6 глава.

В этом мире всё должно быть безупречным.Тело. Слова. Движения. Взгляд.Каждый мой шаг — под контролем. Каждое слово — выверено. Ошибок быть не может. Я просто не имею права на них.

«За ошибки всегда нужно платить», — так говорила мне моя мать. Сказано безэмоционально, почти равнодушно.Эта фраза впилась в мою память, как острое лезвие, и с тех пор стала моим правилом. Молчаливым законом, которым я жила.И до сих пор живу.

Сегодня я должна быть идеальной. Даже больше, чем обычно. Сегодня финальный выход. Последняя модель. Новая коллекция.

«La luna, ты самая сильная девочка у меня. Я горжусь тобой. Я уверен — твои мечты обязательно сбудутся».Эти слова отца звучали в моей голове, словно тёплое эхо из прошлого. Голос, которого мне так не хватает. Голос, который когда-то был моей опорой... до того, как исчез.

Я глубоко вдохнула, расправила плечи и шагнула вперёд.

Сцена ослепляла ярким светом, но я чувствовала каждое движение, каждое касание ткани к коже. Каблуки гулко стучали по подиуму, и каждый шаг отзывался дрожью где-то внутри. В зале царила тишина — напряжённая, почти сакральная. Вся энергия публики была направлена на меня.

Я шла уверенно. Грациозно. Как учили. Как требовали.

Когда я дошла до самого конца подиума, на мгновение остановилась. Свет прожекторов бил в глаза, а вспышки камер сливались в один слепящий вихрь. Но даже в этом сиянии, среди сотен лиц, я почувствовала его.

Этот взгляд.

Холодный. Жадный. Пронзающий спину, как игла.

Я не обернулась. Не дала себе этого. Но мне не нужно было видеть — я знала, кто это.

Данте Сантарелли.

Он сидел в первом ряду возле моей матери,нагло рассматривая меня.Смотрел так, будто имел на меня право. Будто уже владел мной.Этот взгляд был тяжёлым, словно цепи.Он напоминал мне: я под наблюдением.

И от этого становилось не по себе.

Я вошла в раздевалку и села на узкий диванчик у стены. Комната была тесной, словно коробка, окружённая множеством вешалок с одеждой — вечерние платья, костюмы, пальто, всё висело в хаотичном порядке. В углу стоял туалетный столик, заваленный косметикой, баночками, кистями, флаконами духов. Запах грима и пудры смешивался с запахом усталости, адреналина и чужих духов. Я обхватила себя руками, пытаясь немного успокоиться.

Я только начала приходить в себя, как в дверь кто-то вошёл — без стука, без разрешения, без тени сомнения.

Я резко подняла голову.

Данте.

— С какого чёрта ты врываешься сюда?! — прошипела я, вскакивая на ноги.

Он молчал. Просто смотрел. Его лицо было непроницаемо, взгляд — тяжёлым. И тишина от него пугала даже больше, чем слова. Он сделал шаг вперёд.

Я инстинктивно отступила назад.

Он продолжал приближаться — медленно, размеренно, как будто заранее знал, куда я отойду. Я отступала шаг за шагом, пока не упёрлась спиной в холодную стену. Дальше было некуда.

Он остановился прямо передо мной. Близко. Слишком близко.

Я подняла голову, откидывая её назад, чтобы увидеть его лицо. Он был выше. Гораздо. Давящий, как сама тень.

Я нервно сглотнула.

— Чего ты хочешь от меня, Данте? — спросила я, едва слышно. Мой голос предательски дрожал.

Он ничего не сказал. Просто медленно поднял руку и коснулся моих волос, убрав одну прядь за ухо. Его пальцы были тёплыми. Слишком тёплыми. Движение — ласковым, почти заботливым. Но я знала: это не забота. Это — контроль.

— Ты была невероятна, mia gattina, — прошептал он, наклоняясь ближе, к моей шее. Его дыхание обжигало кожу. Он зарывался лицом в мои волосы, вдыхая мой запах, как будто это давало ему власть надо мной.

Я замерла. В груди стучало паническое: Нет, нет, нет...Я резко отдёрнула голову, глаза распахнулись.

Он отстранился, чуть нахмурившись — недовольно. А я — не раздумывая — ударила его.

Пощёчина прозвучала громко, звонко, как выстрел в тишине комнаты.

— Что ты себе позволяешь, Данте?! — я закричала, отталкивая его от себя с силой, на которую даже не рассчитывала. — Это моя гримерка,куда ты не имеешь права врываться!Моя жизнь! Я не твоя собственность, ты не имеешь права!

Он сделал шаг назад. Его лицо оставалось спокойным, но я видела — под кожей что-то дёрнулось. Он не ожидал, что я ударю. Он не привык к отказу.

Я тяжело дышала, прижимая ладонь к груди, словно пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Моё тело дрожало от напряжения, от злости, от страха — но я не показала ни капли слабости.

Он посмотрел на меня — пристально, в упор. Его голос прозвучал почти ласково:

— Хорошо,mia gattina.

— Уходи, — прошептала я, чувствуя, как внутри всё сжимается. — Сейчас же.

Он ещё мгновение стоял на месте, а потом медленно кивнул и, не говоря больше ни слова, развернулся и вышел, оставив за собой гулкое, душное напряжение.

Как только дверь за ним закрылась, я осела на диван, будто ноги перестали держать. Закрыла лицо ладонями. Горло жгло, внутри всё колотилось. Я чувствовала — это было только начало.

И мне срочно нужно было придумать, как спастись от него.

Мне хотелось просто исчезнуть. Раствориться. Исчезнуть в городе, в вечернем воздухе, в шуме машин. Отдалиться от всех — от людей, от обязанностей, от всего этого глянцевого мира. Просто побыть одной.Но, увы, это было невозможно. На вечер был запланирован ужин с матерью. Что-то вроде «семейного» ужина, как она выразилась. Ложь. Театральная сцена для галочки.

Находиться рядом с ней — пытка. Каждый раз, когда я видела её лицо, слышала голос, чувствовала этот надменный холод — мне хотелось закричать.Она умела делать больно не словами, а паузами. Взглядами. Прикосновениями, которые никогда не были тёплыми. Каждый её жест — как у хирурга без наркоза. Точный, холодный, расчетливый.

Разговор с ней был невозможен. Она не слушала. Она только оценивала, критиковала, сравнивала. Пыталась найти что-то, что во мне «не так». И всегда находила.— Волосы не такие.— Спина слишком прямая, как у школьницы.— Губы слишком пухлые, это вульгарно.— Платье дешёвое, от него веет «средним классом».Она всегда пыталась превратить меня в куклу, в карикатуру. В своё собственное произведение. Опудало, выставленное на витрину.

Но мне было плевать.Я знала, кто я. Я знала, как я выгляжу. Я знала, что у меня есть харизма, сила и лицо, которое заставляет оборачиваться. Её слова больше не резали. Они просто скользили мимо, как дождь по стеклу.

Когда я приехала в ресторан, было уже темно. Я зашла внутрь, не снимая пальто, и уверенно направилась к дальнему столику, куда меня вызвали. Но, подойдя ближе, я застыла.Данте.Он сидел за тем же столом, рядом с моей матерью. А по другую сторону от него — Лука, его помощник.В груди что-то кольнуло.