через минуту, мы оказались на балконе-террасе.

Она остановилась и молчаливо указала взглядом на кучку сложенных вдвое деревянных стульев. Без раздумий, я достал два и поставил их рядом друг с другом, смотрящими на прекрасный лондонский вид.

POV Renee

Как только мы устроились на низких нелюбимых мною стульях, оба уставились на лондонские здания, боясь что-то произнести, нарушить, испортить. Дан старался вести себя осторожно. Но даже это раздражало меня.

-Расскажи мне. - прошептали его губы. - Расскажи всё.

Как будто это просто! Да, Рене, чего же ты не расскажешь ему всё это вовсе не святое дерьмо?

-Всё?

-Да. - твердо ответил он. - Ты сказала, что психически не здорова... В таком случае, я и вправду хочу знать всё. Не только диагноз, но ещё и причину его появления, и вообще всё, что касается твоего состояния и жизни.

Я мучительно закрыла глаза и снова открыла их, сфокусировавшись на горизонте вычурного города.

-Депрессивный эпизод. - мои губы прошептали самое ненавистное словосочетание. - Моя мама болела этим. Так что мне это передалось генетически. От неё. Она покончила с жизнью, когда мне было два. Кстати, при мне. Но я ничего не помню...

-Хм. - он будто задумался. - Я не очень хорош в том, что вы считаете хорошим, а что - плохим. Полагаю, для людей это считается болезненным опытом?

Я взглянула на него с удивлением и даже нездорово улыбнулась его неожиданно-бессердечному вопросу.

-Да. У меня было не лучшее детство.

Я сделала паузу, проталкивая горечь воспоминаний. Из горла - обратно. В самую голову. Сосредотачиваясь на боли прошлого.

-Только у меня периодический эпизод, а у мамы был постоянный и острый. Но во всяком случае, я не хочу говорить о ней.

-Без проблем. - Дан спокойно поднял руки вверх в притворной капитуляции. - Продолжай.

-В общем, папа поначалу таскал меня по лечебницам и психушкам, но это ничем не помогало, и до сих пор не помогает. Поэтому он просто смирился. - Дан в ответ изогнул бровь. - Да, не удивляйся. Он принял это без особых угрызений совести. Нашёл молодую жену и носится с ней повсюду.

Парень поджал губы, его взгляд выражал речистое сочувствие. Но он не отвечал. И неудивительно. Когда люди узнавали о моем диагнозе, им не было чего сказать мне. Только Тэмми, узнав, начала сразу же расспрашивать меня об этом и едва ли не сделала своей подопытной крысой.

-Депрессивный эпизод - это ведь обычная депрессия, я правильно понимаю?

Я рассмеялась в ответ на этот по-настоящему наивный вопрос. Дан молчал, лишь от удивления приподнял брови и вперил в меня изумленный взгляд огненно-оливковых глаз.

-Данаг, это вовсе не та депрессия, о которой ты подумал и о которой абсолютно все привыкли ошибочно думать! - воскликнула я. - Если сопливые школьницы ноют и напевают на каждом шагу, что у них депрессия, это вовсе не стоит принимать за чистую монету. На деле же люди не понимают, что такое настоящая депрессия.

-А что такое депрессия? - с детским любопытством спросил он. - Каково это..?

-Депрессия - это когда больно жить. - твердо заявила я, взглянув в его глаза. - Буквально больно дышать и жить. Это апатия, когда нет сил встать, умыться и поесть. Это карусель суицидных мотивов - в голове крутятся мысли одна другой страшнее, и тело отзывается глухой болью. Это когда выворачивает от голода при физической невозможности глотать, горло сжимается до размера соломинки. Но больше всего изматывает бессонница, когда при сильной усталости не заснуть и не отдохнуть, днем бродишь сонной мухой, ночью мучительно смотришь в потолок. В голове - хор из мыслей про собственное ничтожество и потерянную жизнь. С тобой всегда знаменитая депрессивная триада: прошлое мрачно, настоящее безрадостно, будущее же таит только опасности и тревоги...

Он молча слушал меня; во взгляде присутствовали сожаление и шок. Будто бы он понимал сложность и безвыходность ситуации, в которой я была заключена, как узник. Хотя я не думаю, что вампирам вообще известно, что такое мучения. Они живут в своём царстве в гармонии с собственным внутренним миром, настолько же тёмным и злостным, как и само царство. Для них мучения - это образ жизни. Но, несмотря на это, мне казалось, что Дану было жалко меня по-настоящему. Он выглядел так, словно не мог совладать с мыслями в голове, которые, судя по бегающим оливковым глазам, вихрем вскружили ему голову.

-Ты ходила к психиатру...? - тихо прошептал он.

-Я могу ходить к нему, но, так как это никогда не помогало мне, я не посещаю его уже более двух лет. - ответила я. - Знаешь, раньше мне было сложно даже дойти до психиатра... Казалось, стоит еще потерпеть, и само пройдет. Но становилось все хуже, приходилось буквально ползти к нему.

-Что ты делала после того, как бросила профессиональное лечение? Пыталась выкарабкаться сама?

-Конечно, пыталась... Было много спорта, я ела шоколад и бананы, как источник эндорфинов, занималась прогулками и шопингом. Ничего не помогало. Напротив, каждое действие забирало и без того минимальный ресурс. Мир был серым, унылым, меня съедало чувство вины, собственной никчемности и беспомощности. Очень хотелось выпить и этим заглушить боль, хотя бы на время. Но нельзя, алкоголь сам депрессант, в депрессии спиваются на раз. - я замолчала перед тем, как сказать главное. - И тогда я заставляла себя читать... Представляла себя на месте героя. Наслаждалась обычными житейскими проблемами, которые он испытывал на себе, забирала его любовь, воображая, что я кому-то нужна так же сильно, как и обычные нормальные люди.

-То есть, ты не считаешь себя нормальной? - непонимающе прошептал Дан таким тоном, словно готов был поспорить.

Я решила не отвечать прямо, ведь и так из-за каждого слова ощущала себя жалкой. Подобно бабочке с повреждённым крылом, которая не может взлететь. Она лишь смотрит на прекрасные полеты других и ждет агонии.

-Я всегда пыталась успокоить себя тем, что это болезнь, а не я сама - жалкое существо, живущее в пыльном сумраке золотой клетки... Но это было лишь мимолетное чувство облегчения, которое мгновенно испарялось.

Казалось, Дану передалось моё уныние и мертвенность. Он молчал, думал и смотрел куда-либо, что на самом деле не было точкой его сосредоточения.

-И как часто это происходит с тобой...?

-Половину всего времени. Выражаясь фигурально, из четырех недель месяца, я жива лишь две. Сейчас наступили иные две недели. И я снова ощущаю... Это...

Дан резко и с интересом поднял на меня оливковые сощуренные глаза.

-Что ощущаешь?

-Отсутствие света... Собственное ничтожество, суицидальные мысли. А еще боль. Постоянная, при любом эмоциональном воздействии, которое здоровый человек даже не замечает. Во всем теле, как будто в мышцах и костях, боль фоном, она просто выматывает, даже если я ее не осознаю... Суицидальные мысли находятся во мне постоянно, потому что я не могу придумать другой выход из ситуации, когда я не справляюсь с жизнью. А я не справляюсь. Перегорела лампочка.

-Ты пыталась...? Ну... Сделать это...

-Я не предпринимала попыток покончить с собой, если ты об этом. Несколько раз была близко, но не переходила какую-то черту. Впрочем, в этом не было необходимости. Я, например, часто не замечала машины на дороге и несколько раз отделывалась синяками. Постоянно обо что-то резалась, обжигалась. Буквально по несколько раз за день. За одно лето разодрала все рубашки, потому что то и дело падала, в том числе посреди идеально ровной площади.

-Хорошо. - твёрдо ответил он. - С этим понятно. Как насчёт лечения? Что-то же помогает тебе?

Всё во мне жгло от его любопытства. Расспросы невероятно раздражали мои нервы. Мной едва не овладели порывы накричать на него, заставить исчезнуть. Ведь мне вовсе не хотелось растолковывать кому-либо то, с чем я живу. Но Дан так искренне интересовался... Что я даже поверила на миг, что ему не все равно.

Но затем небосвод снова упал на мою голову. Вынудил рассуждать трезво. На деле же... Дану не было дела до моего расстройства. Он обязан по контракту знать все, учитывать обстоятельства, чтобы в конце концов воплотить мое условие в реальность. Он никогда по-настоящему не хотел, не хочет и никогда не захочет проводить время со мной, помогать, и уж тем более любить меня... Хватит искать доброту и чувства там, где их нет.

-Не хочу об этом говорить. - отчеканила я.

Я собиралась встать из кресла и уйти обратно в квартиру, но меня опередил приглушенный вой серены. А звучал он точно так же, как и звонок в дверь моей квартиры.

Кто мог прийти ко мне вечером? Вариантов было вовсе не много, но я очень быстро поняла какой из них стоял у входа в мою обитель. Тэмми по субботним вечерам посещала тренажерный зал, так что это определённо был мой отец с его новоиспеченной женой Валери.

Я окинула парня взглядом и поняла, что этот вечер вполне вероятно рискует стать ещё хуже.