Глава 36. Гость и его протеже

Праздничные выходные незаметно подошли к концу. Сегодня первый учебный день в новом семестре. Как же не хочется возвращаться в ряды студентов. Быстрей бы получить диплом и забыть обо всём, как о страшном сне.

Каникулы были поистине прекрасными, и я бы радовалась, если бы они никогда не заканчивались. Следуя совету Габриэля, мы с Дамианом не отлипали друг от друга ни днем, ни ночью. На неделю даже перебирались в коттедж, где никто не мог нам помешать. И, кажется, мы вновь достигли полного взаимопонимания в наших отношениях. Остаётся верить, что так будет и впредь.

Сладкая утренняя полудрёма. Когда понимаешь, что с минуту на минуту раздастся сигнал будильника и придётся покинуть эту нежную негу, но ты цепляешься за каждую секунду, как утопающий за соломинку. Раннее пробуждение — пытка. И вот он, будильник.

Лениво потягиваюсь в постели Дамиана, пока не понимаю, что это не будильник, а настойчивый стук в дверь. Меня резко охватывает паника. К чему такое упорство с самого утра? Улавливаю скрежет ключа в замочной скважине. Это уже точно Габриэль, только у него есть запасные ключи от всех комнат.

В смущении прикрываюсь одеялом, когда он оказывается на пороге. Ни жив, ни мёртв. Становится не на шутку страшно. Точно неосязаемая тьма тянется откуда-то из коридора, укутывая спальню в тень, уничтожая последний островок чистого света.

— Мертвеца поднять легче, чем вас, — голос холодный, будто меня спросонья окатывают ведром ледяной воды. Даже под одеялом вмиг становится холодно. — Буди его, быстрее! — приказывает, раздражённо цокая.

В панике тормошу Дамиана, мирно сопящего на боку. Что-то неразборчиво ворчит, скрываясь под одеялом почти с головой. Твою мать, дорогой, не время!

— Проснись, Дэйм! — шепчу в необъяснимой панике.

С каждой секундой мне становится всё хуже и хуже. Страх окутывает с головой, проникая в каждую клеточку тела. От этого ужаса все внутренности сворачиваются в комок, но я не могу дать рационального объяснения этому чувству.

— Отстань, штучка, будильник ещё не звенел...

— Отец приехал.

Слова Габриэля словно гром среди ясного неба. По спине проходит холодок, а волосы буквально встают дыбом. Вергилий здесь? Дамиан резко садится на кровати с широко распахнутыми глазами. Наши взгляды пересекаются, и я вижу, как в пламени янтаря начинают пылать боль и страх.

— Он ждёт вас. Обоих.

— Когда он приехал?! — разъярённо восклицает Дэйм, принимаясь одеваться. Следую его примеру, уже не особо волнуясь о присутствии старшего из братьев. — Почему ты не разбудил нас сразу?

Габриэль озирается по сторонам, словно у стен выросли глаза и уши, шепчет вполголоса:

— Он был очень недоволен, когда понял, что вы спите в одной постели. Всё это время я пытался убедить его, что между вами ничего нет, Элизабет просто няня, которую ты нагло соблазнил, и ни о каких... — открывает рот и показывает кусательное движение, отсылая нас к вампирам, — речи быть не может.

Понимаю, к чему он клонит. Никаких... кхм. Обычная семья. Обычная няня. Обычные любовники. Следующим шагом Габриэль достает свой смартфон и что-то энергично печатает. За это время мы успеваем одеться. Когда старший брат заканчивает свою поэму и поворачивает экран к нам, мы с Дамианом синхронно прилипаем к напечатанным словам: «Даже мысли не допускайте о медиумах и вампирах. Если ты, Элизабет, не возражаешь, я могу попробовать притупить твои воспоминания. Ты ничего не забудешь, просто на время всё будет как в тумане».

— Нет! — голос переходит в тихое гневное шипение. — Ни за что!

— Да! — шипит на меня Дамиан. — Ради твоей же безопасности! Габриэль, я её держу!

Не успеваю опомниться, как он заворачивает мне руки за спину. Дёргаюсь, пытаясь освободиться, но куда мне тягаться с ним. Ворочу головой. Какое право они имеют! Меня переполняет злоба. Бурлящим потоком мчится по венам. Мы так не договаривались!

Габриэль хватает моё лицо ладонями. Стоит взглянуть в его глаза, как я теряю дар речи. Теряю понимание. Даже возможность шевелиться. Колени медленно подгибаются. От его взгляда кружится голова. Мысли покидают мой разум, а на их месте появляется нечто мягкое, как вата. Габриэль собирается поджарить мне мозги?

— Тише... — воркует он, доверительно улыбаясь. — Всё хорошо. Не нужно ничего бояться, ведь ты живешь здесь уже столько времени. Полгода в Штатах пролетели незаметно, и ты всем довольна. Все твои мысли о сверхъестественном — результат просмотра фильмов. Не существует ни вампиров, ни медиумов, ни ведьм. Ты просто любишь фантазировать. В этом доме тебе ничего не угрожает. Верно?

Неосознанно киваю в знак согласия. Уже не уверена, говорил ли он хоть что-то из этого вслух, но голос его гулким ухом разносится по закоулкам моего разума. Отражается от стен собственной темницы и тает. И такое приятное тепло на уровне грудей плавно растекается по всему телу, образует защитное поле, чтобы никто не посмел очернить мою душу.

Габриэль, чуть поморщившись, отстраняется и спешит удалиться, дав наказ поторопиться. Встряхиваю головой после столь внезапного гипнотического сеанса. Так... я прекрасно себя чувствую и прекрасно всё помню. Дамиан отпускает мои руки и заговорщицки потирает ладони. По его самодовольной улыбке становится ясно  — он в курсе.

Без лишних слов он цепляет пальцем серебряную цепочку на моей шее и вытягивает из-под кофты камень граната. Вот что за тепло я чувствую в груди. В шоке таращусь на камень: такой маленький, но обладает огромной силой.

Дамиан наклоняется и шепчет на ухо:

— Поэтому я сразу и согласился на его идею. Меньше знает — крепче спит. Никому ни слова. Спрячь и не показывай.

Задорно подмигнув напоследок, берет меня за руку и выводит из комнаты. Ведет на встречу с дьяволом. Это так странно: мы оба понимаем, что наши жизни могут оборваться в любой момент, но с широкими улыбками на лицах и гордо расправленными плечами идем прямиком на эшафот, где нас поджидает седовласый палач. 

Вопреки всем моим видениям — глаза у него не желтые и без кошачьего зрачка. Они, бесспорно, чарующие, с переливом между карим и зеленым цветом. Его прямая спина выдаёт в нем закалку и строгость; беспристрастное лицо говорит о нём как о человеке жестоком и упрямом. Выглядит он лет на пятьдесят, может, чуть больше. Возраст выдают разве что тонкие морщины на лбу и носогубные складки. Хорошо сохранился, как бы иронично не звучало.

Вергилий Уилкинсон собственной персоной сидит за столом, Габриэль напротив него. Когда смотришь на них вот так близко, сложно не заметить некоторое внешнее сходство между мужчинами, обусловленное генетикой. И речь не только о любви к бросающейся в глаза щетине, но и пухлые губы, острые скулы, глубоко посаженные глаза, прямой нос, даже округлый подбородок — такой комплект старший из «сыновей» унаследовал от своего предка.

Глава семьи поднимает голову и едва ли не впервые оглядывает меня цепким, стальным взглядом.

— Я ожидал, что мой дорогой сын предпочтёт поприветствовать отца, а не провести утро в объятиях няни своей младшей сестры...

Несмотря на разделяющее нас расстояние, голос его легко проникает в голову и разъедает мысли подобно кислоте. Взгляд Вергилия вспыхивает угрозой. Его аура не может не коснуться меня. Весь дом царапают когтистые лапы тьмы. И в первую очередь метят в меня.

Он тоже разглядывает меня, примечая каждую деталь, но не так пристально: ему хватает и пары секунд, чтобы проанализировать меня с ног до головы. Равновесие взглядов прерывается, и я виновато закусываю губу.

— Мисс Бауэр, какая честь, — медленно говорит он, цинично улыбаясь. Чувствую себя добычей, загнанной в ловушку. — Вот мы и встретились. Габриэль крайне лестно отзывался о твоей работе, да и, по словам Шарлотты, вы уже подруги. Она по телефону только о тебе и говорила. Думаю, спрашивать мнение моего дорогого сына нет смысла, верно?

Дамиан вздрагивает всем телом, не выдерживая направленного на него ястребиного взгляда.

— Прошу прощения... отец... — через силу выдавливает из себя.

В эту секунду, кажется, Вергилий теряет к нам всяческий интерес, жестом приглашая сесть за стол. Оборачивается к Уильяму, который зажался в углу подальше от отца, что я даже не заметила его. На часах не больше шести утра, а у него сна ни в одном глазу — ввиду прибытия столь важной личности ему пришлось пожертвовать объятиями с подушками.

— Кстати, Уильям, возвращаясь к нашему разговору, мне удалось купить на аукционе книгу по фортепианной музыке 1841 года, я знаю, как ты любишь антиквариат, — говорит он ласково, деловито попивая кофе из кружки. Удивительно ловко сменяет эмоции в долю секунды. — Надеюсь, вечером ты порадуешь нас игрой на рояле в гостиной.

— Благодарю, отец, — на выдохе отвечает Уилл и уважительно кивает.

Он не удивлен. А вот я да. Неужели практика подарков от «любимого папочки» для них обычное дело? Если там образом Вергилий пытается удержать их доверие или подкупить, ему нужно стараться больше.

После столь нестандартной причины пробуждения у меня совсем нет аппетита. Присоединяюсь к «семейной» традиции и пью кофе. Дамиан решает испить этим утром напиток покрепче, его американо источает яркие нотки спиртного. Уильям пьет капучино. В итальянских традициях такой кофе можно пить исключительно до обеда, и он этих правил придерживается.

— Чем Вы занимаетесь, мистер Уилкинсон? — Мой неожиданный вопрос, разрушающий гнетущее молчание в столовой, привлекает внимание всех. — Ваши сыновья рассказывали о Вас много хорошего, но хотелось бы услышать лично.

Какой же парад лицемерия я развожу. Делаю шаг босыми ногами по стеклу. С этим человеком крайне опасно вступать в какую бы ни было игру. Он мастер во всём и всегда искусно обыгрывает оппонента.

Вергилия мой вопрос забавляет. Уголками губ он улыбается, перед тем как стереть с них остатки кофе тыльной стороной ладони.

— Ах, так просто и не ответишь. Скажем так, я человек широких взглядов, обладающий большим спектром интересов. Большую часть времени я политик, бизнесмен, филантроп и просто многодетный отец.

Я бы вряд ли назвала его филантропом. Скорее мизантропом...

Мои демоны умоляют меня открыть рот и задать ещё один вопрос. Ничего не могу с собой поделать, слова автоматически слетают с языка:

— А в остальное время?

Он сипло смеется и качает головой. В глазах вспыхивают искорки недовольства.

— Секрет фирмы, мисс Бауэр.

Неожиданный детский визг заставляет дернуться. Шарлотта, ещё в цветастой пижаме, но уже в обнимку со своим котенком, стоит на пороге столовой.

— Папочка! — с восторженным возгласом она бросается к отцу.

Вергилий меняется в лице. От сурового главы семьи не остаётся ни следа. Он не только порабощенный жаждой крови вампир, но и любящий отец. Как можно превращаться из воплощения тьмы в чёртову пушистую овечку за долю секунды? Резкие смены его настроения пугают!

Он искреннее улыбается, когда Лотти подбегает к нему, и тут же подхватывает девчушку на руки, оставляя бережный поцелуй на макушке.

— Папочка! Я так рада, что ты приехал! — тараторит Лотти на бешеных скоростях, я с трудом понимаю её речь. — Смотри, кого братья подарили мне на Рождество! Его зовут Орион!

Вопреки ожиданиям отца, котенок ласке не поддается. Испуганно шипит и вцепляется маленькими когтями в Шарлотту. Девочка взвизгивает от неожиданности. Моё сердце не выдерживает такого издевательства над животным, так что я быстро встаю и забираю котенка. В моих руках черный комочек меха мигом успокаивается.

Вергилий благодарно кивает мне и вновь дистанцируется от всего мира, полностью сфокусировав внимание на своем единственном родном ребенке. Садится с ней за стол, любовно ерошит взлохмаченные рыжие волосы, которые девочке явно достались от матери.

— Моя милая маленькая дочурка, такая сильная и хрупкая одновременно.

Лотти куксится, она до жути не любит, когда её называют маленьким ребенком.

— Расскажи мне всё о своей поездке! Ты был в Китае? А в Италии? А в России? Представляешь, Элизабет из России! Она крутая, хоть иногда ей не нравятся мои игры! Мы как-то хотели поиграть в пиратов, а потом я стала бандитом! Элизабет сбежала, а я запирала её в шкафу, чтобы она не жульничала!

Мужчина смеется, выслушивая этот поток местами не связанных между собой мыслей. Но Шарлотта продолжает бомбардировку, не спуская с отца влюблённого взгляда:

— Ты заключал супер-пупер контракты с другими бизнесменами? А может ты встречался с другими перво...

Она немного забывается и уже пытается задеть тему, которая за этим столом является табу. Напрягаюсь всем телом, но Вергилий ловко останавливает расспросы, предвосхитив максимально неудобную ситуацию:

— Шарлотта, давай оставим вопросы на потом.

Просить дважды не приходится. Всегда бы так! Мне приходится упрашивать её по полчаса! Лотти замолкает, крепко обнимая отца за талию. Но я-то вижу, как её взгляд переходит в режим сканирования и пытается обнаружить в столовой чемоданы с подарками. Мужчина наблюдает за этими потугами со слегка ироничным видом.

— Думаешь, я тебе что-то привез? — со смешком интересуется он. — Извини,  моя жемчужина, но я был в отъезде по делам бизнеса. У меня совсем не было времени на походы в магазины!

На секунду Шарлотта замирает.

— Ты всегда так говоришь! Не ври!

Вергилий смеется, разводя руки по сторонам. Улыбается так широко, обнажая два ряда белоснежно-белых зубов, что даже щурится. У меня отвисает челюсть при виде этой картины. Семейная идиллия... была бы, если бы мы с братьями не сидели на пороховых бочках вместо стульев.

— Конечно, — заверяет мужчина свою дочь, — я не забыл про подарок для тебя. Ты уже несколько лет хочешь посетить Италию из-за рассказов Уильяма. Мы обязательно съездим с тобой туда, а пока, в честь Рождества и Нового года, я привез тебе панеттоне и прелестное платье, которое так любезно подобрала моя протеже. — Он обводит взглядом каждого из нас со снисходительной улыбкой на губах. — Остальных тоже не обделю, в багаже у меня есть несколько бутылок чудесного лимончелло. Всё прямиком из Италии. — А затем его взгляд исподлобья, уже отчасти хмурый, находит меня. Голос лишается любого признака симпатии, приобретая оттенки жгучего негодования. — Для мисс Бауэр у меня есть особенный подарок, но я хочу вручить его лично чуть позже.

Он из тех людей, кто обогатит тебя, если ты проявишь уважение, но я автоматически оказалась в чёрном списке. Откровенно не по себе становится после такого обещания. Какой «особенный подарок» он может мне преподнести? Путёвка в Лимбо до скончания веков?

Если внимательно всмотреться в его глаза, то можно прочитать неприкрытую угрозу: «Ты не уйдешь от меня живой». Я готова продать душу Дьяволу, лишь бы он забрал тебя к себе, Вергилий! Но, увы, схема не сработает, Дьявол во плоти уже передо мной. И Ад придет вслед за ним.

Приятная мелодия видеодомофона, доносящаяся из прихожей, заставляет нас прервать перестрелку взглядами. Облегченно выдыхаю. Напряжение последней минуты выходит из лёгких вместе с углекислым газом.

Губы Вергилия расплываются в сардонической улыбке:

— Судя по всему, моя протеже прибыла. Габриэль, прошу простить, что не предупредил о гостях. — Бросает он на него издевательский взгляд и тут же переключается на младшего сына. — Уильям, открой даме дверь, я вижу, тебе уже не сидится на месте.

Уильяма действительно с определений периодичностью потряхивает, пока мы сидим за столом. А как только речь зашла об Италии, он стал бледнее на пару оттенков, словно собирается испустить дух. Покорно встает из-за стола и спешит покинуть столовую.

Вергилий следом опускает Шарлотту на пол и твёрдой поступью идёт на кухню, где на гарнитуре выглядывает хрустальный кувшин с подозрительно красной жидкостью. Лицо Вергилия искажается, превращая и без того неприятную улыбку в мерзкую гримасу.

Слух улавливает скрип петель входной двери. Уильям возвращается бледный как труп. А за ним лёгкой, невесомой походкой в комнату заходит девушка. У меня в горле застревает ком. Сидящий рядом Дамиан давится кофе.

Хлопаю ресницами не в силах поверить собственным глазам. Девушка, которая занимала мои мысли три месяца жизни в Рейвен Хилл. Девушка, которую похоронили все. Девушка, которая стала несчастной жертвой из-за любви. Девушка, чье имя Моника Лодж.

Красива, но бледна и покорна. Впалые веки и темные круги под глубоко посаженными глазами, худощавая фигура транслируют какую-то нездоровую ауру, практически видимую и осязаемую. Ауру страданий и смерти. Теплое серое платье свободного кроя придает её телу ещё больше хрупкости, нежели есть на самом деле.

Габриэль резко вскакивает с места, вцепившись пальцами в столешницу. Взгляд бешено мечется по фигуре Моники, рот приоткрыт в шоке. Он был уверен, нет, он надеялся, что любимая им девушка обрела покой. Он мечтал и молился о том, чтобы она не стала очередной пешкой на шахматной доске Вергилия. Но Дьявол всегда на шаг впереди.

Показавшись в проеме кухни, Вергилий бросает на старшего сына вопросительный взгляд. Взмахом ладони требует занять своё место. Молча поправляет рукава дорогой черной рубашки, заправленной в классические брюки. Думаю, гневить перво... го человека в этом доме — не лучшая идея.

— Элизабет, разве тебе не нужно готовить завтрак для Шарлотты? — интересуется он у меня.

Утвердительно киваю несколько раз. Всё это время Дамиан крепко сжимает мою ладонь в своей, скрывая наши руки под столом. Выдавливает из себя подбадривающую улыбку и едва заметным кивком указывает в сторону кухни. С болью в сердце поднимаю дремлющего на коленях котенка и благополучно передаю его Дамиану. Что удивительно, на братьев он никак не реагирует.

Перед тем как скрыться за арочным проходом, бросаю быстрый взгляд на Монику. Они не двинулась с места, не сказала ни слова, как кукла, которая ждёт, когда кукловод дернет за нужную ниточку. Но что самое главное — она новорожденный вампир.

Прохожу на кухню, успешно забыв, что от меня требуется. Вергилий так и остаётся стоять между двух комнат. Сейчас он неприкрыто сверлит взглядом мою спину. По шее проходит неприятное покалывание. Особенно в области сонной артерии. Мысленно я уже оставляю завещание.

Достаю из холодильника молоко и переливаю в кружку, чтобы подогреть. Вдруг любящий папочка решит, что я пою его дочурку холодным молоком, чтобы та заболела.

— Признаюсь, для меня было шоком узнать, что ты из России.

Подпрыгиваю на месте от столько внезапной речи на русском языке. Стакан неловко выскальзывает и разбивается об пол. Вергилий выпрямляет спину, и на секунду его фигура будто бы увеличивается в размерах. Он словно в одно мгновение сбрасывает с себя груз прожитых столетий.

— Осторожнее, Елизавета, а то всю посуду в доме перебьешь.

У него нет акцента. Будто он говорит на русском с рождения. Хотя, чего ещё ожидать от человека, живущего на этой земле дольше любого живого существа.

Присаживаюсь на корточки, чтобы как можно быстрее собрать осколки. По ладони проходит волна пульсирующей боли, нервными окончаниями отдавая сигнал по всей руке. Только не сейчас... Переворачиваю дрожащую ладонь, чтобы увидеть в ней небольшой осколок кружки. Прямо в центре.

Держись, Лиза. Стискиваю зубы и вырываю его. Кровь резким потоком выступает из раны. Не долго думая и плевав на отвращение, подношу ладонь ко рту, принимаясь слизывать собственную кровь, второй рукой как ни в чём на бывало собираю осколки.

Спину начинают сверлить пять голодных, хищных взглядов. Мои инстинкты самосохранения обостряются до предела. Кошусь на арочный проем краем глаза. Они все до одного стоят и в упор смотрят на меня. Чуют кровь и в глазах их пляшут искорки безжалостного безумия. В голове проскакивает картинка из того видения в лесу. Братья так же остервенело смотрели на свою добычу в лице меня, как смотрят сейчас. Что происходит? Неужели они так легко теряют контроль в присутствии перво... отца?

Первым в себя приходит Дамиан. Встряхивает головой и тяжело дышит. Медленно кладет руку на сердце, словно не может поверить в происходящее. Мой герой. Всегда придет на помощь.

— Отец, позвольте помочь даме, — произносит крайне учтиво, ни разу не похоже на него. — Ей пора собирать Лотти в школу.

Не дождавшись реакции отца, он расталкивает всех, чтобы присесть рядом со мной и обнадеживающе улыбнуться. Он отошел очень вовремя. Сжимаю ладонь в кулак, чтобы остановить кровотечение и со лживой улыбкой на губах покидаю столовую, подталкивая Лотти в спину. Мы почти бегом поднимаемся по лестнице. На развилке я останавливаюсь и присаживаюсь на корточки, чтобы обратиться к девочке:

— Лотти, ты пока умойся и почисти зубки, а мне нужно забинтовать руку.

— У меня есть пластырь, — шепчет он, с подозрением выглядывая за парапет. — Или давай возьмём бинт в аптечке в ванной и я помогу тебе.

На том мы и сходимся во мнении. Как настоящая леди Шарлотта бежит в ванную, встает на свою специальную табуретку и ищет бинт. А мой кулак до сих пор сжат до такой степени, что ногти впиваются в кожу до предела.

— Тебе страшно, Элизабет? — неожиданно интересуется она, возвращаясь с бинтом.

— Нет, почему я должна бояться твоего отца? — вру. Нагло вру.

— Мне тоже страшно, — шёпотом признаётся она. — С каждым своим приездом он становится холоднее, я и не уверена, что он действительно мой папа. Папы такими не бывают...

Мы садимся на кровать в её комнате. Обнимаю Шарлотту, крепко прижимаю к груди, как собственную дочку. Что-то ласково щебечу на ухо в попытке успокоить. Кто бы меня успокоил.

Сегодняшний день поистине является началом конца. И пока не ясно, кто выйдет из этой битвы живым. Сейчас перевес определено не в нашу пользу. Но я так просто не сдамся. Буду сражаться до последнего вздоха, но не паду безвольной марионеткой, какую Вергилий сделал из Моники. И как бы чаши весов не меняли своего положения, одно останется неизменным: Дэйм будет так же крепко держать меня за руку.