Глава 8

Чонгук, не постучав, открыл дверь в комнату Лисы. Она спала, и от ее красоты, от накатившегося желания у него перехватило дыхание, ноги подкосились.

– Лиса. – Он присел на кровать и взял ее за руку. – Лиса. – Он провел ладонью по ее лицу, отведя в сторону волосы. Она шелохнулась, потянулась и тихонько вздохнула. – Лиса.

Она потерла глаза и перевернулась на бок. Глаза у нее были сонные, волосы спутаны. Он никогда не видел женщину прекраснее.

– Гук? – глухим от сна голосом произнесла она. Всего-то назвала его имя, а он моментально возбудился.

– Звонила врач.

Лиса тут же села и откинула волосы с лица.

– Что она сказала? – Глаза у нее подернулись дымкой от слез.

– Я не носитель вируса. У нашего ребенка не будет никакого кистозного фиброза.

Она вскрикнула и обхватила его за шею, рыдания сотрясали ее. Чонгук прижал ее к себе и дал возможность выплакаться... за них обоих. Шея у него сделалась мокрой от ее слез. Она задевала губами ему щеку и шептала:

– Я так боялась. Я думала... я не хотела смотреть, как умирает наш ребенок, Гук.

– Вам и не придется.

– Моя сестра совсем маленькой девочкой умерла от этой болезни. Это было ужасно. Я чуть сама не умерла, видя, как она угасает. Я не смогла бы пережить этого опять с нашим ребенком.

– Я не знал, что вы через это прошли.

– Вот почему... – Она задыхалась. – Вот почему мне было так важно знать... чтобы подготовиться, чтобы удар не был нанесен неожиданно. Хотя не знаю, есть ли вообще способ подготовиться к такому... но знать... О господи, какое облегчение!

Лиса вытирала мокрое от слез лицо, нос у нее покраснел, веки распухли. Но он все равно хотел ее и с трудом, до боли в теле, сдерживался, чтобы не наброситься на нее. Сила ее любви к их ребенку только накалила его страсть.

Он взял в ладони ее голову, гладя большим пальцем золотистые завитки.

– Мы бы все преодолели. Мы не могли бы любить нашего ребенка больше или меньше. Но я рад, что нам не нужно больше волноваться.

– И я тоже.

Руки у нее сами собой поднялись и погрузились ему в волосы. Она медленно пропускала сквозь пальцы пряди. Волны удовольствия окатывали его. В этот момент, с этой женщиной, он ощущал сильнейший прилив чувственного наслаждения.

Она прикрыла глаза, ресницы касались щек. Ее рот совсем близко, горячее дыхание пахло сладостью, одно движение – и их губы соединятся. Чонгук хотел, чтобы это движение сделала она.

– Гук, как остановиться... – зашептала она. И прижала рот к его рту робким поцелуем.

Когда кончиком языка она коснулась его нижней губы, его самообладанию пришел конец. Он со стоном припал к ее рту, а она раскрыла губы, не противясь ему, и застонала от удовольствия. Этот негромкий стон возбудил его еще больше.

Чонгук медленно уложил ее. Она выгнулась, грудью задевая его грудь. На них слишком много всего надето, а ему необходимо ощущать ее обнаженное тело своим обнаженным телом, овладеть ею, чтобы наконец утолить небывалый накал страсти.

Он провел рукой по всем изгибам ее тела, взял в ладони грудь, нажимая на затвердевшие кончики сосков. Он возбудился, даже трогая ее сквозь одежду. Никогда с ним такого не было, ну разве что в подростковом возрасте он мог бы так же среагировать на женщину.

– Подождите. – Лиса откатилась от него, глаза смотрели испуганно. – Я не... Я не могу. – Она задыхалась, губы распухли. – Я не могу.

– Вы же хотите этого... я знаю, что хотите.

– Нет, – прерывисто выговорила она. – Простите. Мы... было бы лучше нам остаться друзьями. Что произойдет, если это... – она жестом указала на постель, – если у нас ничего не получится? Тогда мы превратимся в обозленных людей, какими бывают разведенные, будем возить своего ребенка туда-сюда и по очереди общаться с ним на отдыхе. Но если у нас будут платонические отношения, тогда все упрощается. Это самое умное, что можно придумать.

– У меня не возникнет никаких трудностей, чтобы соблюдать обязательства. Когда я произнесу брачные обеты, то произнесу их честно. Если вы в будущем предвидите наш развод, то не я это спровоцирую.

Лиса дрожащими пальцами пригладила волосы.

– Я не намерена с вами разводиться, но если вы внесете секс в наши отношения, то это все усложнит.

Чонгук поднялся с кровати.

– Все уже усложнилось из-за нашего взаимного влечения. Секс снял бы напряжение.

С этими словами он развернулся и вышел из комнаты. Лиса громко выругалась. Почему она это сделала – поцеловала его, словно одержимая сексом маньячка?

«И почему ты его остановила?» – этот вопрос подсказало ей собственное тело. Она горит, она взмокла в самых интимных местах. Его поцелуй лишил ее остатков воли. Она уже была готова позволить ему сделать с ней все, что он пожелает. Она страстно желала подчиниться ему, желала погрузиться в блаженное забытье в его объятиях.

Что же вернуло ей разум?

Она не хочет влюбляться. Если она поддастся своей страсти к нему, то что ее удержит не влюбиться в него? Ничего. Она уже приблизилась – опасно приблизилась – к состоянию любви.

В тот момент, когда он сказал ей, что тест отрицательный, она хотела всего лишь обнять его. Так легко было представить, что они – настоящая пара, ищущая поддержки друг у друга.

Но это не так. Они – два чужих человека, сведенные вместе волею судьбы, попавшие в сложную ситуацию. У него своя жизнь, у нее – своя. А что у них общего? Ребенок. Только это их и связывает.

Чонгук сказал, что не разведется с ней, и, скорее всего, так оно и есть. Он никогда и ни за что не оставит ребенка.

Он был верен Сане, но он любил ее. Без любви к ней, к Лисе, что удержит его около нее? Когда она располнеет, и фигура потеряет стройность, то ей будет нечем привлечь и заинтересовать его. А он уж точно заполучит любую женщину, какую пожелает.

Она не сможет пойти на это.

И если ей суждено провести остаток жизни, страдая от неудовлетворенного желания, то это будет незначительная плата за то, чтобы окончательно не разрушить свою душу.

Спустя три недели Чонгук так и не выполнил данное ей обещание соблазнить ее. И навязать себя ей тоже не пытался, да она и не верила, что он это сделает. Где-то в глубине сознания жило разочарование, что он, кажется, смирился с тем, что она действительно не хочет сексуальной связи.

И в результате она лежала ночами, сгорая от желания, вновь и вновь вспоминая все их встречи. И дорисовывая в уме заманчивые подробности.

Например, что они не остановились в тот день, когда узнали о результатах теста. В своих фантазиях она продолжала его целовать, расстегнула ему рубашку, обнажив мускулистую загорелую грудь. А он сделал то же самое с ней, расстегнул ей блузку, потом – застежку на бюстгальтере, потом опустил голову и взял в рот набухший бутончик соска.

Лиса защелкнула лэптоп и встала. Этот компьютер ей дал Чонгук, чтобы связаться с фондом помощи больным кистозным фиброзом. Они с Чонгуком обсудили создание отделения в Туране после того, как узнали о результатах теста, и он поручил ей заняться этим. Она делала работу через Интернет, сидя одна в комнате, и мучилась от страсти к мужчине, которого она не может, не должна допустить до себя.

Чонгук обеспечил ее не только компьютером, но и неограниченными средствами. Он также предоставил в ее пользование свободную комнату для работы, превратив в подобие кабинета. Окна выходили на морской простор. Глядя на яркую, кристально чистую воду, она хотя бы немного отходила от стресса, но избавиться от постоянно съедавшего ее желания все равно не удалось.

Порой ей было так плохо, что она уже задавалась вопросом, зачем отказывать себе в том, чего ей так безумно хочется.

Практичная сторона ее натуры призывала к разуму, а другая, порочная, возымевшая власть над ее чувственностью, требовала забыть о разуме.

К счастью, утренняя тошнота прошла, так что ей уже не приходилось проводить большую часть утра в уборной. Хоть какое-то облегчение, поскольку постоянное возбуждение от того, что Чонгук работает в своем кабинете в конце коридора, не отпускало ее ни на минуту.

С тех пор как они прибыли на остров, он был олицетворением обходительности и внимания, он позаботился обо всем, что могло ей понадобиться. Он превосходно играл роль любящего – но платонического – жениха. А в ее глазах это выглядело так, словно он специально делает ее жизнь невыносимой.

Лиса потянулась, чтобы сбросить с себя скованность от постоянного возбуждения, которое, казалось, проникло в каждый нерв и распирало ее изнутри. Коже словно было тесно.

Ей необходимы физические упражнения. С начала беременности ей этого определенно не хватало. Может, поэтому она находится в таком взвинченном состоянии. Выхода энергии нет – вот в чем дело. Ей всегда помогала добрая порция физической нагрузки.

Надо выйти из дома, чтобы размяться. Атмосфера виллы наносила вред ее здравомыслию.

Лиса порылась в своих вещах, которые прислали на Марис через несколько дней после их прибытия сюда, и нашла купальник. Купальник был слишком... крошечным. Черная эластичная ткань едва ли могла закрыть ее формы, которые с беременностью стали более объемистыми.

У нее всегда грудь была немного великовата по сравнению с тонкой фигурой, но сейчас это выглядело просто неприлично.

Лиса оглядела себя в зеркале. Лучше бы не смотрела: молочно-белая грудь так и вылезала из топа. Вздохнув, она схватила полотенце и завернулась в него, чтобы не было видно не только грудь, но и округлившийся живот.

Она прошла к огромному бассейну, порадовавшись тому, что территория бассейна, как и остальная часть виллы и острова в целом, была скрыта от посторонних глаз. Вокруг бассейна росли цветущие кусты, достаточно высокие, чтобы не было видно купающихся, но и не скрывавшие морской глади.

Лиса спустилась в воду и блаженно выдохнула, когда прохлада омыла разгоряченную кожу. Она с наслаждением плавала по всей длине бассейна, пытаясь забыть о Чонгуке... хотя бы ненадолго.

Она подплыла к краю и ухватилась за цементный выступ, смахивая капли воды с лица.

– Вы хорошо плаваете.

Дрожь пробежала у нее по телу. Неужели этот голос так и будет на нее действовать? Неужели она никогда не сможет безразлично относиться к появлению Чонгука?

Лиса подняла голову. Прямо перед глазами мускулистые ноги в пляжных шортах, а если поднять голову повыше – широкая, скульптурно вылепленная грудь.

– Спасибо, – натянуто ответила она и отплыла поскорее к лестнице. – Я была в школьной команде. – Лиса вылезла из воды, быстро схватила полотенце и, проклиная дурацкий купальник, прикрылась.

Она повернулась к нему. Господи, он – эталон сексуальности, весь состоит из твердых мышц, на загорелой коже выделяется темное пятно волос на груди.

– Значит, вы занимались плаванием?

Она кивнула и села на шезлонг в тени под пальмой.

– Я много чем занималась в школе. Плавание, дискуссионный клуб, школьная стенгазета. Все что угодно, чтобы получить дополнительный зачет.

– Дайте-ка я догадаюсь... У вас был средний балл 4,0?

Она пожала плечами:

– Получить меньше означало бы провал. Мне было необходимо получить стипендию, чтобы поступить в высшую школу.

– Ваши родители не платили за ваше обучение? – Он скрестил руки на груди, упругие мышцы четко обрисовались, и она не могла отвести глаза от этого зрелища.

– Моя мать не могла этого себе позволить. Когда отец... – Лиса не знала, зачем вообще она про это ему говорит, но почему-то с ним так легко разговаривать. Ей хотелось с ним разговаривать, хотелось, чтобы он побыл с ней. Она кашлянула и продолжила: – Когда отец ушел, то материально нам было трудно. Моя мать не располагала средствами. Да и желания у нее не было, чтобы заработать нам на жизнь.

Он нахмурился и потер небритый подбородок.

– Ваш отец не давал денег на содержание своего ребенка?

– Мы даже не знали, где он. Он ушел совершенно неожиданно и так и не вернулся. Я ничего не слышала о нем вот уже целых пятнадцать лет.

– Судя по всему, вам нелегко пришлось.

– Да. Особенно моей матери. Умерла Розэ, затем ушел отец, и она утратила смысл жизни. Она едва не потянула меня за собой в яму.

Чонгук сел рядом на шезлонг и наклонился к ней, дразня своим неповторимым терпким запахом.

– Поэтому вы такая независимая?

– Пришлось. Людям вы безразличны, каждый занят собой. Я просто поняла это раньше, чем другие. Но я выжила. Я сама себя сделала, сама добилась успеха.

– Но нет ничего позорного в том, чтобы принять помощь от других.

– Странно услышать это от вас. Когда в последний раз вы принимали помощь?

Губы у него дрогнули в улыбке.

– Я не помню.

– Не думаю, что такое когда-либо происходило.

– Но есть люди, которым помогать нужно больше, чем другим, – сказал он.

– Я в это не верю. Некоторые люди прозябают вместо того, чтобы двигаться вперед.

– Вы так считаете? Выходит, ваша мать просто не должна была опускать руки?

Лиса кивнула:

– Да. Я так считаю. Нельзя заниматься самоуничтожением из-за того, что тебя кто-то покинул. Не стоит от кого-либо так сильно зависеть. Привыкаешь полагаться на людей, становишься слабым, и тогда, если тебя бросают, ты уже не в состоянии встать на ноги самостоятельно, потому что лишился собственных сил. А в какой-то момент каждого могут покинуть.

Глаза у него потемнели.

– Да. И бывает, что урон не возместить.

Лиса думала о пустоте в душе после смерти Розэ, после ухода отца и потом из-за матери, хотя та никуда не уходила.

– Вот почему я ни в ком не нуждаюсь, – сказала она.

– На самом деле?

– На самом деле. Я зарабатываю себе на жизнь. Я достигла своих целей сама без чьей-либо помощи. Мне помощь не нужна.

– И мне тоже, – глухо произнес он. – И все же что-то... – Он взял ее руку и положил на свою голую грудь. Стук его сердца отдавался у нее в ладони, жаркая кожа обожгла ей пальцы. – Что-то вот здесь требует помощи.

У нее перехватило дыхание. Ее собственное тело горит в ответ на его прикосновение. Сердце повторяет удары его сердца, соски затвердели и болезненно пульсируют, а внутри в самом тайном месте теплая влага.

– Вот поэтому-то мы не можем себе позволить... этого. – Она попыталась убрать свою руку, но он ее не отпускал, прижимая к своей крепкой груди.

– И вы думаете, если мы будем это отрицать, оно уйдет само? Это чувство померкло у вас за те три прошедшие недели? А я каждую ночь мечтал о вас. О том, чтобы касаться вашей атласной кожи, ласкать ваше потрясающее тело, любить вас.

Ее объяло жаром, она чувствовала, что щеки у нее покраснели... и не от смущения. Ну, может, и от смущения, поскольку его откровенное описание того, что он хочет с ней сделать, превосходило ее опыт. Но жар был точно от желания, от бешеного биения сердца, от слабости во всем теле, руках, ногах. Она чувствовала, что способна на безрассудство, способна обхватить его обеими руками и получить то, что жаждет получить.

Он нагнулся и умело раздвинул языком ей губы. Она, не колеблясь, открыла рот, поймала языком его язык, а затем обвила руками его шею, чтобы ему было удобнее ее целовать.

Чонгук быстро расправился с топом бикини, и Лиса не успела понять, что случилось, как этот лоскуток исчез, и она осталась с голой грудью. Она выгнулась, и волосы на его груди оцарапали ей соски. Это вызвало у нее такой прилив чувственности, что мышцы внутри свело в предвкушении. Чего? Его ласк, прикосновений, всего. Она заерзала, чтобы как-то смягчить болезненное томление. Она знала: ничто ей не поможет, как бы она ни извивалась. Даже если сейчас она испытает оргазм, ей все равно будет мало. Потому что ее тело требует соединения с ним, требует, чтобы Чонгук заполнил собой пустоту у нее внутри.

Лиса, совершенно ошеломленная, смотрела, как он взял в рот розовый сосок и стал облизывать кончик. Она откинула назад голову, и у нее вырвался громкий стон, но ей было все равно, какие звуки она издает, ничто не имело значения. Важно только то, как он ее касается. То, что его греховный рот делает с ней.

– Восхитительная, красивая, – хрипел он, взял в рот другой сосок и начала сосать. Потом осыпал поцелуями ей грудь, ключицу, потом – пупок, потом его язык повторил тот же путь снова наверх.

Лиса горела, желание сжигало. Под его поцелуями она утратила способность думать, не могла ничего, кроме как упиваться тем, что он с ней делает.

Неужели такое чувствуешь с любым мужчиной? Если бы она раньше кому-то позволила то, что происходит сейчас, то ее тело отзывалось точно так же?

Нет. Она интуитивно чувствовала, что было бы не то же самое. Не надо иметь обширный опыт, чтобы знать: это не заурядное развлечение. Это что-то более зажигательное, что-то более загадочное и даже роковое. И она охотно поддается этому наваждению, даже подозревая, как это опасно.

Твердый, как камень, ком уперся ей в бедро. Она поняла, насколько он возбужден. Опустив руку, она осторожно сжала ладонью плотный и такой большой бугор.

Он тихо выругался, потерся бедрами о ее руку и снова завладел ее ртом. Его самообладание исчезало так же быстро, как и у нее. Она опять сжала его член и обрадовалась тому, что у него вырвался глухой стон. Ей всегда казалось, когда она представляла свою близость с мужчиной, что это будет означать его власть над ней. Но вот чего она не представляла, так это то, какую власть она могла бы иметь над ним.

Она никогда не думала, что этот орган у мужчин такой огромный, но ее это не испугало, только проняла дрожь, голова закружилась, дыхание перехватило.

До нее словно издалека донеслись звуки сотового телефона, но никакой звук не мог пробиться сквозь туман желания, полностью затмившего ей разум.

– Che cavolo! – выругался Макс и отскочил от нее, словно ошпаренный. Подойдя к столику, где он оставил свой мобильник, он ответил на звонок на итальянском. Он тяжело дышал, грудь у него поднималась и опускалась, возбуждение еще не улеглось, и это было видно – ткань шортов вот-вот лопнет.

Стук сердца отдавался у Лисы в ушах. Она медленно приходила в себя, постепенно ощущая тепло солнца, соленый бриз, слышала крики чаек на пляже. Она только что едва не занялась любовью с мужчиной. Не совсем так: она уже начала заниматься с ним любовью, хотя до конца они не дошли. И любой человек из прислуги мог выйти из дома и увидеть их, застать за этим занятием.

Лиса прикрыла руками грудь, только сейчас поняв, что грудь у нее голая. Минуту назад было так приятно чувствовать, что их с Чонгуком ничто не разделяет, а теперь она испытывала страшную неловкость. Ощущение близости испарилось, и Лисе казалось, что ее голой выставили на всеобщее обозрение.

Она выудила верх бикини из-под шезлонга и повернулась к Чонгуку спиной. Трясущимися, неловкими пальцами натянула топ, подхватила полотенце, плотно обернула грудь и незаметно вернулась на виллу, воспользовавшись тем, что Чонгук все еще занят разговором по телефону.

Она боялась остаться, потому что он мог продолжить то, что они не закончили. Лиса не была уверена, что у нее хватит сил ему сопротивляться.