5.

После всех этих неожиданных сантиментов я чувствовала себя просто ужасно. Во-первых, из-за того, что Артём увидел, насколько я слабая. А во-вторых, для себя я поняла, что вряд ли когда-нибудь смогу кому-либо рассказать то, что хранилось все это время под замком, поставленным моими собственными родителями. Ветров хотел правды. Я соврала, сказав, что все хорошо. Убежала от ответа. В какой раз? Уже и не сосчитать вовсе. Я никогда не отличалась себялюбием, но сейчас я просто была преисполнена ненависти к одному очень мерзкому человеку – к самой себе. Мне было стыдно смотреть ему в глаза, стыдно было находиться рядом. И так тошно было оттого, что мне хотелось показать ему, как велико моё доверие к нему, а в итоге – молчание и ложь.

После того объятия он был слишком напряжен и даже подавлен. Было невыносимо видеть его таким.

Когда Артём убрал руки с моей талии, сказал то, что я ожидала услышать меньше всего:

— Кира, послушай. Я всегда выслушаю тебя. Я всегда помогу тебе. Только позволь. — Его глаза цвета коньяка были настолько искренними, что я поверила ему, ни на миг не сомневаясь. Наверное, это слишком глупо даже для такой наивной дуры, как я, но факт остаётся фактом.

Мы так и остались стоять посередине кухни. Я смотрела на него с благодарностью и отчаянием, а он на меня – с нежностью и каким-то непонятным раскаянием. Я не знаю, существуют ли вообще такие слова, способные описать его глаза, его взгляд. Это что-то невозможное, эфемерное.

Эту идиллию прервал звонок в дверь. Артём, молча развернувшись и сжимая руки в кулаки, прошествовал к двери. Я лишь следовала за ним. И сразу пожалела об этом. А ещё о том, что вообще нахожусь в этом доме, так как на пороге стояли мужчина и женщина, которые, видимо, были родителями Артёма и Антона. Мужчина являлся абсолютной копией Антона, только старше лет на 30: такие же темно-русые волосы, такие же серо-голубые глаза и такое же смазливое лицо, будто с глянцевой обложки. Единственным их различием, кажется, была только сетка морщин на лице мужчины, которой у Антона ещё не наблюдалось. Его мать была светленькой миниатюрной женщиной с большими зелеными глазами, такими яркими, будто едва распустившаяся листва. Её взгляд был мягок и добр, когда она смотрела на своего старшего сына; здесь и думать не надо, чтобы понять, насколько сильно она его любит. Её спутник производил впечатление отважного защитника, держа женщину под локоть. Артём же не походил ни на кого из этой пары: он имел цвета вороньего крыла волосы и карие глаза, которые на солнце отливали янтарем, а черты лица были суровыми. Он не производил вид доброжелательного паренька, в отличие от всех в его семье; от него буквально веяло холодом и агрессией.

Женщина перевела взгляд на меня, и на её лице расцвела какая-то странная, едва заметная улыбка. Я поняла, чем же они все-таки похожи: так же иногда улыбался Артём, что случалось, впрочем, крайне редко.

— Привет, сынок и его милая гостья. Я Ирина, мать этого балбеса, — её голос оказался таким же приятным и добрым, как её внешность. Я невольно улыбнулась. Артём же, к моему удивлению, был слегка в замешательстве. Непривычно видеть его таким, и моя улыбка стала ещё шире. Наверное, сейчас я выгляжу как последняя дура с нервным тиком, из-за чего рот перекосило на пол-лица.

Мужчина насмешливо посмотрел сначала на меня, потом на Артёма: мол, попались, голубки. Ветров посмотрел на него так же шутливо и обменялся с ним крепким рукопожатием, затем обнял мать. Объятие было долгим и наполненным нежностью, и на меня накатила какая-то непонятная добрая грусть, ведь таких отношений с моими родителями у меня никогда не было. И не будет.

Затем, к моему удивлению, женщина обняла и меня. А я стояла, как истукан, находясь в полном ступоре от такого прилива нежности к незнакомой девушке, которая черт знает почему находится в чужом доме. Я неловко коснулась своими руки ее спины, отвечая на объятие. Она мягко рассмеялась, положив свою голову мне на плечо:

— Моя невестка такая застенчивая! — Я покраснела от её реплики, что, к моему удивлению, сделал и Артём. Мужчина, увидев наше смущение, добродушно рассмеялся.

— Мама, — обратился к женщине Артём, — не смущай нашу гостью.

— "Гостью"? Да она почти хозяйка, раз ходит в твоей любимой футболке. А ты нас не знакомишь, партизан! — у его матери определенно имелся талант к смущению, потому как мои щеки уже горели, и я могу только догадываться, насколько они красные. Артём же выглядел очень весёлым. Кажется, ему нравилось видеть мою пунцовую от смущения физиономию. Я потом ему это припомню.

— Мама, — наконец Артём решил хоть как-нибудь вмешаться, — это Кира. Она остановилась у нас по... семейным обстоятельствам.

Лицо Ирины слегка омрачилось. Должно быть, она давно ждёт, что хоть один из сыновей возьмётся за ум, и девушки в их жизни перестанут быть кратковременным увлечением.

— Что-то серьёзное, милая? — Обратилась она ко мне. Что я ей должна сказать? На мой дом просто было организовано нападение, о котором наверняка знали родители и оставили меня, а сами уехали подальше, спасая свою шкуру, но, в принципе, ничего серьёзного? А что, думаю, ей очень понравится.

— Мам, её семья живёт по соседству. Мирные. —  Артём проговорил это с такой интонацией, будто им было что-то известно о моей семье, чего не знала я сама. Взгляд Ирины стал жалостливым; так, наверное, мать смотрит на своего ребёнка, когда тому больно. Вмиг весёлое настроение улетучилось, и мне одной, наверное, неизвестно, что послужило причиной такой резкой перемены настроения. Я смотрела в пол, ожидая, что после того, как узнают мою фамилию, начнут рассыпаться в лживых комплиментах и похвалах, как и остальные, а потом вежливо вытурят за дверь.

— Кира, — обратилась ко мне хозяйка очага, разрушая нависшее молчание, — я наслышана, и мне очень жаль. Твой отец никогда не отличался проявлением чувств, а мать никогда не думала о других, но это не оправдывает их поступок.

Откуда она знает? Откуда ей вообще знать моих родителей? Она взяла мои ладони в свои руки, и мне ужасно захотелось, чтобы моя мать была хоть каплю похожа на неё. Я абсолютно чужой ей человек, которого она встретила на пороге своего собственного дома, но Ирина уже была полна неподдельного сострадания ко мне. Я была поражена её открытости и честности, её добродушию и пониманию.

— Я так и не представился, — решил прервать нас спутник Ирины, — меня зовут Сергей. И я, если не менять формулировки, отчим этого балбеса..

Он натянуто улыбнулся, что сделал и Артём. Понятно, почему они вовсе не похожи. Интересно, где же его настоящий отец?

— Вы, наверное, голодные. Идем, я вас накормлю, — Ирина решила закончить сей драматичный момент, чему все были рады, и, как истинная хранительница очага, поспешила всех накормить, не обращая внимание на наши заявления, что мы ели совсем недавно.

Ирина прошла на кухню, и я напросилась ей в помощники. Мужчин она выгнала, когда те зашли предложить свою помощь, распинаясь о том, что пока в состоянии сама накормить своих любимых мужчин. Все это выглядело очень комично со стороны, прямо как в каком-нибудь фильме про дружную, весёлую семью.

Моя задача заключалась в чистке картошки, пока хозяйка кухни, напевая какую-то одной ей известную мелодию, резала мясо. — Знаешь, Кира, — прервав свою мелодию, заговорила Ирина. — С твоей матерью мы когда-то были хорошими подругами. Гуляли, смеялись, мальчиков обсуждали, — она захихикала, прямо как маленькая девочка, коей она в душе и являлась. Но спустя краткий промежуток времени её веселость улетучилась. — Потом её родители выдали её замуж за парня из богатенькой семьи, то есть, за твоего отца. И они уехали. Понимаешь, к чему я?

Она повернулась ко мне, вытирая руки о фартук. Конечно, я понимала. Моя мать не любит отца и вряд ли когда-то любила, а я была рождена лишь потому, что в нормальной семье должны быть дети. Это было известно мне давно. Но что именно хочет донести до меня Ирина? Она решила не дожидаться моего ответа:— Она была бы хорошей матерью и женой, если бы была собой. Если бы из неё не делали куклу в дорогих нарядах. Если бы её не выдавали за человека, которого она не любила. Понимаешь? Всегда будь собой. Тогда ты будешь счастлива. — Она отвернулась от меня, как только закончила свою речь. Мне оставалось лишь буравить её спину изумленным взглядом. К чему все это? Она ведь не знает меня совсем... — Но, вижу, ты и так под их дудку плясать не желаешь. Я не знаю, какой нужно быть падалью, чтобы оставить ребёнка... Артём, конечно, поступил как настоящий рыцарь, — она театрально приложила руку к сердцу, показывая свое восхищение; у них вся семейка такая: серьёзные темы чередуют с шутками и представлениями.

Это вызвало у меня улыбку, и Ирина, будто почувствовав, развернулась ко мне и улыбнулась мне в ответ. Впрочем, она сразу же отвернулась, снова погружаясь в работу.

— Ты часто молчишь и много думаешь. Это никогда не приводит ни к чему хорошему. Такие люди обычно одни, потому что не все понимают, что слова не так уж и нужны. Гораздо важнее улыбки взгляды, привычки... —  и я вновь непонимающе уставилась на спину Ирины. К чему она все это? Я знаю, что я часто молчу, но это происходит как-то само собой, вне моего контроля. Но к чему она задела тему одиночества и прочего? — Я просто хотела сказать... Артём так на тебя смотрит...И ты на него... Прямо сердце радуется. Я так рада за вас. Я не знаю, сколько вы вместе, но Артём никогда не приводил никого в дом... Он вообще у меня разгельдяй и бабник, но насчёт тебя он настроен серьёзно, это видно. Но я не говорю, что с ним будет просто. Артём, мягко скажем, сложный...

Нож выпал у меня из рук и звонко упал на разноцветный пол кухни. Его мама думает, что мы с ним вместе? Но ведь я знаю его всего три дня! Какое "настроен серьёзно"? Он действительно разгельдяй и бабник, и я ему вообще и даром не сдалась! Да нас даже друзьями назвать нельзя. Да и как я на него смотрю? Нужно и правда поменьше на него глазеть. Вот же черт. А если вспомнить, почему мы с ним познакомились, ситуация становится еще хуже. Знала бы его мама, на что Артём иногда способен.

— Ирина, но мы с ним... не вместе. — Теперь нож выронила она. Обернувшись, Ирина посмотрела на меня так, будто я сморозила какую-то несусветную чушь.

— Ты что, серьёзно? — она недоверчиво нахмурила брови. — Но ты же в его футболке и у нас дома... И он смотрит так на тебя...

Я не смогла сдержать улыбку. Одна только мысль о том, что он как-то иначе на меня смотрит, нежели на других, заставила меня улыбаться, как дуру. Как счастливую дуру.

— Ох, прости. Неудобно-то как, — Ирина покачала головой, будто ей действительно было неудобно. Но улыбка, которую она старательно пыталась скрыть, что ей не очень удалось, выдавала её с головой. Возможно, на самом деле она и знала, что мы не состоим ни в каких романтических отношениях, просто хотела намекнуть, что мы могли бы быть хорошей парой, тем самым ускорив процесс. Хитрая она, однако. Ирина, не переставая улыбаться, взяла у меня уже начищенный картофель и принялась его резать, сопровождая это все историями об Артёме во времена средней школы: как он постоянно дрался, как дерзил учителям. С каждой новой историей я смеялась все громче, даже вставляла свои комментарии. Но было весьма странно, что она не рассказывала ничего из его раннего детства. Ведь родители всегда запоминают своих детей ещё совсем маленькими. По крайней мере, мне казалось, что каждая мама всегда будет считать пусть своего уже взрослого ребенка все тем же карапузом.

Спустя какое-то время по всему дому разнесся чудесный аромат мяса по-французки. Сначала пришёл Сергей, спрашивая, скоро ли будет готово, а когда удалился, за ним пришёл Артём. Последний же остался сидеть на кухне, несмотря на угрозы Ирины, и та решила отомстить, рассказывая ещё более смешные истории, чем прежде. Артём сначала отмахивался, как маленький, что все было не так, что она привирает, но потом смеялся вместе со мной.

Сидя с ними за одним столом, я чувствовала себя практически дома. Будто меня здесь всегда ждали, будто я была частью их семьи, и не было никакой неловкости. Эти ощущения не передать словами, но я была чертовски рада находиться с этой неугомонной семейкой под одной крышей.

Артём, сидевший на соседнем стуле, придвинулся ко мне ближе, практически вплотную. Ощутив, как наши ноги соприкасаются, я невольно задержала дыхание, и он наградил меня насмешливым взглядом. Никто из его родителей не заметил этого, потому что оба были заняты дележкой последнего кусочка мяса. Я бы обязательно посмеялась вместе с ними, если бы рука Артёма не легла мне на плечи, прижимая к нему ближе.

— Ты им понравилась, —  прошептал он, склоняя свою голову ближе к моей.

— Хватит меня смущать. Твоя мама вообще думала, что мы пара, —  прошептала в ответ. И была абсолютно уверена, что он улыбнулся моим словам. Артём погладил моё плечо ладонью, и тепло разлилось по всему телу приятной волной. Рядом с ним все было как-то по-другому, не так мрачно и тревожно. Я чувствовала себя маленькой девочкой. Маленькой, ужасно глупенькой, чертовски счастливой девочкой.

Хлопнула входная дверь. Все повернули головы в сторону коридора. Оттуда, шатаясь, в столовую прошёл Антон. Будучи пьяным до неприличия, он не мог даже твёрдо стоять на ногах. Увидев семью за столом, он изобразил подобие улыбки на своём лице, но когда он увидел меня, сидящую в обнимку с Артёмом, он скривил гримасу отвращения.

— Братик, — протянул он своим заплетавшимся языком. — План сработал?

Я еле смогла разобрать, что он пытается выговорить. Но так и не поняла, что он имеет в виду.

— Какой план? — я выжидающе уставилась на Артёма, требуя ответа. Уже какой раз я наблюдаю столь странное поведение Антона. Его старший братец, уже давно убравший руку с моих плеч, нахмурился, уставившись на Антона.

— Ты пьяный. Вали спать, — процедил он сквозь зубы.

— Ой, Кира, а ты не знаешь? Он хотел тебе в доверие втереться. Чтобы потом тобой попользоваться. Ведь ты его отшила, причем очень очень грубо. — Антону эта реплика далась сложно, но, тем не менее, он с ней справился. Молодец.

Со своим планом справился и Артём. У него удалось заполучить моё доверие. Я горько усмехнулась, медленно поднимаясь из-за стола. Только не смотреть на него. Только не смотреть. Стук. Стол жалко. Артём опять бьёт все, что окажется у него под рукой. Со мной поступил так же.Повторюсь, рядом с ним я чувствовала себя маленькой девочкой. Но совсем забыла, что маленькие всегда отличаются наивностью и доверчивостью. Маленькая, обманутая из-за своей наивности и пораненная из-за собственной слепоты, девочка. Да, так будет точнее.

Поток сумбурных мыслей в голове, но единственное, что я понимала точно и ясно, что я впервые доверилась, и судьба сыграла со мной злую шутку. Молодец, Кира, так держать. У меня, должно быть, талант такой – окружение себе выбирать хорошее.

Трава приятно колола ступни. Солнце садилось. День заканчивался. Все имеет свойство заканчиваться. Завтра будет новый день. Но память о вчерашнем дне, к сожалению, останется. Или, быть может, к счастью? Солнце сядет, потом снова встанет. День сменяется ночью, ночь – днем. Все будет как раньше. Ничего толком и не поменялось. Нужно просто было меньше тешить себя надеждами. Причем, самыми что не на есть пустыми. Это же Артём! О чем я только думала? Что раз его родители посчитали меня милой, то я тотчас же нарожаю ему кучу детишек, и мы заживем, как в сказке? Да я едва знаю этого засранца. И слава богу, что мне не удалось познакомиться с ним поближе. Черт, о чем я только думала?

— Кира! — прогромыхал его голос по саду. Я была нисколько не удивлена, когда Артём развернул меня к себе лицом за плечи. Касания его были противны мне. Ладно, вру. Мне было противно только потому, что он подонок, а я самая доверчивая из всех особ, которых только видывал белый свет.

— Послушай. Я не врал тебе... — а еще Земля плоская, и далее по списку. Я не хотела это слушать.

— Он сказал правду?

В темноте я увидела его чуть сморщенный от напряжения лоб; он провёл рукой по лицу, будто пытаясь отмыться от произошедшей ситуации. — Я не врал. И сейчас не буду. Сначала – да.

И этого мне хватило, чтобы просто пойти дальше, к боковой двери, которая зачем-то поставлена была между его и моим участком. Сумасшествие какое-то. На кой хрен ее тут сделали? Чтобы что? Чтобы наши семьи ходили друг другу в гости и обсуждали свои газоны? Сплошное издевательство, Артёму даже дверь не нужна: он через заборы сигает так, что будь здоров. И проникает ко мне в дом через окно тоже довольно ловко. И вообще он гребаный ублюдок, которого я больше не хочу видеть, а он живет прямо по соседству. Фартуна решила повернуться ко мне спиной.

Для Артёма я была чертовым планом. Он трясся за меня и оберегал, чтобы кто-то другой не поставил его идеальную схему под угрозу. Это так нелепо и так отвратительно, что даже сон в доме, где все перевернуто вверх дном, казался мне лучше, чем хоть минута общества этого заносчивого соседа.