Глава 21. Наша боль слышит друг друга

от Ланки Dirty_Paws 🌚💕

Тяжёлые мысли уходят, когда ты рядом в самые мрачные из дней: я доверяюсь тебе... Многие долги мне не вернуть, сегодня в моём небе слишком много туч; я доверяюсь тебе... В глубине души я тянусь к тебе, если ты заглянешь в мою душу, ты поймёшь, чтó ты на самом деле для меня значишь.

Submersed«You Run»

Оззи

Стук сердца заглушает остальные звуки: шум дождя, сигналы машин и мысли. Карнеги-холл остается за спиной, ноги несут подальше от этого места. Подальше от Арин. Прохожие мелькают перед глазами, но я не вижу их лиц. Полотно размывается, краска течет, оставляя темные разводы... Я не чувствую, как холодный дождь пробирается под тонкую ткань. Я вообще не ощущаю своего тела. Действую механически, словно робот: во мне работает автономный режим. Вместо адреса клуба, я говорю таксисту адрес отеля и чувствую, как в кармане вибрирует постоянно телефон, но не отвечаю на входящие.

В голове стучит только одно слово – трус. Трус. Ты трус. Сбежал, как испуганный щенок. Забился трусливо в угол, вместо того, чтобы обнажить клыки. Слова, которые рвались десять лет, опустились тяжелым осадком. Они так давили, что еще немного – и захлебнусь. Я готовил такую «душещипательную» речь, ждал этого рокового дня, и в итоге что? Еду на такси в отель... Вместо ненависти, злости, осталась опустошенность и недосказанность. Вся решимость рухнула, после фразы «Простишь ли ты меня?». Оказалось, что моя ненависть слабее ее чувства вины. Музыка Арин оголила эмоции, которые я подавлял десять лет. Обними она меня, и я бы проиграл в тот же миг. Простил ее...

Слабак...

Я все еще слышал ее дрожащий голос, музыку сердца и глаза, в которых читался испуг и облегчение. Она видела. Видела, какой эффект произвела на меня фраза и мелодия.

Слабак...

Как легко ненавидеть на расстоянии и как сложно контролировать нежные чувства рядом с тем, кто когда-то был источником любви, нежности и тепла. Сколько ни старайся, но узы, которые я хотел оборвать, распутать узел, не дававший спокойно жить, запутался еще больше.

Слабак...

Холодные капли стекали по лицу и шее. Я стоял под пронизывающим ветром и шквалом дождя, обрушающегося с темного неба. Ледяные порывы били в лицо и вонзались иглами в тело.  

- Сэр! Сэр! – доносится до сознания взволнованный голос. – Мистер Лавлес!

На плечо опустилась тяжелая рука, зрение сфокусировалось на хмуром охраннике, который смотрел на меня, как на чокнутого психопата, сбежавшего с палаты.

- Мистер Лавлес, вас все ищут, сэр.

- Скажи, что я в номере, и не хочу никого видеть, - прохрипел и скинул его руку, чувствуя, как стучат зубы и дрожит тело.

- Сэр, вам лучше вернуться в отель...

Поднимаю тяжелый взгляд и ясно даю понять, что не нуждаюсь в его советах и присутствии. Мужчина только с осуждением смотрит и произносит:

- Я скажу, чтобы вас не беспокоили, сэр.

Он задерживает на несколько секунд глаза, кивает и оставляет меня один на один с гложущими мыслями.

***

Ливия

Я снова считаю и пытаюсь успокоиться. Сколько еще я должна вытерпеть боли? Кончится ли это когда-нибудь? Я судорожно вздыхаю, сильнее обхватываю ноги, прижимая к груди, и превращаюсь в комок отчаянья и безнадежности. Кажется, еще немного, и я тоже сломаюсь... Слезы снова катятся из глаз, а в мысли вторгается разговор с доктором.

- Я не понимаю... - с ужасом бормочу, прикрывая рот ладонью.

- У Коди острый лейкоз, в этой стадии бывают осложнения, - произносит спокойно врач, пока меня разрывает на части.

- Какие... какие осложнения?

Мужчина коротко вздыхает, в глазах мелькает печаль, и это подкашивает мою уверенность.

- Скажите, почему я не могу увидеть брата, - собираю последние силы и ищу в его глазах ответ.

- Ливия, - он делает паузу, проводит ладонью по лицу и снимает очки. – Пока что, к сожалению, Коди нуждается в изоляции. К нему допускается только мед.персонал.

- Почему?

Глаза метаются по его уставшему лицу, но кроме сожаления я ничего не вижу.

- У Коди начала прогрессировать анемия и кахексия.

Все медицинские термины далеки от меня, но достаточно понять по голосу, что это плохо. Я вопросительно и испуганно смотрю на мужчину.

- Организм Коди перестал усваивать еду и препараты, сейчас он находится под капельницей, и его жизнь поддерживают витамины.

Прикрываю глаза и облокачиваюсь о спинку, теряя все слова и силы. Не может быть...

- Мы должны отложить операцию на некоторое время, Ливия, чтобы избежать геморрагического синдрома, то есть кровоизлияния в жизненно важные органы. Это может привести к летальному исходу...

Потом я потеряла сознание, мозг отказывался верить в страшные слова и диагнозы. Меня трусило от паники, и пришла я в себя, лежа на кушетке. Белый потолок, запах медикаментов, рядом, положив голову на руки, сидел Виджэй.

- Джей? – голос еще был совсем слабым. Я погладила его по спутавшимся волосам.

Брат поднял заплаканные красные глаза и прошептал:

- Прости, Лив.

- Все хорошо, - я постаралась улыбнуться, но попытка с треском провалилась. – Все будет хорошо, - уверяла его и себя. Как глупо...

Он крепко обнял меня, уткнувшись в волосы, а я повторяла эту фразу, пока вновь не уснула от усталости и беспомощности...

Стук в дверь отвлек от воспоминаний. Вытерла мокрое лицо и посмотрела на часы. Так поздно... Может, ошиблись? Но стук повторился снова, и я медленно пошла к двери, прислушиваясь и размышляя, кого принесло на ночь глядя.

На пороге стоял, опустив голову, промокший до нитки Оззи. Он упирался ладонями о стенку, капельки стекали по его волосам за ворот черной рубашки и падали на пол.

- Оззи?

Безжизненный и отстраненный взгляд заставил поежиться и нахмуриться. А с ним-то что случилось? Кажется, он должен развлекаться в клубе в обществе доступных девиц.

- Что ты здесь делаешь?

Мне вовсе не нравилась эта ситуация, не хотелось, чтобы нас снова кто-то застукал и донес Санди. Вряд ли менеджер еще раз «закроет глаза», а вылететь с работы – меньшее, что сейчас требовалось.

- Эй...

Оззи смотрел исподлобья, словно сквозь меня. Я скрестила руки на груди и раздраженно вздохнула. Сил ссориться и выяснять отношения еще с ним не было.

- Долго будешь молчать...? Что происходит вообще?

Парень отстранено взглянул и прошел в номер, оставляя меня в недоразумении. Я выглянула в коридор, дабы убедиться, что нас никто не видит, и закрыла дверь.

- Объяснись, пожалуйста, - настойчиво повторила, проходя в комнату. Оззи сидел на кровати, опираясь локтями в колени. Ответа я так и не дождалась. Угнетающее молчание заставляло еще больше нервничать и придумывать различные головоломки.

- Оззи, - я притронулась к его плечу и резко отдернула руку. Да он был ледяным! – Ты ненормальный?! Немедленно раздевайся! Заболеть хочешь?!

Я судорожно стала расстёгивать пуговицы, но пальцы не слушались. Чертыхаясь, наконец, стянула мокрую холодную ткань и взглянула на его лицо, не выражающее эмоций.

- Да чтоб тебя... - прошипела я, пытаясь расстегнуть ремень, но руки дрожали от волнения. Это уже было не смешно. От безысходности я вскочила на ноги и влепила ему звонкую пощечину. – Да приди в себя!

На щеке парня расцвело красное пятно, а в глазах прояснилось. Он непонимающе огляделся, замечая меня, и прохрипел:

- Ливия?

- Неужели, - застонала я. – Ты меня до смерти напугал, идиот...

Оззи взлохматил влажные волосы и качнул головой.

- Тебе надо в горячую ванную или завтра сляжешь с воспалением легких, - серьезно произнесла и подошла к телефону. – Закажу имбирный чай...

- Ливия.

Я замерла на полпути от его бесстрастного тона и оглянулась.

- Закажи что-то покрепче, чем имбирный чай.

Мне хотелось закатить глаза, но я сдержалась и строго сказала:

- Ты много пьешь, это уже алкоголизм, знаешь ли...

- Ливия, - повторил так же холодно Оззи, перебивая и поднимая равнодушный взгляд. – Просто закажи виски. Пожалуйста. И принеси чистые вещи.

Наверное, в другой бы ситуации я снова начала злиться, спорить, кричать, но сейчас понимала, что могу навредить. Поэтому послушно сделала то, о чем он просил.

Я наблюдала, как Оззи наполняет стакан и молча выпивает, без слов, эмоций, словно вливает в себя не алкоголь, а воду. Один, второй, третий... Зачем пьет? Чтобы заглушить боль?

- Поддержишь компанию? Выпьешь за мои двадцать.

- Я не... - я взглянула на его безучастное и отрешенное лицо, вздохнула, и кинула: - Ладно.

Неуверенно поднесла стакан к губам, напоминая, что было в прошлый раз, и сделала маленький глоток. Горло неприятно обожгло, и я закашляла. Оззи хмыкнул и протянул дольку апельсина. Как можно пить эту гадость? Скривилась и быстро закусила.

- Вино, кажется, было вкуснее, - недовольно проворчала я, слыша его смешок.

- Заказать?

- Нет, - с сарказмом промолвила и присела напротив в кресло.

В этот раз я не лезла с расспросами и ждала, пока он сам захочет поговорить, но Оззи не спешил. Сегодня я отчетливо ощущала его боль, она исходила вибрирующими волнами и требовала выхода. Почему ему больно? Что могло произойти?

- Этот день рождения самый запоминающийся и особенный, - разрушил Оззи молчание, покачивая стаканом в воздухе. В его голосе слышалась нескрываемая печаль и ирония. – Праздник без именинника.

- Почему же именинник бросил своих гостей? – осторожно спросила и взглянула на его задумчивое лицо.

- Потому что я не в состоянии веселиться, - он сделал глоток, допивая до дна, и подпалил сигарету. – Мне нужен сегодня человек, с которым я могу помолчать.

Я слушала, затаив дыхание, и завороженно смотрела, как он выпускает из губ дым. Так... Так сексуально, что захотелось стать сигаретой. Мотнула головой и несколько раз моргнула. Боже, о чем я думаю. Неужели всего глоток янтарной жидкости пробудил странные чувства?

- Случилось что-то... неприятное?

Оззи несколько минут молчал, неторопливо затягиваясь.

- Встретил человека, которого не видел десять лет.

Вопросительно посмотрела на него, но поняла, что он больше ничего не скажет.

- Он для тебя важен, что ты так... расстроился? – неуверенно пробормотала, покручивая в руках стан, и сделала еще глоток, поморщившись.

- Это моя мама, - тихо произнес он спустя пару минут, туша сигарету, и откинулся на спинку кресла, выдыхая дым.

Мама... Почему это звучало так проникновенно и грустно? Видеть его в подавленном состоянии немного странно. Сейчас передо мной был настоящий Оззи, у которого есть уязвимые стороны, слабости, а не тот пафосный павлин, который любил издеваться, выкидывать пошлые шуточки. Наверное, такого Оззи мало кто знал, потому что он умело скрывался за масками. Одна из них треснула сейчас и показала, что на самом деле даже сильные люди бывают слабыми и безвольными.

Я подтянула коленку и положила подбородок, внимательно и неотрывно наблюдая, как он смотрит, не моргая, в потолок.

- Она ушла, когда мне было десять, - тихо сказал парень. Горечь и обида заполнили до краев, больно ужалив в сердце. Мы были похожи... Оззи провел ладонью по лицу, словно смахивая наваждение, и продолжил: - Оказалось, что ей недостаточно меня и отца. Я мешал ей, - это прозвучало так горько, что мне захотелось обнять его, но я только сильнее обхватила коленки. - Они развелись, и... - он сделал паузу, раздумывая, - больше я не видел ее до сегодняшнего дня.

Вся скорлупа осыпалась, и передо мной уже был совершенно другой человек. «Кажется, у тебя появилась новая проблема, Лив. И по размерам она напоминает масштабы катастрофы».

Может, потому что я чувствовала себя ужасно в тот день. Может, я просто хотела его ободрить. Не знаю... Сложно описать ощущения, когда меня невероятно тянуло к нему. Я просто хотела это сделать, без «зачем», «почему», «надо ли». Может, это все потому, что в тот момент я и он нуждались в поддержке. Он был разбит из-за встречи с матерью, я из-за новости про Коди – мы оба оказались с раненными душами и сердцами, которые требовалось залечить.

Я осторожно подошла к нему и взяла лицо в ладони, заглядывая в глаза. Сначала в них промелькнуло непонимание и любопытство, но очень быстро скрылось за настороженностью. Я ощущала, как от него исходит холод, и по моей коже бежали мурашки. Мне хотелось превратить этот холод в тепло, согреть его, показать, что есть человек, который понимает.

«Боже, что ты творишь, Ливия. Ты должна остановиться или... или обратного пути не будет, когда тебя затянет в эту воронку».

Но я не останавливаюсь, и мои губы накрывают его. Совсем легко и даже неуверенно, как-то по-детски. Может, он потом посмеется, но сейчас я лишь ощущаю прохладу. Оззи не отвечает, но я продолжаю неторопливо целовать его, присаживаюсь на коленки, обвивая шею руками и путаясь пальцами в мягких бирюзовых прядях. Я чувствую едва уловимый запах сигарет, геля и виски, он сжимает ткань кофты, дыхание сбивается, обжигает кожу. Холодная ладонь ложится на поясницу, и я вздрагиваю, но не прекращаю целовать его лицо.

«Остановись. Прекрати. Ты должна остановиться, что ты делаешь, Лив!», - орет внутренний голос, но сердце посылает разум куда подальше. Даже картинки «ночных бабочек» не отрезвляют, не помогают избежать катастрофы.

«Нет... нет... нет... Он не может мне нравится. Не настолько, чтобы я не могла прекратить загонять себя в капкан».

Бесполезно. Новые ощущения слишком сильные и всепоглощающие, когда я целую его прохладную кожу и вдыхаю знакомый аромат, который заставляет совершать необдуманные глупости.

- Ливия, - шепчет он в губы, и я ловлю его дыхание, прикрывая глаза и тая от неги.

- Что?

- Твои поцелуи со вкусом жалости.

Отстраняюсь и сглатываю, глядя в его потемневшие глаза.

- Мне не нужна жалость. Это унизительно, когда человек что-то делает только потому, что ему жаль. Не надо меня жалеть, - произносит он отчетливо каждое слово, и это неприятно ударяет в грудь, отдаваясь глухим эхо.

Я пытаюсь собрать разбежавшиеся мысли в кучу и прийти в себя, потому что точно парю далеко от земли.

- Я не...

Он распускает мои волосы и проводит ладонями по спине, прижимая к себе. Глаза метаются по его серьезному лицу, пытаясь понять, что не так.

- Я это сделала не из жалости, а потому что захотела. Я хотела поцеловать тебя, Оззи.

- А завтра снова будешь смотреть на меня, как на ничтожество? – шепчет он, медленно расстегивая пуговицы на кофте. Его тихий голос, глаза творят с моим сердцем что-то невообразимое, я теряюсь в водовороте ощущений. «Пожалуйста, только не останавливайся».

- Вряд ли... Ведь мы похожи. «Я тоже никому не была нужна с рождения», - добавляю в уме и стараюсь сохранить здравый рассудок, но сейчас это испытание я проваливаю.

Он опускается рядом со мной на кровать и нежно целует живот

- Мы не похожи, ангел.

Я облизываю пересохшие губы и невнятно бормочу:

- Разве ангелы умеют гореть?

Наши пальцы переплетаются, жар разливается под кожей и затуманивает сознание, которое постепенно отключается, поддаваясь буре.

- Только падшие.

Я тихо выдыхаю, чувствуя, как его губы превращаются в улыбку. Он отстраняется, невесомо целуя в шею. Прекрасный момент разрушается, когда слышатся шаги, а по коже пробегает неприятный холодок. Эйфория растворяется в полутьме. Открываю глаза, несколько минут приходя в себя, присаживаюсь и смотрю на тлеющий уголек в его пальцах.

Я не хочу, чтобы он уходил, не сейчас, не сегодня... Я не хочу оставаться одна.

Наверное, он слышит мои мысли, потому что на его лице мелькает тень улыбки. Оззи докуривает и ложится рядом, притягивая к себе. Непривычно, но так спокойно в его объятиях. Я почти засыпаю, но слышу, как он шепчет:

- Спасибо, Ливия.