Глава 14

Деймон 

На часах было уже далеко за полночь, а сна не было ни в одном глазу. Не только из-за света луны, который пробивался через занавески и светил прямо мне в глаза, но и из-за мыслей, что не давали покоя моей дурацкой башке.

Сегодня мой проект по строительству лыжного комплекса наконец-то перешел на новый этап. Часть необходимых документов были с горем пополам подписаны, место строительства проанализировано “от и до”, так что дело оставалось за малым. И, если все пройдет благополучно, то уже в следующем году мы перейдем непосредственно к отстройке.

Я надеялся, что к новому сезону, трассы, как и сам комплекс, будут готовы, и Тео с другими парнями из клуба биатлонистов смогут спокойно тренироваться, не выезжая за пределы Гаршира. Быть может, однажды и гонки будут проводиться здесь. Кто знает.

Еще одной мыслью, которая не собиралась меня покидать, была о том случае в коридоре университета сегодня днем. Я не понимал, с чего я вообще беспокоился о чувствах Каталины. Зато прекрасно осознавал, что слова, которыми бросался в нее в тот момент, иначе как гадкими не назвать.

Признаюсь, я был ужасно груб и нетактичен. Я не имел права рыться в той информации, которую она по незнанию рассказала мне, а потом использовать ее против нее самой же. И мысли об этом снедали меня с тех самых пор, как я присоединился к собранию в кабинете ректора.

Что я должен был делать теперь? Бежать посреди ночи к общежитиям и извиняться перед ней, потому что совесть не давала мне спать? А ведь завтра у меня еще тест по Истории архитектуры, а потом и поездка на первую в этом сезоне гонку Тео… Как мне исправить хотя-бы часть своих косяков?

Поднявшись с постели, босыми ногами прошлепал к рабочему столу и вытащил из ящика мятый разноцветный лист.

И все-таки, зачем ей все это? Таких зацикленных на работе людей мне еще не приходилось встречать. Особенно ее возраста. Она училась на первом курсе, следовательно, ей было от силы лет девятнадцать. Девчонки-первокурсницы, с которыми я в свое время общался, обычно, отрывались на вечеринках и вешались на парней, вспоминая о невыполненных домашних заданиях только на рассвете. Но Каталина…

Что с ней не так? 

Я пробежался глазами по тексту, выведенному чуть ли не каллиграфическим почерком и усмехнулся, когда взгляд остановился на цифрах ее номера. В тот момент, когда я их записывал в свои контакты, и не думал, что вообще воспользуюсь ими. Однако, сейчас всерьез подумывал…

Может, написать ей?

Нет, плохая, очень плохая идея.

Ты просто спятил, Деймон! Ночь на дворе, она явно отсыпается после, определенно, загруженного6 дня. А тут ты со своими смсками…

В самом деле, ну что я мог написать? «Хэй, Каталина, как дела? Мне сегодня изрядно помотали нервы, поэтому я был весь как на иголках. Не обращай внимания на мои слова...» – так, что-ли? Судя по выражению ее лица в тот момент, когда мы разошлись в разные стороны, она возненавидела меня еще больше. Вдоль и поперек. А если не чувствовала этого прежде, — в чем я сомневался, — то точно начала после моих нечаянных унижений.

Нечаянных? Тьфу.

С листом в руках, уселся за стол и запустил компьютер. Да, я собирался сделать кое-что очень, очень безумное. Просмотрев оставленные Каталиной ссылки, ввел одну из них в поиск браузера. Когда открылась страница с множеством фотографий, резко втянул воздух ртом.

И это все… ее? 

Я ничего не соображал в фотографиях — стили и все в таком роде, — но то, что предстало моим глазам было, определенно, хорошо. Даже слишком.

Работы были самые разнообразные, по большей части предметные и пейзажные. Но стиль, в котором они были выполнены, как будто объединял их между собой. От фотографий веяло непринужденностью, открытостью и просто жизнью.

С максимальным для ночи вниманием я изучал одно фото за другим. Анализируя, просматривая каждую деталь. Создавалось впечатление, что с их помощью Каталина хотела показать людям всю красоту окружающего ее мира. Найти в чем-то обычном и приевшемся нечто сокрытое. То, что можно было бы увидеть только хорошенько приглядевшись.

Вот, казалось бы, ничем не примечательная корзина яблок на деревянном столе. Чем тут можно удивить? Но ракурс, захватывающий зеленые листья какого-то дерева и теплые солнечные лучи, падающие на своеобразный натюрморт, делал общую картину более… детальной что-ли.

Я прокрутил страницу вниз и вдруг наткнулся на фото другого рода. В отличие от предыдущих, на нем была сама Каталина.

Судя по чуть размытому из-за установки ракурса фону, фото было сделано в какой-то комнате, у окна, откуда по стенам и мебели рассыпался солнечный свет. Лица девушки не было видно — к камере она была повернута спиной, — но узнать ее не составило большого труда. Каталина стояла довольно близко, так, чтобы в центр кадра попала лишь правая часть ее тела. Длинные темные волосы были заплетены в две небрежные косы, ниспадающие по спине, и благодаря которым открывался частичный вид на щеку и плавный изгиб шеи. А на виднеющемся краешке ее оголенного плеча сидела божья коровка. 

Без понятия, что такого было в этом фото… но, признаться, я рассматривал его добрые минут пять. Или десять. 

Каталина на нем казалась такой…

Резко развернувшись на кресле, я зарылся рукой в волосы, уставившись в окно на звездное небо.

Нельзя было этого делать.

Влезая в ее пространство, собирая по мелким частицам информацию о ней, все больше и больше уверялся в своей ошибке. В том, что она совсем не такая, какой я ее себе изначально представлял и тем более, какой мне ее представили другие.

Образ наглой стриптизерши-любительницы-денег в коротеньких шортиках никак не вязался с той девушкой-фотографом, с той Каталиной, с которой мы стали пересекаться все чаще и чаще. Конечно, я еще не настолько хорошо знал ее, чтобы утверждать это. Но ощущение, что я был прав сейчас, словно бы сигналило над головой: «тупица», «тупица», «тупица».

Мне не должно было быть до этого дело. Однако было, черт возьми! И мне ужасно не нравились те ощущения, которые я испытывал сейчас от этого осознания. 

Шумно вздохнув, снова повернулся к столу и взял телефон. Часы показывали без четверти два ночи.

А что, если все таки написать ей? Пусть не прямое извинение — для этого лучше выбирать личную встречу, — но… для начала, можно ей руку своеобразного мира протянуть…

М-да, действительно чувствовал себя тупицей.

***

Несмотря на то, что масштабы соревнований были далеко не такими, как, например, на Кубке мира, болельщиков здесь сегодня собралось немало. Кто махал флажками и плакатами, кто хлопал ладошками-трещетками, кто оглушающе гудел дудками. Один из последних не переставая дудел мне чуть ли не в самое ухо, но я был слишком занят наблюдением за происходящим на трассе, чтобы вырвать атрибут из его рук и выбросить куда-нибудь подальше от меня. Не особо любил все эти громкие поддерживающие штуки, но что поделать. 

Я остался у ограждения, чуть в отдалении от финишной черты и со странным волнением, потряхивающим грудную клетку, следил за сменой кадров на огромном экране. В сегодняшнем спринте, который открывал новый сезон, участвовало только тридцать спортсменов, собравшиеся с ближайших штатов, где более менее был развит биатлон. И Тео только что перешел с тринадцатой позиции на десятую.

Он старался изо всех сил. Я видел, как усердно друг тренировался в свободное от учебы время. Последние дни и вовсе были заполнены исключительно силовыми тренировками и выездами на трассы Лейк-Плэсида, которые уже засыпало приличным слоем снега. Тео натирал лыжи смазкой, надевал свой костюм из спандекса и работал до поздней ночи.

На экране показался огневой рубеж, и болельщики, казалось, затаили дыхание, когда прибывшая часть спортсменов приняли позицию “стойки”. Первые щелчки винтовок встретили дружные выкрики с трибун. Тео присоединился к стрельбе и с равным промежутком времени принялся закрывать одну мишень за другой.

Мой рот растянулся в улыбке.

Хорош.

Четверо парней из первой девятки пошли на штрафные круги, в то время как Тео выбился на пятое место. Хотелось вскинуть вверх кулак, но было, пожалуй, рановато для подобных жестов. Впереди еще полтора километра.

— Привет, Деймон.

Я резко повернул голову на голос и чуть не выругался вслух. Настолько не ожидал увидеть ее сейчас.

— Хейзел? А ты что здесь делаешь?

Она пожала плечами.

— Приехала поболеть.

Ах да, точно.

Я снова отвернулся, сложив локти на ограждение. Хейзел встала рядом со мной, повторив мое движение. Ее музыкальные пальцы с длинными красными ногтями перебирали флажок с какой-то надписью.

— Как у тебя дела? — спросила она между очередными дудениями болельщиков. Не дождавшись от меня ответа, продолжила: — Слышала, в СМИ просочились твои… новые фотографии?

— Почти. — Я фыркнул. — И те снимки - старье.

— Ясно.

Был ли это намек с ее стороны или еще что - плевать. Челюсть заныла от того, как сильно я сжал зубы. Одно появление этой девушки испортило весь мой позитивный настрой.

Но она не виновата.

Нужно напоминать себе об этом почаще. Особенно, учитывая…

Мой взгляд переместился на нее.

Хейзел всегда предпочитала во внешнем виде женственность. Потому даже здесь, на довольно холодном ветру, она была в кремовой водолазке, таких же леггинсах и темно-серой жилетке. Никаких длинных пуховиков, широченных джинсов и шарфов-пледов, в которые заворачивалась большая часть девушек-болельщиц. Каштановые волосы Хейзел были собраны в аккуратный высокий хвост, а лоб прикрывала черная кепка-козырек. 

Будь все в нашей жизни иначе, она, может быть, мне даже понравилась. 

— Твой отец знает, что ты здесь?

— Нет конечно, — хмыкнула Хейзел, не сводя глаз с экрана. На кадре показался один определенный биатлонист с номером двадцать три, и она грустно улыбнулась. — Он бы сразу объявил мне домашний арест до тех пор, пока… Ну, ты знаешь. 

— Ага.

Я повел плечами, пытаясь максимально абстрагироваться от недосказанных, но вполне понятных мне слов Хейзел.

На кой черт я вообще начал эту тему? Очевидно же, нам обоим она никогда не приносила ничего хорошего.

Разговор явно не клеился.

Какое-то время мы молчали, следя за ходом гонки. Мне нечего было ей сказать. Да, мы были знакомы еще со времен частной школы, но никогда не были особо близки. Разные интересы, разные цели, разные взгляды на жизнь. Мы толком-то и не общались. А теперь нам приходилось создавать видимость чего-то общего.

Боги, как я все это ненавижу…

— Ты не один такой. 

Неужели, я сказал что-то вслух? 

Я повернул голову, тут же встретившись с ее карими глазами. Глазами, полными настоящего отчаяния.

Хейзел слабо улыбнулась. 

— Те, кто говорит, что детишкам богатеньких родителей все достается за просто так, да и вообще, что они живут исключительно в свое удовольствие… Знали бы они, как ошибаются.

— Ну, иногда они все-таки правы, — усмехнулся я. 

— Да, иногда, — кивнула Хейзел и перевела взгляд на трассу, где стали появляться первые финалисты. Сквозь громкий гудеж и всеобщее ликование, едва расслышал, как она добавила: — Лично я предпочла бы отказаться от своего трастового фонда, лишь бы жить свободной жизнью обыкновенного человека.

Как бы ни было это глупо, смешно или даже банально… Единственное, на что у меня повернулся язык, было:

— Я тоже.